Все оказалось примерно так, как Шептун и представлял. Он находился в гигантской каменной нише, похожей на рукотворную пещеру. Толстая водопроводная труба над головой, обросшая многими слоями плесени, красноречиво указывала на то, что это место создала не природа. У костра сидел Сенатор, глядя прямо в его центр — так, словно действительно видел там нечто большее, чем тлеющие прутья. Кот подремывал возле его колена. Перед ним лежала полуразодранная крыса, странным образом вписанная в картину и раздражающая не больше, чем корка засохшего хлеба. Подумаешь, кошачья еда.

— Ты проснулся, — проговорил Сенатор.

— Да, — просипел Шептун. — Давно я здесь?

— Примерно неделю.

Сталкер ничего не ощутил по этому поводу. Неделю так неделю. Переводить на дни не хотелось. Просто цифры.

— Мы находимся в подземельях Агропрома, недалеко от нашей предыдущей базы, — пояснил шаман. — Ты вылечился очень быстро. В принципе тебе уже можно подниматься на ноги и даже передвигаться самостоятельно, хотя я бы не советовал волноваться.

— Волноваться не буду.

— Очень хорошо. Пить хочешь?

— Нет.

Сенатор больше не сказал ни слова. Шептун на миг подумал, что обидел его, но затем понял, что тот попросту не тратит слов без причины. Сталкер продолжал смотреть на кота, ожидая, когда он подойдет к нему, однако Маркус продолжал греться у костра.

— Я ухожу из Зоны, — произнес Шептун.

— Прекрасное решение, — кивнул Сенатор. — Скоро?

— Как только выполню задание Грача.

— Ты не откажешься от поисков?

— Нет. Судьба клана все еще зависит от меня. Хотя меня наверняка считают мертвым. Возможно, Грач послал другого человека искать Самопала.

— «Возможно» — слишком скользкое слово, мой друг.

— Да. — Сталкер попытался сесть и убедился, что ему это далось вполне легко. Его торс был качественно перевязан широким бинтом, под которым чувствовался большой кусок ваты, вдобавок смоченной каким-то средством. Рядом имелись следы от уколов. Похоже, ему тут устроили настоящий полевой госпиталь.

Сунув руку в карман штанов, Шептун вытащил ключ. Глядя на него, сталкер все больше понимал, что не может уйти, не выведав, какую дверь он открывает. Еще одна причина найти Самопала. Шептун никогда бы не подумал, что может быть настолько азартен. Он редко интересовался чужими секретами, однако таинственная дверь стала его собственной тайной, право на которую он мог получить, лишь разобравшись в ней самостоятельно.

— Я могу уйти завтра? — спросил сталкер.

— Тебе не нужно спрашивать меня об этом. Я не стану тебя удерживать. Погуляй здесь немного, реши сам, стоит ли тебе уходить в дебри Зоны в таком состоянии. Но если ты спрашиваешь моего личного мнения, то я бы не советовал.

Шептун аккуратно поднялся. Мышцы ног противно дрожали, словно прося улечься опять и никуда не дергаться.

— Земля не хочет крутиться, — пробормотал он.

— О чем ты?

Сталкер колебался, не решаясь ответить.

— Есть у меня один секрет, — сказал он. — Помогает порою совладать с нервами.

— Раскроешь его мне?

— В общем. — Сталкер прокашлялся. — Иногда я думаю, что не хожу по земле, а вместо этого стою на месте и кручу ногами планету под собой. Заставляю ее… приближаться ко мне теми местами, в которых я хотел бы очутиться.

Вопреки подозрениям сталкера Сенатор не разразился взрывами хохота, хотя от таких откровений мог заржать и Маркус. Шаман обдумывал его слова очень тщательно.

— Это хороший способ перемещения, — сказал он. — Я запомню его.

— Ничего, что я иногда считаю, будто мир крутится вокруг меня?

— Абсолютно. Мир всегда вертится вокруг тебя. Просто не забывай об одной его особенности…

— Он вращается не только в этом направлении.

— Да. Мир тем и чудесен, что для каждого выглядит по-своему. Пренебрежение этой деталью порождает непонимание и войны.

Шептун подошел к костру, сел рядом, опустил руку на хребет Маркуса. Кот посмотрел на него одним глазом, извернулся и положил голову на запястье сталкера.

— Войны, говоришь, — вымолвил Шептун, слушая потрескивание пламени. — Ты чертовски прав, Сенатор. Я сейчас гораздо лучше понимаю, почему в Зоне работают «Лезвия». Они не могли не появиться, когда есть «Набат». Действие рождает противодействие.

— Но они не всегда взаимопогашают друг друга. Иногда они создают новый вектор силы, который идет в совершенно другую сторону.

— Думаешь, из нашего с «Лезвиями» противостояния может что-то вырасти?

— Конечно. Новый клан, например. Новая религия. Новая точка зрения на то, что делается в Зоне.

— Новая точка зрения… — Шептун потер лоб. — Думается мне, что Зона и есть результат столкновений чьих-то точек зрения.

— Именно. В мире нет необъяснимых вещей и явлений, Шептун. Люди не могут постичь Зону именно потому, что она изначально была побочным эффектом взаимодействия разных мнений. Или, если хочешь сказать, вселенных.

— Зона — это гибрид?

— Да.

— Но чего? Что могло породить ее?

— Я не знаю, друг мой. Ответы хранятся за куполом, но мне туда не пробраться.

— Никому не пробраться, — добавил сталкер. Они с Сенатором помолчали немного, затем Сенатор сказал:

— Сдается мне, друг мой, что в глубине твоей души прячется совсем другой человек.

— Какой?

— Радостный, дарующий веселье, любящий сладости и здоровый позитив.

— Может быть, — улыбнулся Шептун. — А еще он нахальный, как кот.

— Кто бы сомневался? Неужели ты думаешь, что Маркус готов бродить по Зоне в сопровождении хмурого, вечно угрюмого парня? Кот видит в тебе нечто большее, чем просто двуногого прямоходящего, готового регулярно отсыпать ему миску корма. В конце концов, как ты убедился, он сам способен себя прокормить.

Словно в подтверждение этих слов Маркус пошевелил лапой дохлую крысу.

— Ну, не буду спорить, — согласился Шептун. — Пусть я всего лишь гибрид двух мнений, результат противодействия радостного обжоры и сурового сталкера. Итог столкновения вселенных, порожденный новым вектором силы. Все равно мой дух и моя сущность родились естественным путем, каким бы он ни был. И я говорю от их имени, что намерен найти Самопала и вернуть его на базу «Набата».

— Но ведь цель не в этом?

— Конечно. Самопал — всего лишь средство. Это понимал Грач, теперь понимаю и я. Основная же задача — стать противодействующей силой «Лезвиям». Если ты спросишь, зачем мне это надо, то отвечу: ни одна из моих личностей не может смириться с фактом такой угрозы. И если их не сумеет одолеть хмурый сталкер, то победит радостный обжора.

— Страх и смех — две величайшие силы, — сказал Сенатор. — И настолько самобытные, что стараются не вступать в противоречие. Ведь где есть одно, там обычно не бывает другого.

— А что сильнее? Страх или смех? Что в конечном счете приводит к победе?

— Смех.

— Точно?

— Я могу доказать тебе это прямо сейчас. Назови мне единственную вещь, способную преодолеть самый сильный страх.

Шептун поразмыслил.

— Нежелание показаться смешным, — ответил он.

— Именно! — Сенатор щелкнул пальцами. — Так что не думай об ужасах «Лезвий» и перспективе погибнуть под их остриями. И сам не пытайся победить их своим грозным видом. Иначе это заведет тебя туда, где нет комфорта.

— Ну ладно, — бодро сказал Шептун, чувствуя бурление в животе. — Покуда суровый дядька во мне стремится выползти и распространить в Зоне свою месть, смеющийся обжора напоминает об ужине. Что там у нас? Неужто опять консервы?

— Ну что ты? Свежие овощи.

— Ого! У кого ты их выменял? И на что?

— У военных, взамен за услуги стоматолога.

— Мало взял, Сенатор. Унять зубную боль — это по меньшей мере на мешок апельсинов потянет.

— Да уж, — вздохнул шаман. — Пожалуй, я начинаю скучать по брутальному сталкеру, который не признавал иной пищи, кроме кильки в томатном соусе.

— Он слег с отравлением. Так где там твоя капуста?