– Нашли дурня, оборотни треклятые! – убеждаясь в правоте своих подозрений, Куница сплюнул наземь, перекрестился и потребовал. – Либо ты сейчас же назовешь свое имя, либо я ухожу!

Он вовремя вспомнив то, что известно каждому дитяти: нежить – никогда и ни под какой личиной, не сможет обозваться христианским именем. Тут же полыхнет огнем и сгорит на пепел. Самый верный способ убедится, кто пред тобой. Лучше свяченой воды действует.

Но, как только произнес Куница эти слова, лес вокруг него как-то странно заколотился, загудел, зашуршал и разразился диким хохотом. А спустя мгновение, что-то огромное, страшное, заметное только из-за того, что оказалось еще чернее самой непроглядной тьмы, шагнуло к нему из чащи, гоня впереди себя волну дикого, липкого ужаса.

– Не приближайся ко мне, нечистая сила! Зарублю! – заполошно вскричал парень и крест-накрест взмахнул саблей, в мгновение ока обнажив клинок.

От ощущения в руке оружия сразу полегчало. Но даже, несмотря на то, что парализующий силы и волю, ужас исчез, неприятный холодок уже успел больно цапнуть за сердце, заставляя его заколотиться в груди громче и быстрее. Такое чувство, словно уткнулся лицом в плотную и невидимую паутину, гигантского паука. Не столько страшно, хотя из-за неожиданности, не без этого, – но больше всего неприятно и противно.

– У-у-у! – насмешливо завыла ночная тьма, а в кронах деревьев кто-то тяжело заворочался, роняя на голову Тарасу гнилую труху и мелкие сухие ветки. Потом – совсем рядом упало и разбилось старое, протухшее яйцо. Завоняло так, что даже в носу засвербело.

– Ах, вот вы как?! – разозлился Куница, – Шутки со мной шутить вздумали? Ну, так я вам, для начала, пару молитв прочитаю. Слушайте!

Тарас размашисто перекрестился и начал:

– Отче наш! Иже еси на небеси, да святится имя Твое, да сбудется воля Твоя! Да придет царствие Твое, яко на небесах, тако и на земле. Хлеб наш насущный дай же нам днесь и оставь нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим. И не введи нас в искушение, но избави от…

Тяжелая сосновая шишка ударила Куницу в плечо. Бросок был так себе, словно ребенок баловался. Но тут же, прилетела вторая – в спину, а чуть погодя – невидимый супротивник залепил еще одной шишкой Тарасу прямо в лоб.

– А, чтоб тебе!

Парень охнул, шагнул назад, зацепился за услужливо подставленный корень и со всего маху хлопнулся задницей наземь. Унизительно и обидно.

– Значит, Божьего слова вы не убоитесь, вражья сила? – закипая от злости и унижения, угрожающе поинтересовался Куница. – Ну, хорошо… Поговорим с вами по-другому!

Он спрятал клинок в ножны, а вместо оружия неторопливо достал из-за пояса кисет с огнивом.

– А как насчет очистительного пламени? Вот я сейчас сложу костер из хвороста, да выжгу все ваше бесовское гнездо, к такой-то матери, нежить лохматая! – при этом парень сунул в рот мундштук курительной трубки и демонстративно несколько раз клацнул огнивом.

Понятное дело, что ничего сжигать Тарас не собирался, – лесной пожар самое страшное бедствие, которое только может случиться, для всех жителей окрест. Сама Михайловка за рекой и лугами – ее огонь не заденет, с тем расчетом и строилась, – тут беды не будет. Но, и зверье подальше уйдет, и ни орехов, ни грибов-ягод этой осенью на пожарище заготовить не удастся. А ведь, в неурожайный год, не сыскать людям лучшего подспорья, чем лесные дары. И свой стол наполнить, и скотину подкормить. Да только нежити об этом откуда знать? Так почему не постращать ее немного, коли ничего другого треклятая не опасается?

– Стой, казак, погоди… – негромко прошелестел кряжистый и сплетенный из одних узлов старый граб, на ствол которого, до сей минуты, столь беспечно опирался спиной Тарас. Или, может, парню только так показалось, – но вскочил Куница на ноги и отпрыгнул с завидным проворством.

– Да, не ершись ты, мил человек! – густым басом отозвалась сгустившаяся темень на противоположной стороне поляны. – Или не знаешь, что в Иванову ночь – каждому шалить позволено? И нет в том нарушения древнего Уговора. Вот если б тебе, случаем, детишки, баловства ради, камешком в спину попали, ты б и на них с саблей бросился?

– Так ведь то дети… – неохотно проворчал Куница, догадываясь, к чему лесной хозяин клонит.

– А мои лесовички, да боровички, если сравнивать прожитые ими годы с возрастом всего леса, – и того моложе будут. Играются себе, баловники, веселятся по случаю праздника… Шутки шутят… А ты – сразу огнем грозишься. Нехорошо…

– Ничего себе развлечения!.. – возмутился Тарас, но уже больше для порядку, нежели со злости. – Заплутали, закрутили. Шишкой в лоб дали… это ладно, пойму… А девушку куда подевали? Почему она на мой зов не откликается? Не приведи, Господь, если по вашей вине с Ребеккой какая беда случиться! Вот те крест, лесной хозяин – широко перекрестился Куница. – Клянусь, все вокруг дотла выжгу… И уж поверь моему слову – по-настоящему, не в шутку!

– Какую девушку? – словно удивилась тьма. – А-а… Ты о той вертихвостке, за которой в лес погнался? Хе-хе… Успокойся, казак. Это всего лишь наваждение. Как только живая девица из твоих объятий выскользнула, мои шутники морок и напустили. Извини, паря, но ты не за своей милкой погнался, – одну из летавиц ловил. А девушка твоя давно на берегу сидит. У костра греется и недоумевает: куда жених запропастился? Да только зачем она тебе, казак? Взгляни – разве мои дочери не пригожее?

И в тот же миг лесная поляна озарилась, невесть как пробившимся сквозь тяжелые облака, лунным светом. А в нем запорхали, исполняя затейливый танец, десятки стройных тел, укутанных лишь в символические, то ли прозрачные, то ли – призрачные одежды. Все плясуньи оказались столь прекрасны, что Тарас непроизвольно залюбовался их завораживающей красотой и грациозностью движений. А длинные, стройные ножки молоденьких девушек, обутые в красные сапожки, буквально пленили взгляд парня.

Куница и не заметил, как шагнул на колдовскую поляну.

– К слову сказать, – вкрадчиво промолвил лесной хозяин, словно подмигивая Тарасу. – Все они: и крылатые вилы, и лесные летавицы гораздо падки на баловство. Не то что ваши – человеческие недотроги. Веселись, казак, сколько сил хватит. И не бойся отказа – все твои.

– Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… – наперегонки зазывали проказницы парня, окончательно растерявшего былую агрессивность. Красотки весело смеялись и протягивали к нему изящные руки. Летавицы хотя и прервали воздушный танец, но от избытка бурлящих эмоций не могли устоять на месте, и – то одна, то другая, начинали вертеться юлой, высоко подпрыгивая и взлетая над поляной. При этом изящные красные сапожки были единственной деталью из всей одежды, которая не исчезала под пристальным взглядом парня. – Ты же наш… Наш!.. Мы чувствуем! Иди к нам… Мы ждем тебя… Мы любим тебя!..

Куница уже подошел так близко, что оставалось сделать всего лишь единственный шаг и протянуть руки, чтобы притронуться к одной из лесных красоток. Но, на его счастье, все они были настолько соблазнительны и прекрасны, что Тарас остановился в нерешительности, не зная, на которой остановить выбор.

– Чудо, как хороши, чертовки… – пробормотал в растерянности. – Аж глаза разбегаются…

– Он не может выбрать… Он не может выбрать, – оживленно защебетали шалуньи и стали наперебой советовать совершенно оторопевшему парню. – А ты закрой глаза… Закрой глаза… Твоя милка тебя сама найдет!.. Доверься судьбе! Покорись ее воле…

Зачарованный красотой прелестниц, Куница готов был с радостью выполнить любое их пожелание. Вот только стараясь исполнить все наилучшим способом, он не только крепко зажмурился, но еще и попробовал прикрыть глаза ладонями. И… неуклюже ткнул себя в нос, зажатым в кулаке, кисетом с табаком. Ядреный аромат курительной смеси засвербел в ноздрях столь нестерпимо, что Куница не удержался и громко чихнул.

Именно это, казалось бы, столь житейское и совершенно безобидное действие привело к колоссальнейшим последствиям. Сравнимым, по своей разрушительной мощи, с ураганом или бураном.