Итак, он вернулся один, поверженным героем; постепенно сделал новую карьеру, выстроил жизнь заново, аккуратно расставив все ее составляющие порознь, чтобы, потеряв что-то одно, не потерять все, и запретив себе увлекаться жизнью, чтобы не потеряться в ней. Результатом он остался доволен.

Он был хорошим шерифом. Каковы бы ни были причины, по которым люди проголосовали за него, сейчас они точно знали, за что платят налоги. Он твердой рукой управлял округом, свел преступность до минимума. Так было до сегодняшней ночи, а теперь начиналась проверка. Теперь придется доказывать, что он занял эту должность не только потому, что когда-то умел быстро бегать и не сводить глаз с меча.

Он докажет, и нечего сомневаться. Он поймает убийцу. Он победит, потому что побеждать умел всегда. Он не вынесет поражения. Как, впрочем, и добрые граждане Стилл-Крик.

Он правильно вызвал специалистов из криминального бюро. Парни из лаборатории исползали стройку вдоль и поперек, как муравьи; нашли все мыслимые отпечатки пальцев, сняли все на фото-и видеопленку, сделали гипсовые слепки следов шин, измерили пятна крови и с каждого наскребли образец в отдельный пакетик. Они пропылесосили «Линкольн» Джарвиса и просеяли весь мусор в поисках мелких улик. Их работоспособностью можно было только восхищаться, подумал Дэн, делая большой глоток пива. Правда, он предпочел бы восхищаться ими не у себя в округе.

Завтра тело перевезут в центральный судебный морг в Миннеаполисе, где патологоанатомы установят причину смерти. Не то чтобы это нельзя было определить на месте, но Док Трумэн, судмедэксперт округа Тайлер, был раньше обычным практикующим врачом. Он и теперь выезжал по вызовам на дом в своем старом «Бьюике» пятьдесят седьмого года выпуска. Ни инструментария, ни желания проводить вскрытие для расследования убийства у него не было. Разумеется, по долгу службы и просто для приличия он будет сопровождать тело из погребальной конторы Дэвидсона в Миннеаполис, будет присутствовать при вскрытии, но, как он сказал Дэну перед отъездом, хочет ограничиться ролью свидетеля.

Свидетель… Дэн как наяву увидел Элизабет Стюарт, бледную, дрожащую, с блестящими от слез глазами, когда она заново переживала тот ужас, что испытала, найдя труп Джарвиса. Проклятье! Ведь тогда, в кабинете, ему захотелось обнять ее, утешить. Он выплеснул в траву остатки пива, поставил пустую бутылку на перила, всмотрелся в ночь. От фермы Дрю его дом отделяло только пастбище и редкая рощица. Безусловно, слабая и беззащитная Элизабет для него куда опасней, чем вызывающе красивая. С физическими желаниями он как-нибудь справится, секс можно отложить на потом, а беззащитность — совсем другое дело. Ранимость и нежность, хуже не придумаешь. Но о таких вещах ему вообще не хотелось думать, потому что он предпочитал верить своему первому впечатлению от Элизабет. Кошка, которая гуляет сама по себе. Такую утешать и в голову не придет.

— Папочка?

Дэн машинально обернулся, будто его называли папочкой каждый день. На самом деле это выпадало ему всего несколько раз в год, когда Эми приезжала в гости, а в остальное время — только по телефону. Дочка стояла у двери в огромной, до колен футболке «Лос-Анджелес Рейдерз». Длинные каштановые волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Она сонно моргнула, вышла на крыльцо и прильнула к нему так привычно, как если бы делала это каждый вечер. Дэн обнял ее, прижался щекой к теплой макушке, вдыхая запах земляничного шампуня и туалетной воды «Кукай».

— Ты что это бродишь? — тихо спросил он. — Тебе давно пора спать, котенок.

Эми улыбнулась ему так, как будто он был старым маразматиком.

— Папочка, мне уже пятнадцать лет.

— Ничего подобного, — проворчал Дэн. — Не больше десяти. Недели не прошло с тех пор, как ты срыгивала мне на рубашку молочную смесь.

— Фу! — Эми притворилась оскорбленной, но не выдержала и рассмеялась. — И потом, я еще живу по калифорнийскому времени, — примирительно напомнила она.

Дэн промычал что-то в ответ. Ему не хотелось думать о том, что его дочка живет на другом конце страны с матерью и ее мужем, занявшим его место.

Через шесть месяцев после развода Трисси подписала брачный контракт с первым полузащитником. У него было твердое намерение стать вторым Джоном Мэдденом и целы оба колена. Дэн твердил себе, что с уходом Трисси потерял немного, просто он не любит проигрывать. Пожалуй, его не сильно задело и то, что при разводе она обобрала его до нитки. Одного он не мог простить бывшей жене: она отняла у него дочь.

Он еще раз взглянул на Эми, и ему стало страшно. Теперь он сам видел, что она уже не та маленькая девочка, которую он помнил. С последней встречи она вытянулась

Сантиметров на пятнадцать, и милая пухлость исчезла, уступив место грациозной угловатости будущей топ-модели. Она находилась где-то на полпути от девчушки к женщине: ее щеки, раньше круглые, стали чуть впалыми, и овал лица удлинился, но детские веснушки на курносом носике еще не исчезли.

Так много времени потеряно. Годы пролетели мимо, оставив ему лишь горстку воспоминаний о малышке с косичками, которая повсюду таскала с собой ободранного тряпичного кролика. Он так мало пробыл отцом маленькой девочки, что теперь понятия не имел, как обращаться с дочерью-подростком.

Он сделал строгое лицо, разыгрывая праведное негодование.

— Дома ты тоже не спишь до трех часов ночи? И мама позволяет?

— А еще я брею ноги, — кокетливо ответила она, вдруг став очень похожей на Трисси. — И хожу на свидания с мальчиками.

Дэн содрогнулся от неподдельного ужаса и покачал головой:

— Вот оно как. Все, завтра же отправлю тебя в монастырь.

— Мы ведь не католики.

— Ничего, за вознаграждение они принимают всех. Свидания… боже, к этому он не готов. Его дочка еще не доросла до свиданий. Или он еще не так стар, чтобы иметь взрослую дочь? Он совсем не ощущал себя старым — до сих пор, но сейчас, стоя глубокой ночью рядом с ней, вдруг почувствовал, что очень стар и скоро умрет.

— Сегодня вечером правда кого-то убили? — раздался в темноте тихий, немного испуганный голосок Эми.

— Да, — пробормотал Дэн. — Правда.

Она вздрогнула, крепче обняла его, прижалась щекой к груди.

— Не думала, что когда-нибудь здесь может такое случиться.

Дэн вглядывался поверх ее головы в темную стену деревьев за лугом. Где-то дальше, за деревьями, «Тихая заводь» и ферма Дрю. В воздухе чувствовалась какая-то давящая тяжесть, гром рокотал чуть ближе, чем раньше. По небу шарили костлявые пальцы молний.

— И я не думал, милая, — прошептал он.

— Ты знаешь, кто его убил?

— Нет, но я выясню. — Он ласково взял ее за подбородок. — Сразу после того, как уложу тебя баиньки. Так значится в моем списке неотложных дел.

Эми возмущенно закатила глаза.

— Пап, я уже слишком большая, чтобы меня укладывали спать.

— Да ну? — Подбоченившись, он шагнул к ней, и она попятилась. — То есть ты считаешь, я слишком стар, чтобы отнести тебя наверх?

— Нет, нет, — возразила она, смущенно хихикнув, и отступила к двери, выставив перед собой ладошки. — Не надо.

Этот ритуал они придумали, когда Эми исполнилось десять, и она решила, что окончательно переросла вечер-, ние путешествия на папиной спине. По убеждению Дэна, почти все отцы и дочери изобретали нечто похожее — должны же быть какие-то традиции отхода ко сну. Когда-нибудь Эми действительно станет для этого слишком взрослой, но, черт побери, все-таки не сегодня. И без того привычная жизнь рушилась под натиском перемен; не хватало еще, чтобы дочка вдруг выросла в одну ночь.

Не спуская глаз с Эми, он отрезал ей путь к двери и принял боевую стойку, подавшись вперед и расставив руки, чтобы поймать ее. Он вспомнил свое футбольное прошлое, старые навыки вернулись, и на секунду он почувствовал себя быстрым и сильным, как в том матче, когда Кении Стэблер пасовал ему мяч за мячом без перерыва.

— Папа, я серьезно, — строго сказала Эми. — Я выросла. Я слишком тяжелая.