Видад была довольна своей жизнью в столице. Война в Ливане продолжалась, и женщина не испытывала пи малейшего желания вернуться туда, где смертельная опасность подстерегает человека на каждом шагу. Она беззаботно жила в стране, совсем не похожей на ту, которую ей пришлось оставить. Муж снял просторную виллу, купил мебель, и они зажили спокойно и счастливо. Больше всего Видад поражало то, что в нашей стране практически нет преступности. Наказания за преступления в нашей стране таковы, что мало кто из преступников рискует заниматься своим ремеслом в Саудовской Аравии; ворам у нас отрубают руки, а убийцам и насильникам – головы. Видад и в голову не могло прийти, что ее маленькая дочь может подвергнуться какой-то опасности.

Двумя месяцами раньше Видад пригласила своих подруг па скромную вечеринку. Так же, как и саудовкам, иностранкам совершенно нечем запять себя. Видад подала легкие закуски и прохладительные напитки, а затем они принялись играть в карты. Двое из ее подруг взяли с собой детей, и дочь Видад играла с ними в саду.

Проводив последнюю гостью, Видад помогла двум своим служанкам-индианкам убрать дом к приходу мужа. Тут зазвонил телефон, и Видад принялась болтать с подругой, забыв о времени. Когда она положила трубку, было уже совсем темно, и она крикнула слугам, чтобы те привели домой дочь.

Однако девочки нигде не оказалось. Поиски пи к чему не привели, и Видад принялась обзванивать подруг. Одна из них вспомнила, что видела, как девочка сидела на заборе с куклой в руках. Вернулся муж Видад, и они вместе стали искать девочку. Расспросили соседей, но никто из них не видел ребенка.

Прошло несколько недель. Видад с мужем были уверены, что девочку похитили и, скорее всего, со уже пет в живых. Видад потеряла вся-, кую надежду увидеть своего ребенка и-не находила себе места. Все опостылело ей, и бедная женщина вернулась в Ливан к родителям. Муж остался работать в Эр-Рияде, чтобы обеспечить семью.

Прошло десять дней после возвращения Видад в Бейрут, и однажды ночью раздался громкий стук в дверь ее дома. Напуганная уличными боями, она притворилась, что ее нет, и не отвечала па стук, пока не услышала голос соседки, кричащей, что у нее. есть известия от мужа Видад.

Как выяснилось, соседке только что позвонил муж Видад. Разговор был прерван, но муж успел передать для Видад невероятную новость. Ей необходимо было срочно сесть на пароход и как можно скорее прибыть в саудовское посольство на Кипре, где ее уже ждала виза для возвращения в Саудовскую Аравию. Оттуда Видад должна была срочно вылететь в Эр-Рияд. Ее дочь была жива!

На дорогу из Ливана до Кипра, а затем до Аравии ушло три долгих дня. В Эр-Рияде Видад узнала правду о своей пропавшей дочери.

Оправившись от потрясения, испытанного при виде дочери, стоящей у ворот виллы, муж Видад немедленно отвез девочку в клинику для обследования на предмет сексуального насилия. Результаты осмотра леденили кровь; доктор сказал, что ребенок не пережил сексуального насилия, но над ним была проведена серьезная операция. Дочь Видад использовали в качестве донора почки. Рубцы па теле девочки еще не зажили и гноились от инфекции.

Медицинский персонал больницы долго ломал голову над тем, как и где была проведена операция. Скорее всего, это было сделано за пределами Саудовской Аравии, так как в то время подобные операции в стране не проводились.

Полиция, расследовавшая это дело, высказала предположение, что девочку вывез в Индию какой-то богатый саудовец, чей ребенок нуждался в пересадке почки. Вполне возможно, что этот человек похитил несколько детей и выбрал из них наиболее подходящего. Невозможно было восстановить события, предшествующие операции, так как девочка помнила только длинную черную машину и вонючий носовой платок, который ей прижал к лицу какой-то большой мужчина. Когда она проснулась, все ее тело разрывала невыносимая боль. Она была заперта в комнате, где ей прислуживала только одна женщина, не говорящая по-арабски. В один прекрасный день ей завязали глаза и долго куда-то везли, высадив в конце концов возле дома ее родителей.

Несомненно, тот, кто похитил ее, был богатым человеком, потому что девочка сжимала в руке узелок, в котором оказалось двадцать тысяч долларов и сверток с драгоценностями.

Попятно, почему Видад теперь ненавидела нашу страну со всем ее богатством, благодаря которому люди думают, что деньги дают им право распоряжаться чужими жизнями. Они считали, что можно взять у ребенка часть его тела и заткнуть рот его родителям деньгами. Когда Видад увидела, что я не могу поверить ее рассказу, – настолько он ужасен, она принесла мне свою дочь и показала длинный розовый шрам на теле бедной девочки. Длина этого шрама как бы отражала глубину морального падения некоторых моих соотечественников.

В ужасе я только качала головой – у меня не было слов, чтобы выразить свои чувства по поводу этого ужасного преступления.

Видад с любовью смотрела на свою дочь, чудом оставшуюся в живых. Последние слова Видад вырвали из моей души остатки слабой гордости за страну, где мне пришлось родиться. Она сказала:

– Мне жаль вас, саудовских женщин. За то короткое время, что я пожила в вашей стране, я поняла, как тяжело вам приходится. Конечно, деньги несколько скрашивают ваше существование, но, по большому счету, ваш народ обречен! – Она помедлила и закончила: – Хотя иностранцы и рвутся в Саудовскую Аравию, чтобы заработать, все они без исключения ненавидят вас!

Последний раз я увидела Видад в аэропорт когда она бережно прижимала к себе своего драгоценного, вновь обретенного ребенка.? После лечения в Лондоне, Видад решила, что лучше рисковать жизнью под бомбами в Ливане, чем жить в богатой стране, искалечившей ее ребенка.

Мы с детьми переночевали в Лондоне и на следующее утро пересекли Ла-Манш и прибыли во Францию, а оттуда на поезде отправились в Цюрих. Оставив детей в гостинице, я поехала в банк и сняла деньги с именного счета моего сына. Теперь, когда у меня в руках было более шести миллионов долларов, я чувствовала себя в безопасности.

Я наняла такси до Женевы, оттуда вылетела в Лондон, а затем па Нормандские острова, где положила деньги в банк на свое имя. На расходы я оставила те деньги, что взяла из сейфа Карима в Эр-Рияде. С островов мы вылетели в Рим, а оттуда на такси отправились обратно в Париж.

В Париже я наняла домработницу, шофера. И телохранителя, затем, под вымышленным именем, сняла виллу в одном из предместьев Парижа. Теперь я была уверена, что Карим никогда не найдет нас.

Прошел месяц, и я, оставив детей на попечение домработницы, вылетела во Франкфурт. Там я пришла к управляющему одного из крупных банков и сказала ему, что я из Дубая и, хочу положить в банк крупную сумму денег. С этими словами я достала огромную стопку денег и положила ее на конторку.

Управляющий едва не потерял дар речи, а я попросила его разрешения воспользоваться телефоном, чтобы позвонить мужу, который, сказала я, сейчас находится в Саудовской Аравии по делам службы. Управляющий немедленно вскочил и только что не щелкнул каблуками. Он сказал, что я могу говорить по телефону, сколько мне угодно. Добавив, что будет ждать меня этажом ниже, управляющий оставил меня одну.

Я позвонила Саре, так как к тому времени она уже должна была родить и, наверняка, сидела дома. Я облегченно вздохнула, когда слуга ответил мне, что госпожа дома и сейчас подойдет к телефону.

Услышав мой голос, Сара ахнула. Я спросила ее, не прослушивается ли ее телефон, она ответила, что не знает наверняка. Сара торопливо сообщила мне, что Карим вне себя от беспокойства. Он смог проследить наш маршрут только до Лондона и теперь не имел понятия, где мы можем находиться. Карим сообщил членам семьи о происшедшем и теперь искренне сожалел о случившемся. Он хотел только одного – чтобы мы с детьми вернулись домой. Карим сказал, что хотел бы поговорить со мной.

Я попросила Сару передать сообщение для моего мужа, в котором говорилось, что я презираю его и что больше он нас не увидит. Более того, я сделала все необходимые приготовления, чтобы оформить гражданство другого государства для себя и детей. Когда я буду в полной безопасности, то научу сестер, что надо делать, чтобы начать новую жизнь, но Карим так никогда и не узнает, где я нахожусь. В качестве последнего удара, я просила Сару передать Кариму, что Абдулла, его сын, больше не хочет знать своего отца.