— Что все-таки он там делает?

— Бог его знает, — буркнул Лутон. — Орет все время, что сожжет ведьму, но не у всех хватает духу смотреть на это.

— Ведьму? Они поймали ведьму?

— Чилтон так считает.

— А где она? — небрежно спросил Эс-Ти.

Лутон пожал плечами.

— Наверное, в доме. Что за игру вы ведете, Мейтланд? Почему вы последовали за мной сюда?

Эс-Ти улыбнулся:

— Из простого интереса.

Лутон поиграл эфесом своей шпаги.

— Могу устроить вам интересное зрелище. Собираюсь заткнуть рот этому взбесившемуся червяку прежде, чем он наболтает слишком много лишнего.

— Он действительно раздражает тонкий слух.

— Я не хочу, чтобы он поминал мое имя в своих проповедях. Он может погубить меня и еще некоторых. — Лутон вытащил шпагу из ножен. — Меня теперь не удивят ни он, ни его люди. От них можно ждать чего угодно. Это же маньяки. Опасные. Все. Видите, у них пики? Тут остались самые фанатичные. Остальные просто сбежали.

Эс-Ти положил руку на эфес своей сабли. Чашеобразная гарда его сабли сверкнула металлическим переплетением: единственная, незабываемая. Ее неповторимая красота была очевидна даже в неясных бликах огня.

Лицо Лутона окаменело. Он узнал ее.

— Ублюдок! — Он бешено взглянул на Эс-Ти. — Ты лживый ублюдок! Ты и есть он!

Эс-Ти рывком освободил саблю из ножен, чтобы отбить мгновенную атаку Лутона. В тусклом свете Эс-Ти едва мог различить его шпагу, тогда как его сабля сверкала как красно-серебряная лента.

Лутон делал быстрые выпады, шел на сближение.

— Я убью тебя, лживая змея! Тебя и этого сумасшедшего. Обоих!

Эс-Ти молча отбивал атаки, делал выпады и парировал удары противника. Когда Лутон нарушил равновесие, чересчур наклонившись, быстрым ударом задел ребра, Лутон со злобным рычанием пошел в атаку.

Лутон — хороший фехтовальщик — уже тяжело дышал. Эс-Ти не мог разглядеть его клинок и действовал наугад, следя за движениями белой манжеты Лутона. Он почувствовал резкую боль в бедре.

Шпага Лутона достала его. Он ступил вперед, как когда-то его учили на пыльном флорентийском дворе.

Эс-Ти поймал шпагу Лутона на гарду и со всей силы направил ее вверх. Отбросил руку Лутона в воздух, и когда тот сделал выпад вперед, чтобы вернуть преимущество, Эс-Ти встретил его шпагу режущим краем сабли.

Шпага сломалась, как костяная.

Лутон издал вопль ярости и отшвырнул сломанное оружие. Эс-Ти услышал, как оно прозвенело, падая на землю, но Лутон его больше не интересовал.

Что-то происходило в поместье. Из главной двери выбегали люди с факелами и швыряли их в костер.

Чилтон появился на пороге с двумя пылающими факелами в руках, а внутри дома разгоралось зарево пожара.

Эс-Ти, припадая на раненую ногу, побежал, перепрыгивая через три ступеньки. Его пытались столкнуть вниз, но, размахивая мечом, он отбил направленную на него пику.

— Она внутри? — Он бросился на Чилтона, сжимая саблю.

Что-то хлопнуло рядом с его ухом.

Чилтон посмотрел на него с внезапным спокойствием, рот его молча открылся — и алое пятно расцвело на белом воротнике. Когда он упал, снова раздалась какофония криков и воплей.

За ошеломленными лицами толпы виднелся Лутон, балансирующий на постаменте из каменных столбов у ворот. Он пытался перезарядить свой пистолет.

Эс-Ти перепрыгнул через тело Чилтона и нырнул в дым.

Черная удушливая дымовая завеса скрывала потолок. На стенах большого зала плясали отблески пламени. Темный дым сочился из подожженных мягких сидений двух изящных стульев. Глаза Эс-Ти слезились. Раненая нога не слушалась.

— Ли! Ты здесь?

Он услышал ее голос, он был в этом уверен, но не moi понять, откуда он идет.

Все звуки он слышал слева, со стороны здорового уха. Из зала двери открывались во все стороны, а он стоял посередине горящей комнаты, не зная, куда идти.

Схватив каминный коврик, он стал бить им по языкам пламени рядом с дверью с левой стороны. Жара и дым охватили его. Накинув на голову коврик, он проскочил через комнату и застыл в надежде услышать за треском и шумом пламени ее голос. Дым был всюду.

Дохромав до ближайшей двери, он нашел за ней холл и комнату, не тронутые огнем и лишь освещенные отблесками пламени из соседних помещений. Ее голос, высокий, приглушенный, слабо звучал в дыму. Он закричал, позвал ее. В панике он ринулся в темноту дымного холла, на что-то наткнулся раненым бедром и согнулся от боли. Какое-то время он вообще не мог двигаться и только прижимал ладонь к кровоточащей ране, кашляя и задыхаясь.

— Ли! Где ты?

Чертыхаясь, он направился туда, где полыхал огонь. Снова нырнув в красную гостиную, он добрался до других дверей и прокричал ее имя в огненную коробку горящих драпировок соседней комнаты.

Никакого ответа.

Так он дошел до последних дверей. Снова звал ее, но пламя ревело все громче. Он не мог бы расслышать ее, даже если бы она ответила.

Он не знал, сколько еще продержится, сколько выдержит его нога. Голос уже не звучал, а хрипел, но он продолжал звать ее, пока совсем не потерял голос, а дыхания хватало только идти сквозь дым от двери к двери.

Больше всего он боялся потерять сознание. Дым и слезы слепили его. Открыв последнюю дверь, он уже не смог закрыть ее: повис на ручке, колени его подогнулись, и он упал ничком.

— Сеньор! Ты здесь?

Он услышал ее голос, близкий и ясный. Его глаза не открывались в этом дымном аду. Когда в голове у него немного прояснилось, он понял, что вдыхает обычный воздух и оживает от льющегося потока прохлады.

Открыв глаза, он увидел впереди холодную темноту. Ввалившись туда, он захлопнул за собой дверь, отрезая путь огню.

— Ли. — Он едва мог издавать звук.

— Я здесь, наверху, — выдавливала она слова.

— Где? — прохрипел он.

— Наверху, на галерее. Ты в домашней часовне.

— Как мне пройти наверх?

— Лестница… в комнате… в часовне, — ее хрипловатый голос призрачно плыл над его головой, — налево. Дверь налево. Соседняя… комната.

Он посмотрел налево и увидел дверь, о которой она говорила, по свечению вдоль пола.

Доковыляв до нее, он схватился за латунную ручку, но резкая боль заставила его отдернуть руку.

Клубы дыма и пламени отбросили его назад. В комнате ревела стихия. Он поднялся на колени, почти не обращая внимания на пламя, которое подсвечивало деревянные панели странным переливчатым светом, скручивало и очищало чешуйками лак, тут же обугливавшийся и рассыпавшийся в пыль. Его качнуло, он наткнулся на колонну и обнял ее, прижался к ее мрамору, охлаждая обожженное лицо.

— Сеньор! Ты здесь?

— Я не могу… пройти тем путем, — задыхался он. — Солнышко…

— Можешь взобраться на кафедру?

Воспаленными глазами он обнаружил темную массивную груду дерева под галереей. Резные ступени вели к кафедре, поднятой почти на человеческий рост.

Он положил руку на перила резной лестницы и втащил себя по ступенькам.

Из черной глубины кафедры он ухватился за край навеса и подтянулся вверх, упираясь коленом в деревянную резьбу сбоку кафедры.

— Сюда, — сказала она. — Можешь дотянуться до моих рук? Только освободи мне руки.

Посмотрев вверх, он увидел в темноте какое-то движение и услышал отчаянные глухие удары: она пыталась подкатиться к нему.

Потребовалось гигантское усилие, чтобы выпрямиться и вытащить из Ножен стилет.

В темноте он едва-едва видел, поэтому пришлось нащупывать веревку, и Ли вскрикнула, когда он просунул лезвие под узел.

— Прости, — пробормотал он, осторожно разрезая шнур.

Ли отодвинулась раньше, чем он смог его распутать.

— Дай мне нож, — свистящим шепотом произнесла она, протягивая руку сквозь перила. — Мои ноги!

Он перехватил стилет и вложил рукоятку в ее руку.

— Будь осторожна.

— Да уж… Не хочу, чтобы у меня лодыжки были порезаны, — пробормотала она. — Сейчас, вот так… Готово. Давай сюда!

— Туда вверх? — прохрипел он.

— Ты собираешься выйти тем же путем, каким вошел? Другого пути внизу нет.