В тот единственный раз, когда Мегрэ допрашивал его на набережной Орфевр, Жоссе заявил, что после того, как он около половины девятого ушел с улицы Коленкур, поехал куда глаза глядят и первую остановку сделал у бара близ площади Республики.

Этим баром оказалась «Добрая кружка» на бульваре Тампль, где кто-то из официантов даже помнил Жоссе. Один из клиентов ежедневно являлся туда ровно в девять часов; его еще не было, когда Жоссе ушел; это помогло установить, что Жоссе был на бульваре Тампль от восьми часов сорока пяти минут до девяти.

Это, следовательно, совпадало с его показаниями.

Установить время его пребывания в «Селекте» на Елисейских Полях было еще легче, потому что бармен Жан уже много лет знал фабриканта, производящего медикаменты.

– Он пришел в двадцать минут десятого и заказал виски.

– Он обычно пил виски?

– Нет, чаще всего маленькую бутылочку шампанского. Видя, что он пришел, я даже протянул руку к ведерку, где они у нас охлаждаются.

– Вас ничего не поразило в его поведении?

– Он сразу опрокинул свою рюмку, дал, чтобы я ее снова наполнил, и вместо того, чтобы начать разговор, уставился в одну точку. Я спросил его: «Вы себя плохо чувствуете, мсье Жоссе?» – «Неважно».

Он сказал, что съел что-то неподходящее, и я предложил ему очищенной соды. Он отказался, выпил третью рюмку и ушел.

…И это соответствовало тому, что говорил Жоссе.

По его словам, он направился затем домой на улицу Лопер, куда прибыл в десять часов пять минут.

Торранс допросил всех обитателей этой улицы. В большинстве домов в этот час ставни были закрыты. Один из соседей вернулся домой в четверть одиннадцатого и не заметил ничего необычного.

– А стояли машины против дома Жоссе?

– Кажется, да. Во всяком случае, большая.

– А маленькая?

– Не могу сказать.

– Вы видели свет в окнах?

– Кажется. Я не мог бы за это поручиться.

Только хозяин дома напротив дал ответ в категорической форме, в такой категорической, что Торранс повторил свои вопросы три или четыре раза и слово в слово записал ответы.

Это был некто Франсуа Лалэнд, который прежде служил в колониях и уже много лет как ушел на пенсию.

Ему было семьдесят шесть лет. Он был болен, часто страдал приступами лихорадки и поэтому не выходил из дома, где жил в обществе служанки, которую, вывез из Африки и называл Жюли.

Лалэнд утверждал, что по своему обыкновению не ложился до четырех часов и провел первую половину ночи, сидя в кресле у окна.

Он показал Торрансу это кресло в комнате второго этажа, одновременно спальне, библиотеке и гостиной, куда складывали также всякий хлам. Это была единственная комната в доме, которой он пользовался и откуда почти не выходил, разве что в смежную с ней ванную.

Это был человек нетерпеливый, раздражительный, не выносивший противоречий.

– Вы знали ваших соседей, живущих напротив?

– Только с виду, инспектор, только с виду! У него была привычка усмехаться с угрожающим видом.

– Эти люди решили жить на виду у всех и даже не желают, чтобы у них на окнах были ставни, хотя бы из приличия.

Он давал понять, что знает гораздо больше, чем хочет сказать.

– Просто безумцы какие-то!..

– О ком вы говорите?

– Об обоих, и о жене и о муже…

– Вы видели, как Жоссе вернулся домой во вторник вечером?

– Конечно, видел, раз я сидел у окна!

– Вы ничего не делали, только смотрели на улицу?

– Я читал. Но я подскакивал от всякого шума. Терпеть не могу шума, особенно шума автомобилей.

– Вы слышали, как у дома Жоссе остановилась машина?

– Да, и, как всегда, подскочил. Я расцениваю шум как личное оскорбление…

– Значит, вы услышали машину мсье Жоссе, а потом, конечно, стук, когда захлопнулась дверца?

– Да, конечно, и стук, молодой человек!

– Вы посмотрели в окно?

– Посмотрел и увидел, как он вошел к себе.

– У вас были часы на руке?

– Нет. Но есть часы на стене, как раз напротив моего кресла. Они уходят вперед не больше чем на три минуты в месяц.

– Который же был час?

– Десять часов сорок пять минут. Торранс, который как и все сотрудники Мегрэ, прочел протокол допроса Жоссе, захотел уточнить:

– Вы уверены, что было не десять часов пять минут?

– Уверен. Я человек точный. Всю жизнь любил точность во всем.

– Вам никогда не случается вечером или ночью задремать в своем кресле?

На этот раз мсье Лалэнд рассердился, и славному Торрансу с большим трудом удалось его успокоить. Старик не терпел, когда ему противоречили, в особенности если дело касалось его сна, потому что он с гордостью выдавал себя за человека, который вообще не спит.

– Вы узнали мсье Жоссе?

– А кто же это еще мог быть?

– Я спрашиваю вас, узнали ли вы его?

– Конечно, узнал.

– Вы рассмотрели его лицо?

– Недалеко от моего окна есть уличный фонарь, да еще и луна светила.

– В этот момент в каких-нибудь окнах был свет?

– Нет, мсье.

– Даже в комнате служанки?

– Служанка уже полчаса, как легла.

– Откуда вы это знаете?

– Потому что я видел, как она закрыла окно и сразу же после этого потух свет.

– В котором часу?

– В четверть одиннадцатого.

– А мсье Жоссе зажег свет в первом этаже?

– Конечно, зажег.

– Вы точно помните, что окна первого этажа осветились, когда он вошел?

– Прекрасно помню.

– А потом?

– А потом произошло то, что происходит обычно. В первом этаже стало темно, и свет зажегся во втором.

– В какой комнате?

Окна спален Жоссе и его жены выходят на улицу: окно Жоссе справа, окно Кристины слева.

– В обеих.

– Вы не могли рассмотреть, что происходило в доме?

– Нет. Это меня не интересовало.

– А сквозь занавески что-нибудь видно?

– Видна только тень, если кто-нибудь проходит между лампой и окном.

– Вы совсем не смотрели на их окна?

– Нет, я снова погрузился в чтение.

– До которого часа?

– Пока не услышал, как дверь напротив открылась и снова закрылась.

– В котором часу?

– В двенадцать двадцать.

– Вы услышали, как заводят мотор?

– Нет. Этот человек пошел пешком в сторону Отейской церкви, с чемоданом в руке.

– В окнах дома больше не было света?

– Нет.

С этого момента действия Жоссе соответствовали показаниям, которые он дал Мегрэ. И тут свидетелей было сколько угодно. Отыскали шофера машины марки 104, которая была на стоянке у Отейской церкви, некоего Брюньяли.

– Клиент сел ко мне в половине первого. Я отметил рейс у себя в карточке. У него в руке был чемодан, и я отвез его на авеню Марсо.

– Как он выглядел?

– Длинный растяпа, от которого разило спиртом. Видя, что он с чемоданом, я спросил, на какой вокзал его везти.

На авеню Марсо Жоссе заплатил по счетчику и направился к большому особняку, где слева от входной двери была прибита медная дощечка.

Отыскали и второе такси, которое Жоссе взял, выйдя из Управления.

Кабаре, в которое он зашел в половине второго, было маленькое заведение под названием «Олений парк». Швейцар и бармен помнили Жоссе.

Он не захотел сесть за столик. Он словно сам не понимал, где очутился, и растерянно смотрел на Нинуш, которая раздевалась на танцевальной площадке. Он выпил рюмку и угостил Марину – это девушка, которая уговаривает клиентов выпить, – не проявив к ней интереса.

В это время шофер такси спорил на улице с другим шофером, который работал в сговоре со швейцаром и не позволял поставить машину, привезшую сюда Жоссе.

– Пускай он тебе заплатит по счетчику, а когда он выйдет, я сам его повезу.

Появление Жоссе разрешило их спор, и шофер, в машине которого лежал чемодан, повез Жоссе на улицу Лопер. Хотя шоферу был знаком этот район, он некоторое время кружил по улицам, и Жоссе пришлось указать ему правильный путь.

– Я его высадил в час сорок пять минут, может быть, в час пятьдесят минут.