Ли — самая сильная и умная из своих сестер — обещала вырасти в такую же умную и уважаемую женщину, как ее мать. Она рассталась со своей невинностью, потому что сама захотела этого, из любопытства. В шестнадцать лет она не думала о риске.

Повитуха научила ее многому, рассказала о таких вещах, о которых, как подозревала Ли, даже мама не знала. И Ли не забыла это: в сумке у нее были все нужные листья и высушенные и растертые в порошок травы, чтобы оградить себя от неприятностей. Она уже не столь наивна и не собиралась отдать себя в руки Сеньору, легко клянущемуся в любви, каждое движение и взгляд которого столь чувственны.

Маленький ослик поднял голову, хрипло закричав, и звук этот резким эхом разнесся по улице. Когда он стих, Ли услышала медленное цоканье копыт. Сеньор с горожанином обогнули угол, ведя между собой чалую лошадь.

Ли скептически взглянула на тощую кобылу. Сеньор перехватил ее взгляд и пожал плечами.

— Здесь нам лучше не найти.

— Но у нее же бельмо!

— Да, я знаю. Но немного зрения у нее еще осталось.

— А цена?

— Четыре луи за экипаж и кобылу. Можете попробовать поторговаться с ним сами, чтобы он сбросил цену, если хотите.

Ли отвернулась.

— Меня это не касается.

Правил лошадью Эс-Ти, твердо намереваясь ни единым жестом не выдать дурноту, которую испытывал в качающемся из стороны в сторону экипаже. Ли сидела рядом, вцепившись руками в борт кабриолета, чтобы не свалиться на ухабах, и морщилась каждый раз, когда слепая лошадь спотыкалась. Эс-Ти делал вид, что ничего не замечает.

Слепая кобыла хоть и спотыкалась, но все-таки шла по дороге, которая временами напоминала узкую каменистую тропу. Эс-Ти не расслаблялся, не позволял себе чувствовать, что его укачивает, и гнал все неприятные ощущения. Не раз он слезал и шел пешком, взяв лошадь под уздцы, когда дорога становилась особенно тяжелой.

Эс-Ти крепко держал поводья в левой руке, пропустив их между пальцами так, что даже малейшее движение посылало сигнал. Он все время говорил с ней, тихо, ласково, то повышая, то понижая голос, словами упреждая рывок поводьев.

Маленькая полузрячая кобыла оказалась сообразительной, быстро привыкла к звуку и запаху волка — ведь Немо бежал следом; она успокоилась и с готовностью постигала науку — поворачиваться слегка влево в ответ на падающий тон, вправо — на повышающийся, даже раньше, чем он натянет вожжи. Он с удовлетворением видел, что это помогает ей двигаться. Вместо того чтобы спотыкаться, заваливаться на сторону, когда ее то и дело дергают за поводья при объезде камней и рытвин, — она чутко отзывалась на подсказку хозяина, успешно обходила препятствия. Уже через полдня пути лошадь отважно шла, отпущенная на полный повод, чуткие уши напряженно ловили сигналы возницы, спотыкалась она редко. Когда же дорога расширилась и начался ровный, недавно проложенный участок, она с готовностью побежала рысью.

Немо трусил позади кабриолета с весьма довольным видом — ведь теперь они двигались гораздо быстрее. Из-за волка Эс-Ти и выбрал эту боковую дорогу, а не оживленный путь через Лион и Дижон. Во Франции еще была свежа память о волках-людоедах, которые, по слухам, унесли не менее трех дюжин человеческих жизней всего десять лет назад. Немо обычно старался не попадаться на глаза людям, но чем более безлюдной была местность, которую они пересекали, тем легче ему было спрятаться при необходимости.

Что случится, когда им придется взять с собой волка в самое сердце Франции, оказаться на людных дорогах, — об этом Эс-Ти не мог заставить себя думать.

К вечеру они проехали расстояние втрое больше того, что могли пройти пешком. Спина его ныла от напряжения — ему приходилось сидеть, наклонясь вперед, выдерживая тряску экипажа. Голова болела. Не доезжая до Обена, он остановил кабриолет и взглянул на Ли.

— Не хотите ли поужинать сегодня за настоящим столом?

— Это неплохо.

Он спрыгнул на землю и подозвал Немо. Волк, задыхаясь, выбежал откуда-то сбоку, перескочив через кусты, и с восторгом приветствовал хозяина. Эс-Ти повел его в сторону от дороги, туда, где росли сосны, и, побродив немного, нашел волку местечко у поваленного дерева. Встав на колени, он руками сгреб опавшую хвою и соорудил для него из опавшей хвои некое подобие лежбища. Немо кружился рядом, рыл землю лапами, а потом удовлетворенно упал и, свернувшись, уткнул нос в свой пушистый хвост.

Эс-Ти вернулся к экипажу, отряхивая пыль и грязь с рукавов. Сев в кабриолет, он сделал глубокий вдох, борясь с тошнотой, охватившей его, как только кабриолет тронулся с места. Ли искоса взглянула на него.

— Как вы себя чувствуете?

Он не собирался признаваться ей в дурноте. Только не ей, нет уж, спасибо.

— Я безумно голоден. — Он попытался уверенно улыбнуться. — В Обене непременно должен быть постоялый двор.

Как и все гостиницы во Франции, «Белая лошадь» могла похвалиться хорошей кухней. Еду выбирала Ли: суп, карри, жареная куропатка, свежий салат-латук, мангольд, пшеничный хлеб и целая гора масла. После нескольких недель, проведенных на черством черном хлебе и сыре, она с удовольствием принялась за ужин.

Плохое самочувствие не торопилось оставлять Эс-Ти. Он сидел молча, ел только суп, а на десерт — печенье и яблоко, запив небольшим количеством вина. Даже безжалостно завышенный счет на девятнадцать ливров не стоил того, чтобы его оспаривать. Он заплатил не торгуясь, а затем стал пить маленькими глотками кофе, глядя в темное окно.

— Вы хорошо себя чувствуете? — внезапно спросила Ли.

— Да.

— Может, мы останемся здесь на ночь?

— Если хотите, — сказал он без охоты.

— Я бы предпочла поспать на кровати, а не на земле. Вино было хорошим?

— Вполне приличное, спасибо.

— Интересно, здесь есть шахматы?

— Шахматы? — Он уселся поглубже, внимательно изучая ее. — Ваше настроение становится дружелюбным.

— Просто любопытно, — сказала она.

Он обратился к хозяину на местном диалекте. Вскоре появилась потертая шахматная доска. Эс-Ти почувствовал себя лучше. Получив ящик с фигурами и сильно пахнущую свечу, он устроился поудобнее у стола, напротив Ли.

— Вы будете побеждать меня белыми или черными? — спросил он, протягивая два кулака со спрятанными пешками.

Она выбрала левую руку с черной фигурой.

— Весьма зловещее начало, — сказал он. — Я уже начинаю выигрывать.

— Многие джентльмены предоставили бы право первого хода…

— Новичку? — невинно закончил он, понимая, что она хотела воспользоваться правами женщины.

— Более молодому партнеру.

— По-вашему, я древний старец.

— Вы гораздо старше меня.

— Мне тридцать три. Почти ровесник Ноя. За такую дерзость, боюсь, мне придется рассчитаться с вами так, как вы того заслуживаете.

Он двинул вперед ферзевую пешку. Ли сосредоточенно уставилась на доску. Не потребовалось много времени понять, что она бросила вызов опытному игроку. Гостиница постепенно погрузилась в темноту. В перерывах между ходами Сеньор с совершенно спокойным видом откидывался на спинку стула, сложив руки на груди. Когда она начала успешно двигать фигуры по своему плану, его игра убыстрилась, ходы стали еще более непонятны. Ли упорно развивала атаку, пока не загнала его в подстроенную ловушку.

— Шах, — объявила она.

— Мат, — пробормотал он, делая ход ладьей. Ли осела на стуле. — Мы, старики, должны не упускать победу, если только можем. Тебе не хватает опыта, малышка. И ты слишком практична, чтобы нельзя было разгадать ход твоих мыслей.

После сосредоточенной игры взгляд Эс-Ти, полный мечтательности и затаенной страсти, застал ее врасплох. Ли вспыхнула и чувствовала себя непривычно беззащитной. Она могла им увлечься в другое время и в другом месте; вот он повернулся и бросил на нее страстный взгляд — на балу, полном шумного веселья: молча и выразительно дал почувствовать, как соблазнительны необдуманные поступки.