— Да неужели? — подняла бровь Элизабет. — А мне казалось, здешние нравы таковы, что люди еще подумают, голосовать ли им за того, кто при любой возможности бежит к бывшей жене за утешением.

Рич побагровел еще сильнее и устрашающе шевельнул бровями.

— Ты мне не угрожай. Джолин против меня и слова не скажет. Мы слишком много значим друг для друга.

Элизабет громко прыснула, даже не успев сообразить, что надо сдержаться. Да, в общем, она и пытаться не стала бы. Если Кэннон действительно думает, что она может купиться на такое, значит, он еще глупее, чем она решила с самого начала. Она хохотала, пока на глаза не навернулись слезы, а Рич все это время стоял и пытался уничтожить ее взглядом.

— Радость моя, ты, оказывается, шутник. Давно я так не смеялась, — с трудом переводя дыхание, сказала она. — Иди лучше займись делом. А то начнется твоя кампания, не до того будет.

Рич проглотил все, что хотел сказать в ответ, и шагнул к двери.

— Пусть она позвонит мне, как появится.

— Стряпаешь себе алиби на тот вечер, когда Джералд приказал долго жить? — Она притронулась указательным пальцем к виску и понимающе кивнула. — Очень разумно.

Он замер на пороге, прищурился.

— По-твоему, я в числе подозреваемых? Так тебя понимать?

— Нет, но уж, если к слову пришлось, тебе ведь его смерть была на руку. Воображаю, какой кусок семейного пирога отписан малышке Сью.

— Нам денег и так хватает.

Элизабет снова расхохоталась, хлопая ладонью по столу.

— Боже ты мой, вы только послушайте! Денег не хватает никому и никогда. И потом, может, ты просто хотел заполучить все. Или у Джералда было на тебя что-нибудь в черной книжечке.

У Кэннона задергался мускул на щеке, а цвет лица стал еще гуще, будто его душил галстук. Он выпрямился, сжал кулаки, потом сообразил убрать их в карманы брюк.

— Мисс Стюарт, я баллотируюсь на высокий пост, и с моей стороны было бы просто неумно убивать человека, который меня поддерживал.

Элизабет усмехнулась:

— А кто когда говорил, что ты умный? Из горла у Рича вырвался странный звук, и он рванулся к ней, но остановился, задыхаясь от злобы.

— Знаешь что, — прохрипел он, опять грозя ей толстым, коротким, как обрубок, пальцем, — у тебя, кажется, проблемы с общением. Наглых приезжих, прущих напролом и не стесняющихся в выражениях, здесь не любят. Так у тебя не будет друзей.

— Ты в качестве друга мне не нужен.

Теперь в его глазах не отражалось ничего, кроме раздражения. Поджав губы, он смотрел на Элизабет в упор, пока она не опустила глаза, и тогда мрачно сказал:

— Полагаю, в качестве врага тоже. Распахнулась дверь, впустив в душную комнату свежий утренний ветерок, и напряжение, плотным облаком повисшее в воздухе, немного разрядилось. На пороге появился Дэн, и у Элизабет вырвался вздох облегчения. Подумать только, еще вчера она не поверила бы, что когда-нибудь будет рада его появлению.

— Доброе утро, шериф, — улыбнулась она, пожалуй, слишком лучезарно.

— Мисс Стюарт, — кивнул он, переводя взгляд с нее на Кэннона. Рич просто кипел. Глаза у него налились кровью, как у разъяренного быка, шея побагровела. Так же он вел себя, когда еще в школе как-то раз, играя в баскетбол, получил предупреждение — не вспомнить, за дело или нет. Только сейчас его гнев вызвал не судья, а Элизабет. Умеет она общаться с людьми, что да, то да.

— Дэн, — дернул подбородком Рич, скорее вызывающе, чем приветственно.

Двадцать лет назад Рич считал Дэна своим главным соперником и с тех пор так и не отделался от школьного убеждения. Когда, уйдя из профессионального футбола, Дэн вернулся домой, в Стилл-Крик, Рич все так же пыжился, пытаясь доказать ему и всем, что он круче, богаче, важнее, известнее. Дурак, он и в сорок лет дурак.

— Рич, ты мне нужен. Зайди сегодня ко мне насчет Джералда.

Кэннон негодующе фыркнул:

— Господи, Дэн, ты что, меня подозреваешь?

— Так положено, — пожал плечами Дэн. — Мы выясняем по минутам, что он делал в день убийства, куда ходил, с кем говорил. И нам надо взять отпечатки пальцев у всех, кто в последнее время мог оказаться в его «Линкольне», чтобы исключить друзей и родственников и поскорее выйти на убийцу.

— Я думал, все знают, что его убил Керни Фокс.

— Это простая формальность, — осклабился Дэн. Хорошо все-таки быть полицейским в маленьком городке, где всем все известно. Правда, иногда это очень мешает.

— Разумеется, заскочу, — согласился Рич, показывая безупречно белые зубы. — Да, кстати, для протокола: у меня алиби. Я был с Джолин. — Он бросил тяжелый взгляд на Элизабет, вложив в предназначенную ей улыбку всю ненависть, на какую был способен. — Мы работали над деталями освещения моей предвыборной кампании.

— Отлично, — равнодушно заметил Дэн, ущипнув себя за переносицу, чтобы подавить зевок. Известно, над чем работал Рич. — Увидимся днем.

Кэннон вышел из кабинета твердым шагом, довольный, как нашкодивший школьник, обдуривший директора и увильнувший от наказания.

Дэн устало облокотился на стол, покачал головой:

— Кого он хочет обмануть? Весь город знает, что он продолжает ходить к Джолин.

— Наверно, вы думаете: вот жеребец, — сердито сказала Элизабет, готовая немедленно ринуться на защиту подруги. Да, Джолин поступает глупо, но пусть только попробует кто-нибудь говорить о ней неуважительно.

Он бегло взглянул на нее:

— Я думаю, что он вдвойне мерзавец.

— Приятно узнать, что какие-то нормы для вас существуют, — буркнула Элизабет.

Дэн оставил ее колкость без внимания, повернулся к ней лицом, положив оба локтя на стол, и окинул взглядом с головы до ног. В этой длинной юбке и блузке с кружевами, с черепаховыми гребенками в волосах у Элизабет был строгий, недоступный вид.

— Да, мисс Стюарт, существуют. И вы вполне вписываетесь в некоторые из них.

Ага, значит, во всем, что касается секса, она в его вкусе, а больше ни о чем он и думать не стал.

— Я польщена, — протянула она, — но, если вы решили, что чего-то добьетесь лестью, вынуждена вас разочаровать: не интересуюсь.

Она хотела незаметно отстраниться, и по всему это должно было получиться красиво и естественно, но он поймал ее руку.

— Вчера вечером мне показалось, что интересуетесь, — вкрадчиво произнес он, поглаживая тонкую кожу запястья, под которой просвечивали голубые жилки и бешено бился пульс. Дэн придвинулся чуть ближе и потянул ее к себе, легонько сжав запястье. — Верьте мне, Лиз, мы с вами говорим на одном языке.

И он был прав. Элизабет кляла свое тело, не знающее ни стыда, ни гордости, ни разума, когда рядом оказывается мужчина, но не собиралась сдаваться без боя, тем более человеку, который так низко ее ставит.

— Говорим на одном языке?! — спросила она. — Вы понимаете, когда вам на вашем родном языке говорят «нет», или мне послать за переводчиком? Вы меня не интересуете.

Он выпустил ее, расправил плечи. Элизабет перевела дыхание, но он ни на миг не сводил с нее внимательных глаз и только негромко уронил:

— Посмотрим.

— Посмотрим, пока глаза целы, — огрызнулась Элизабет. Теперь, когда он не прикасался к ней, она снова осмелела.

Дэн от души рассмеялся, и морщины на его лице немного разгладились.

— Вы прелесть. Тело, созданное для греха, и язык, разящий как молния? И как вы только живете?! Скажите, в Техасе все женщины такие?

Не выдержав, Элизабет улыбнулась. Теперь, когда угроза близости миновала, ее подстерегала новая опасность: что Дэн ей понравится. Когда он переставал быть упрямым ослом, то становился довольно милым.

— Нет, — по-южному нараспев протянула она. — Конечно, из всех порядочных девушек в Техасе воспитывают будущих королев красоты. Но я, к счастью, унаследовала от папочки хорошо подвешенный язык, а кому он нужен на конкурсах красоты?

— Да уж, — усмехнулся Дэн. Его действительно рассмешила сама мысль об Элизабет в купальнике, подмигивающей какому-нибудь неравнодушному к ней старцу из жюри. Как ни странно, ее колкая речь, так раздражавшая начала, теперь бодрила его. Женщина, которая без всякого жеманства и вежливых иносказаний говорит все, что думает, лучше, чем приличные дамы. В Элизабет было много такого, что ему очень не нравилось, но ее несдержанность на язык сюда не относилась.