Они шли вдоль огораживающего стройку забора, и движение Колпакова напомнило капитану выхватывание пистолета для выстрела в воздух: рука метнулась к левому бедру и резко выпрямилась, направляя ствол вверх; но никакого оружия в ней не было, а короткий сухой треск оказался звуком лопнувшей доски.

Колпаков выпустил воздух и спокойно продолжил:

— Потерпевшему никакой разницы не будет.

Крылов остановился, рассматривая повреждение. Древесина вогнулась, треснула, как переносица… И на таком же уровне…

— Где вы находились вчера вечером в девять часов?

Вопрос оперуполномоченного прозвучал резко, почти враждебно.

— А в чем дело? — по инерции спокойно спросил Колпаков. — Уж не подозреваете ли вы меня?

— Пока нет. Но похоже, убийство совершено именно таким ударом.

Геннадий посмотрел Крылову в лицо: не шутит ли? И ощутил растерянность — капитан не шутил.

— Ну… глупо… разве б я стал демонстрировать…

— Где вы находились вчера вечером?

— Сейчас… — Он вспомнил, что заходил к Колодину и просидел час-полтора, но во сколько это было? Есть ли у него алиби?

— Быстрее!

Заледеневшие глаза Крылова сверлили насквозь.

— У Сергея Павловича. Но времени не помню.

Доставая записную книжку, капитан втиснулся в будку телефона-автомата, набрал номер.

Сердце Колпакова билось учащенно. В чем дело? Он же ни в чем не виноват, бояться совершенно нечего…

Когда Крылов вышел из кабинки, лицо его расслабилось.

— Извините.

Обычный голос, обычные серые глаза. Но он умеет атаковать стремительно и неудержимо, внушая парализующий страх, — высшее качество бойца карате. Ведь испугаться — значит проиграть еще до начала схватки. Чего же он испугался? И кто из них сильнее духом: известный сенсей, отдавший Системе десять лет жизни, или этот худощавый парень, буднично исполняющий свой служебный долг?

Колпаков привык быть первым. Он научился работать жестче габаевских «зверей», на соревнованиях выбивал их одного за другим и вплотную приблизился к мастерскому нормативу, но сейчас, глядя новым, только что открывшимся зрением на Крылова, не был уверен, что сумел бы победить его, как любого другого.

— В нашем деле следует тщательно проверять каждое сомнение. — Крылов не совсем точно истолковал затянувшееся молчание спутника. — Зато теперь я смело могу обратиться к вам с просьбой…

— С просьбой? — вяло переспросил Колпаков, мучительно размышляя, чем же объясняется отчетливо ощущаемое превосходство Крылова, и пытаясь понять причину своего испуга.

— …Принять участие в следственном эксперименте.

— Что я должен сделать?

— Показать удары, которыми можно нанести интересующее нас повреждение. И еще попросим вас как специалиста высказать мнение: кто может владеть подобным ударом — стаж тренировок, спортивная квалификация предполагаемого убийцы…

Колпаков машинально кивал.

— Договорились. Завтра позвоню.

Ладонь оперуполномоченного была жесткой и тяжелой.

«Не боится подозрений только честный человек, — сформулировал наконец Колпаков. — За кем водятся грешки, тот опасается любой проверки: вдруг что-нибудь выплывет…»

Мысль была унизительной, и он ее отогнал.

На следующий день в одном из залов провели следственный эксперимент. Колпаков наносил сокрушительные удары в голову распятого на шведской стенке борцовского манекена, молчаливый фотограф щелкал затвором аппарата, багроволицый, с близко посаженными глазами судмедэксперт помечал что-то в блокноте. Чуть в стороне на длинной низкой скамейке сидели понятые.

— А не был ли один из таких ударов на Садовой? — услышал Колпаков вопрос инспектора.

— Нет, там боксерские дела, — уверенно ответил судмедэксперт. — Картина повреждений совершенно другая.

— Вот, пожалуй, и все, — переведя дух, сказал Колпаков и привычно опустился на колени. Эта поза показалась ему сейчас неуместной, но менять ее он не стал.

— Ваше мнение, доктор? — Крылов заглянул в блокнот задумавшегося эксперта.

— Третий… Или пятый… Можно их повторить?

Колпаков снова подошел к манекену, снова дергалась, сплющивалась ватная голова и дрожали толстые деревянные перекладины.

— Нет, все же третий… Да, точно! Так и запишите: наиболее вероятно, что смертельная травма причинена ударом под номером три.

Потом Крылов дал Колпакову прочесть материалы дела. Драка возникла сразу после танцев. Силы противников были явно неравны, рослый здоровяк — признанный «король» дискотеки, окруженный многочисленными подданными, и никому не известный парень в черных кожаных брюках и зеленой рубашке с вышитым на плече клеймом «Армия США». К удивлению очевидцев, именно он явился зачинщиком ссоры, которая не сулила ничего, кроме неприятностей, — «король» жестоко подавлял посягательства на свой авторитет.

Но в этот раз обернулось все по-другому. Парень без труда ушел от тяжелых ударов, низко присел на широко расставленных ногах, грозно выставил растопыренные пальцы, и сразу стало ясно, что он не пьяный неосмотрительный задира, ввязавшийся сдуру в скверную историю, а расчетливый и умелый боец, преследующий какую-то цель, известную только ему. Да, пожалуй, еще трем-четырем новичкам танцплощадки, внимательно наблюдающим за развитием событий.

«Король» топтался вокруг, тщетно пытаясь достать непривычно обороняющегося противника, потом, потеряв терпение, ударил ногой, но тот поймал и резко вывернул ступню, бросив его на пыльный заплеванный асфальт.

Разъяренный «король» атаковал, как бешеный бык, единственным результатом стали еще несколько падений и обширный кровоподтек на скуле.

— Все. Макс, заканчивай! — сказал один из новичков, постоянно поглядывавший на часы.

В это время испивший до дна чашу унижений «король» схватил обломок кирпича и швырнул в собравшегося уходить обидчика. Лицо Макса искривила гримаса боли и ярости, он неуловимым движением уложил бывшего «короля» на землю и в поднявшейся суматохе скрылся вместе с наблюдавшими бой незнакомцами. Когда приехала «Скорая помощь», пострадавший был уже мертв.

Примет Макса и его товарищей свидетели не запомнили, хотя один заявил, что сможет их опознать, если увидит.

— Что скажете? — спросил капитан, когда Колпаков закончил читать.

— Скорей всего, они опробовали защиту… Или на спор этот Макс должен был выстоять определенное время против более сильного противника… А последний удар получился случайно, как бы сам собой, такое бывает…

— Вот как? — саркастически улыбнулся Крылов. — И часто?

— Бывает, — упрямо повторил Геннадий. — Когда навыки закреплены на рефлекторном уровне, но им не сопутствует умение владеть собой.

— Какой стаж занятий у убийцы?

Страшное слово, умышленно произнесенное оперуполномоченным, резануло слух. Колпаков внутренне обмяк.

— Не начинающий… Лет около четырех… Эта низкая стойка… Скорей всего, «дракон»… Группа Слямина? Они любили всякие эффектные споры…

Крылов слушал с напряженным вниманием. От него веяло неотвратимой целеустремленностью, словно от самонаводящейся торпеды в момент пуска. Как бы тщательно ни прятался фирменно наряженный Макс, как бы далеко он ни убежал, как бы надежно ни замаскировался — промаха не будет. Отыщет его капитан, достанет из любой норы и возьмет — никакие навыки и приемы тому не помогут.

Колпаков остро ощутил, что ему бы не хотелось иметь противником Крылова. Никогда и ни при каких обстоятельствах.

Значит, постулаты Системы, пригодные для затерянных в горах монастырей средневекового Китая, действительно не срабатывают в наших условиях? И умение голой рукой раздробить кирпич вовсе не делает человека всемогущим, не возвышает над окружающими? И Гончаров был прав? Есть котлеты палочками… Глупо. И смешно.

Смеяться Колпакову совсем не хотелось.

— А что за случай на Садовой? — поинтересовался он, чтобы заполнить паузу.

— Довольно странная история. Постучали трое, но один ударил хозяина и ушел, остальные все в квартире вверх дном перевернули, но ничего не взяли. Если, конечно, верить потерпевшему. Он побывал в нокауте, но переломов нет: то ли в боксерской перчатке его били, то ли руку специально обматывали. Хозяин — личность одиозная, у него прозвище Миллионер, не слыхали? И знает он, конечно, тех, кто у него был, но раздувать дело не хочет. Хулиганы, говорит, и точка. Если бы соседи не позвонили, мы бы вообще ничего не узнали.