Мои наблюдения показывают, что чаще вместо психологической помощи люди добивают своих близких общими фразами типа: «Время лечит», «Возьми себя в руки, что ты разнюнился как ребенок?» Знающие принцип сперматозоида никогда так поступать не будут. От этих фраз становится только хуже, ибо в момент горя человек считает, что его горе будет длиться вечно. Когда ему советуют взять себя в руки, ему становится еще хуже, ибо в руках он себя уже держал, а фраза о том, что ты разнюнился, больше напоминает оскорбление.

Чего не избежать ни одному человеку, так это потерь и страданий. Но, как говорил В. Франкл, в горниле страданий выковывается личность. Конечно, следует сделать все, чтобы избежать горя, но если уж такое случилось, следует его достойно вынести. Какое бы несчастье ни произошло с человеком, у него всегда есть возможность выбора. Даже в концентрационном лагере, где условия жизни были нечеловеческими, как это наблюдал все тот же В. Франкл, одни становились свиньями, а другие святыми.

Ведя беседу о горе, связанном с потерями близких людей, я буду ссылаться на Э. Линдеманна.

У большинства людей, которые находятся в горе, отмечаются периодические приступы физического страдания, длящиеся от 20 минут до часа (спазмы в горле, припадки удушья с учащенным дыханием, постоянная потребность вздохнуть, чувство пустоты в желудке, потеря мышечной силы), и интенсивное субъектное страдание (напряжение или душевная боль). Горюющие замечают, что очередной приступ наступает раньше обычного, если их кто-нибудь навещает, если им напоминают об умершем или выражают сочувствие. У них наблюдается стремление избавиться от )того состояния, поэтому они отказываются от контактов с окружающими и стараются избегать любых напоминаний об умершем.

Учти это, если идешь навещать горюющего человека, вспомни принцип сперматозоида и не напоминай ему о потере или старайся поговорить о чем-нибудь другом. Приведу основные признаки, по которым можно судить, что человек находится в горе.

У человека, находящегося в горе, наблюдаются и некоторые изменения сознания. Возникает чувство нереальности, ощущение увеличения эмоциональной дистанции, отделяющей его от других людей (иногда они выглядят призрачно или кажутся маленькими) и сильная поглощенность образом умершего. Одному пациенту казалось, что он видит свою погибшую дочь, которая зовет его из телефонной будки. Он так был захвачен этой сценой, что перестал замечать окружающее, особенно же на него подействовала та ясность и отчетливость, с которой он услышал свое имя. Некоторых пациентов очень тревожат подобные проявления горя: им кажется, что они начинают сходить с ума.

Многих пациентов охватывает чувство вины. Человек, которого постигла утрата, пытается отыскать в событиях, предшествующих смерти близкого, доказательства того, что он не сделал для умершего всего, что мог. Он обвиняет себя в невнимательности и преувеличивает значение своих, даже малейших, оплошностей.

Вот тут-то и можно ему сказать, что он не Бог, что только Бог может все предвидеть, все предусмотреть и все сделать. Некоторым это помогает.

Кроме того, у человека, потерявшего близкого, часто наблюдается утрата теплоты в отношениях с другими людьми, тенденция разговаривать с ними с раздражением и злостью, он требует, чтобы его не трогали, причем все это сохраняется, несмотря на усиленные старания родных и друзей поддерживать с ним теплые дружеские отношения.

Это чувство враждебности, необъяснимое для самих пациентов, очень беспокоит их и тоже принимается за признак наступающего сумасшествия. Они стараются сдержать враждебность, и в результате у них часто вырабатывается искусственная натянутая манера общения.

Учти это и лишний раз не лезь к горюющему со своим участием. Оно ему не нужно. Лучше уж попроси, чтобы он что-нибудь сделал для тебя. Может быть, это его отвлечет. Но и тут нужно проявлять осторожность.

Заметные изменения претерпевает также повседневная деятельность человека, переживающего тяжелую утрату. Они состоят не в задержке речи или действий, наоборот, в речи появляется торопливость, особенно когда разговор касается умершего; пациенты становятся непоседливыми, совершают бесцельные движения, постоянно ищут себе какое-нибудь занятие и в то же время болезненно неспособны организовать свою деятельность. Все делается без интереса. Больной цепляется за круг повседневных дел: однако они выполняются им не автоматически, как обычно, а с усилием, как если бы каждая операция превращалась в особую задачу. Он поражается тому, насколько, оказывается, эти самые обычные дела были связаны для него с умершим и потеряли теперь всякий смысл. Особенно это касается навыков общения (прием друзей, участие в совместных мероприятиях, ведение беседы), утрата которых ведет к большой зависимости скорбящего от человека, который старается стимулировать его активность.

Нередко у пациентов появляются симптомы заболевания или манеры поведения умершего. Сын обнаруживает, что походка у него стала, как у умершего отца. Он смотрит в зеркало, и ему кажется, что он выглядит как умерший. Интересы могут сместиться в сторону деятельности умершего, и в результате пациент может посвятить себя делу, не имеющему ничего общего с его предыдущими занятиями.

Но горе не может быть вечным и постепенно, даже если не вмешиваться, проходит. Нередко неумелое вмешательство извне только утяжеляет его течение.

Продолжительность реакции горя определяется тем, насколько успешно индивид осуществляет работу горя: выходит из состояния зависимости от умершего, вновь приспосабливается к окружающему миру, в котором потерянного лица больше нет, и формирует новые отношения. Одно из самых больших препятствий в этой работе состоит в том, что многие пациенты пытаются избежать сильного страдания, связанного с переживанием горя, и уклониться от выражения эмоций, необходимого для этого переживания. Пациенты должны принять необходимость переживания горя, и только тогда они будут способны смириться с болью тяжелой утраты. Иногда они даже проявляют враждебное отношение к психотерапевту, не желая ничего слышать об умершем и довольно грубо обрывают его вопросы. Но в конечном итоге они решаются на пересиливание горя и отваживаются предаться воспоминаниям об умершем. После этого наступает быстрый спад напряжения, встречи с психотерапевтом превращаются в довольно оживленные беседы, в которых образ умершего идеализируется. Постепенно у пациента проходят опасения относительно приспособления к дальнейшей жизни.

Такие реакции наступают в результате искажения нормальных реакций горя. Трансформируясь в последние, они находят свое разрешение.

Если тяжелая утрата застает человека во время решения очень важных проблем или если это необходимо для моральной поддержки других, он может почти или совсем не обнаруживать горя в течение недели или даже дольше. Я наблюдал, как жена поддерживала мужа после гибели их сына. Она была деятельной иактивной. Когда мужу стало легче, ее реакция развернулась во всей полноте.

Иногда отсрочка может длиться годы, о чем свидетельствуют случаи, когда пациентов, недавно перенесших тяжелую утрату, охватывает горе о людях, умерших много лет назад. Так, 38-летняя женщина, у которой только что умерла мать, как оказалось, лишь в небольшой степени была сосредоточена на матери; она была поглощена мучительными фантазиями, связанными со смертью ее брата, трагически погибшего 20 лет назад.

Не исключено, что острота сегодняшнего горя представляет сумму теперешней утраты и прошлых неотреагированных неприятностей. Так, один из моих подопечных рассказал мне следующее: «Умерший отец мне снился в течение года. Тогда качество моей жизни было неважным. Смерть матери я перенес гораздо легче. Но в это время я был на подъеме, а качество жизни я оценивал как высокое Может быть, в том и состоит польза большого горя, что оно вычищает авгиевы конюшни души, загрязненные неотреагированными неприятностями?»