Он опять открыл глаза, однако тут же зажал их ладонью. Свет был нестерпимым. Однако он успел заметить силуэты людей в ореолах белого сияния.

— Чикаго, штат Иллинойс.

— День, месяц, год?

— Шестнадцатое октября тысяча девятьсот восьмидесятого года.

— Братья, сестры?

— Нет.

Вопросы сыпались один за другим.

Он отвечал. Постепенно привыкнув к обстановке, Джек снял ладонь с глаз и увидел перед собой человека, сидящего за столом, на котором стоял включенный магнитофон.

— Хорошо, мистер Парсонс, — заключил следователь, откидываясь на спинку стула.

— Доктор Парсонс, — уточнил голос. Джек Парсонс улыбнулся. Допрашивающий был невозмутим.

— Достаточно, — он нажал на клавишу магнитофона, — пройдите в комнату номер тридцать четыре, там с вами продолжат работу.

Парсонс устало поднялся со стула. Он был в одних трусах. Белое тело резко контрастировало с обработанным коричневым кремом лицом, руками и шеей. Парсонс про себя выругался. Конечно, он должен был это предусмотреть. Однако менять что-либо было поздно.

Он вышел из комнаты и направился в другой конец коридора. Дверь номер тридцать четыре автоматически открылась при его приближении. Когда Парсонс пересек порог, у него появилось ощущение, что он попал в квартиру. У противоположной стены стоял клавесин, возле окна, из которого открывался вид на город, расположился покрытый подушками диван. Две стены занимали стеллажи с книгам. Над клавесином висела репродукция картины Пикассо голубого периода. На диване и в креслах, расположенных в комнате, сидели люди — мужчины и женщины. Все они внимательно смотрели на вошедшего. У окна стоял Стеног, углубившийся в чтение каких-то бумаг. Увидев Джима, он небрежно бросил бумаги на диван.

— Я узнал, что вы, Парсонс, обладаете уникальными способностями. Вы можете менять внешность людей и даже устранять врожденные отклонения и уродства.

— Вполне… и я…

Стеног не дал ему договорить.

— Я просмотрел имеющиеся в наших архивах документы по вашей эпохе. С точки зрения терминологии ясно все. Мне ясны ваши функции, но совершенно непонятна идеология. Какой смысл в лечении людей? — он принялся ходить по комнате. — Эта девушка, Икара, она должна была умереть. А вы лишили ее этой возможности и сохранили ей жизнь. Неужели в ваше время это считалось естественным и официально санкционировалось?

— Неужели ваша профессия была уважаемой? — спросил один из присутствовавших.

Стеног, не обращая внимания на эту реплику, продолжал.

— Я не верю, что общество могло одобрять подобную практику. Наверняка вы член какой-то секты, занимающейся лечением друг друга.

— То, что вы говорите, полная ерунда, — Парсонсу надоело слушать этот бред, — медицина — одна из самых почетных наук, а профессия врача всегда пользовалась уважением.

Присутствующие, казалось, пришли в полное смятение.

— Это отклонение от нормы! — крикнул, не в силах сдержать свой гнев, Стеног, — нельзя допускать лечение людей, никто не имеет право искусственно продлевать жизнь другого человека!

— Не удивительно, что их общество было подавлено! — в тон ему воскликнула некая молодая особа, — меня поражает, что оно еще так долго держалось.

Стеног покачал головой.

— Это все доказывает, что культурные формации изменяются почти бесконечно. Мысль о том, что такое общество вообще могло как-то существовать даже не укладывается в сознании. Хотя приходится смириться с мыслью, что эта эпоха была, и только благодаря техническому прогрессу, осталась позади. Ясно одно, перед нами не сумасшедший. Я могу поверить, что в свое время он был уважаемым человеком, а его профессия была весьма престижной.

— С интеллектуальной точки зрения, я это могу понять, — капризным тоном заявила его собеседница, — однако с эмоциональной — никогда!

Лицо Стенога исказилось болезненной гримасой.

— Интересная деталь, Парсонс. Ваши ученые мужи посвящали себя работам по сокращению рождаемости. Кажется было такое понятие — противозачаточные средства: химические и механические, препятствующие образованию зигот в фаллопиевой трубе.

— Дело в том, что мы…

— Расмор! — вдруг завопила женщина, сидевшая в углу дивана. Лицо ее побелело от негодования.

Парсонс вздрогнул от неожиданности. Это слово ему ничего не говорило, но за ним явно чувствовалась угроза.

— Вы припоминаете, — как ни в чем ни бывало продолжал Стеног, — какой был средний возраст людей в вашу эпоху?

— Нн… нет. Где-то около сорока лет.

— Подумать только, — воскликнул Стеног, голос его приобрел торжествующий оттенок, — а у нас пятнадцать!

Парсонс не удивился. Он давно уже отметил, что все окружающие его люди были весьма молоды.

— Неужели этим можно гордиться? — Джим пожал плечами, — скорее наоборот.

Стеног нахмурился.

Остановившись посредине комнаты, он обвел взглядом присутствующих.

— Прошу оставить нас вдвоем.

Присутствующие молча повиновались и один за другим покинули комнату. Когда за последним из них закрылась дверь, Стеног подошел к окну.

— Почему вы не изменили цвет всего тела? — спросил он, стоя спиной к Парсонсу.

— Это было моей ошибкой.

Стеног наклонился и поднял брошенные на диван бумаги.

— Я прочел здесь, — начал он, повернувшись к Парсонсу, — что вы не понимаете каким образом попали в наше время. Вполне возможно.

Он замолчал, углубившись в собственные мысли.

— Больше всего меня беспокоит то, что мы прекратили наши исследования еще восемь лет назад. И все-таки кое-какие результаты удалось получить. Например, мы установили, что возможности перемещения во времени достаточно ограничены. Кроме того, возник ряд факторов, весьма противоречивых, отрицательные последствия которых нельзя было не учитывать. Отобранные добровольцы перед отправкой в прошлое давали присягу, в которой обязались не прибегать к всевозможным пророчествам и ясновидениям там, куда они направлялись. Не думаю, что все они сдерживали свое слово. И все-же те из них, кто попал в прошлое к моменту зарождения идеи машины времени, никак не повлияли на прогресс в этой области.

Он улыбнулся.

— В противном случае изобретатели наверняка нашли бы происхождение вероятных недостатков в работе машины, что сделало бы ее значительно более совершенной. Однако этого не происходит. А потом что-то случилось. В общем, перемещение во времени, если оно реально, будет открыто другими. Может быть логически это не верно…

— Вы имеете в виду то, что открытие могло быть сделано, раз я оказался здесь. Конечно, нет свидетелей, видевших как я покидал свою эпоху. Я исчез как дым, не оставив и следа. Очевидно, что я переместился во времени. Только каким образом? — его охватило внезапное волнение. Перед глазами всплыл образ покинутого дома и жена, стоявшая на пороге. И ничего больше. Ничего, что он мог бы вспомнить.

Волнение охватило его. Постоянно сбиваясь с мысли, путая очередность событий, он начал рассказывать о своем приключении.

Стеног внимательно слушал. После того, как Парсонс закончил свой рассказ, он подошел к окну и задумчиво посмотрел на город.

— Конечно же это наша ошибка, — задумчиво произнес он, — мы не должны были прекращать исследования. Имея солидную базу, наши ученые сконструировали корабль. Да, да, корабль. Но эти работы проводились открыто и корабль со всем его оборудованием был продан полтора года назад. Мы конечно знали, что рано или поздно получим подтверждение реальности путешествий во времени и это произойдет на наших глазах. И мы смогли бы предотвратить падение Византии, содействовать расцвету Европы времен Бонапарта, избежать последующих войн, — он грустно вздохнул. — В вашем случае все по другому. Здесь путешествие лимитировано во времени и произошло в строгом секрете. Кто-то явно преследовал свои личные интересы.

Его лицо стало хмурым.

— Значит, вы признаете, что я принадлежу к другому времени и другой культуре, — прервал его размышления Парсонс, — в таком случае объясните мне: какое вы имеете право распоряжаться моей жизнью?