Ее голос прервался, она вынула носовой платок, стала опять тереть глаза.

Нэнси продолжала рассматривать фартук. Она выучила несколько итальянских слов во время первой своей поездки в Италию, но их было явно недостаточно, чтобы понять надпись на куске материи. Поэтому она обратилась к Анджеле, и та ответила с улыбкой:

— «Чтобы сделать яичницу, нужно обязательно разбить яйцо…» Вот что это означает. В общем, что-то вроде того, что без труда ничего не добьешься, верно?

Лицо Тары выразило полное согласие. Она глубоко вздохнула, сложила фартук.

— Я могу его взять?

— Конечно, дорогая. Я же говорила, Рольф предназначил его для тебя.

— За другими вещами я приду потом, ладно?

— Но> сага, дорогая, зачем тебе уходить отсюда? — Анджела вскинула руки в протестующем жесте. — Ты можешь жить здесь, у меня, пока будешь в Венеции. Джанни приходит сюда, чтобы составить мне компанию время от времени. Особенно теперь, когда не стало Рольфа. Иногда он остается тут, но у него есть своя квартира, да и в любом случае места у меня хватит. Ты для меня совсем как дочь, понимаешь это, бедняжка?!

Тара колебалась, не зная, что ответить, ее взгляд переходил с Анджелы на Джанни и обратно, губы растянулись в смущенной улыбке.

Джанни, глядя на нее настойчивым взором, присоединился к предложению сестры.

— Конечно! Анджела права! Ты вполне можешь остаться здесь. Разве мы сейчас не одна семья? Соглашайся, Тара! Тут нечего раздумывать.

Нэнси прекрасно видела, что Тара пребывает в нерешительности, и понимала причину: ведь если та согласится, то сможет часто видеть красавца Джанни, а если нет, то кто знает…

Ее безрадостная жизнь дома, потеря отца — все это вызывает в ней потребность в повышенном внимании, ласке, любви… Снова, без всякой видимой причины, Нэнси почувствовала, как ее окатила волна недоверия к этим людям. Слов нет, что стоит этому смазливому юноше выйти победителем в схватке с простой несчастной девушкой?!. И что потом?

Но главное — таинственные события, окружающие смерть ее отца. Что-то во всем этом есть непонятное, а потому подозрительное…

Прежде чем Тара ответила, Нэнси успела сказать:

— Мисс Иган уже поселилась в пансионе.

— Ну, какая это проблема, — сказала Анджела. — Уверена, ее отпустят и ничего не возьмут за предварительный заказ, когда узнают, что у девушки такое несчастье и она хочет остановиться у родственников.

— Но ведь заказ был сделан из Нью-Йорка, — пояснила Нэнси. — Это может осложнить дело… Мы посмотрим, что скажет хозяйка, и когда Тара вернется к вам за остальными вещами, тогда все и решите. Хорошо?.. Все равно там ее чемодан.

Анджела не сводила глаз с Тары, которая, было видно, все еще колебалась, однако слова Нэнси придали ей решимости. Это и поняла говорившая.

— Что ж, — сказала она, — как хочешь, дорогая. Но помни, ты всегда желанный гость в этом доме. В любое время…

Нэнси поспешила к дверям.

— Ты идешь, Тара?

— Что?.. Да-да… Конечно. Она была как в трансе.

— Я пойду с вами! — вдруг воскликнул Джанни. — И если Тара примет предложение сестры, помогу с багажом.

Не поощрить такой великодушный порыв было невозможно. Когда они вышли на улицу, острые глаза Нэнси заметили в полумраке узкого бокового переулка какую-то фигуру, чем-то знакомую. Она не могла различить черты лица, но вспомнила, что, когда они подходили сюда, тот же человек стоял, похоже, на том же месте. Но мало ли кто и где может стоять? Венеция — не маленький город.

Всю дорогу к пансиону Дандоло Джанни развлекал девушек болтовней о том о сем, и даже Тара часто улыбалась. Когда прибыли на место, Нэнси сказала ему тоже с улыбкой:

— Спасибо за то, что проводили. И передайте, пожалуйста, вашей сестре, что было очень приятно познакомиться с ней. Хорошие люди видны сразу.

Он ответил:

— Благодарю. Но хотелось бы подождать, пока Тара решит, как поступить дальше.

— Не надо, спасибо, — сказала Нэнси решительно. — У нас с ней есть кое-какие дела, так что мы будем заняты. Если она надумает воспользоваться вашим любезным приглашением, то позвонит вашей сестре по телефону. Ведь так, Тара?

— Да… Что?.. Да, пожалуй, так будет лучше.

— Va bene. Хорошо. Я дам вам ее номер. — Джанни записал его на листке из блокнота и протянул Таре, затем придержал дверь, пока девушки входили в дом. — Чао, синьорины!

Прежде чем дверь закрылась за ними, Нэнси увидела снова блестевшие странным блеском янтарные глаза, любезную, казавшуюся чуть насмешливой улыбку, словно говорившую: я читаю все ваши мысли, как книжку, Нэнси Дру! Не думайте, что сумеете оградить от меня Тару или саму себя… Все будет так, как этого захочу я… я!..

Наверху, в удобной, несколько старомодной комнате, которую синьора Дандоло отвела для новой жилицы, Тара воскликнула:

— О Господи, Нэнси! Какой он красивый, этот Джанни! Правда? В жизни таких не видела!

Да, он очень красив, признала Нэнси. Но почему-то я не слишком ему доверяю.

— Из-за этого помешала мне принять приглашение Анджелы? Думала, он будет чересчур увиваться за мной? Приставать?

— Ну, отчасти да… Нэнси замолчала. Она хотела собраться с мыслями, понять сама, чего опасается. И, кроме того, выразить это как можно мягче и тактичней. — Тара, — продолжила она, тебе ни разу не приходило в голову: кто и почему мог бы желать зла твоему отцу?

— Нет!.. Ты уже спрашивала… Зачем? Кому это нужно? Стрелять в него! Какое-то сумасшествие! Уверена, отец никогда не причинил никому вреда. Во всяком случае, намеренно… Кто может захотеть убивать его?.. Лишать жизни… Ужасно…

— Ты задаешь вопрос, Тара, и если бы мы узнали, что именно произошло, то смогли бы на него правильно ответить. Но мы не знаем этого, и ответа у нас нет. Это беспокоит меня, Тара… — То, что сказала Нэнси дальше, было произнесено нарочито спокойным, даже легким тоном: — И если предположить, что какому-то психу захотелось выстрелить в твоего отца из чувства мести или еще отчего-то, то откуда мы знаем, что ему не взбредет в голову сделать то же в отношении меня… или тебя?

Тара в недоумении уставилась на юную сыщицу.

— Ты… ты серьезно? Нэнси пожала плечами.

— Все возможно. Но это только предположение. Гипотеза.

После этих слов она уже не могла не рассказать своей новой подруге о фигуре в полутемном переулке, которую смутно видела при входе и выходе из дома Анджелы Спинелли на другом берегу узкого бокового канала.

Тара содрогнулась.

— Ой, мне страшно!

— Не надо преувеличивать. Но лучше оставайся здесь, по крайней мере, на эту ночь. Завтра мы решим, что делать дальше… Возможно, какие-то неприятности связаны с Анджелой, и тогда, находясь в этом пансионе, ты не будешь подвергаться никакой опасности. Согласна?

— Хорошо, я остаюсь здесь, если ты так советуешь. А как насчет тебя, Нэнси?

— Мне нужно отправиться в дом, который называется Палаццо Фальконе. Там меня ожидает отец. Дом принадлежит одному богатому венецианцу, у него стекольный завод на острове Мурано. Мой отец юрист и приехал сюда по поручению своего клиента, который собирается купить завод. Но к этому простому делу приметалось другое — взяли заложника. Вот почему отец послал за мной. Он надеется, что я как-то помогу раскрыть мотивы преступления.

— Ой! Ничего себе дела! Нэнси криво улыбнулась.

— Да, знаю, звучит серьезно. Для меня тоже… Но я все же попробую. Вдруг получится.

— Я верю в тебя!

— Ну, ну, не надо уж так… — Нэнси опять слегка улыбнулась. — Я вспомнила, о чем еще хотела тебя спросить.

— Давай.

— Может, тебе покажется вопрос глупым, но скажи… Когда Анджела перевела нам с итальянского то, что было написано на фартуке… помнишь?.. Отчего у тебя вдруг появилось такое удивление на лице? На одно мгновение, но появилось. Я заметила. Почему?

Тара пожала плечами.

— Господи, даже не знаю толком. Может быть… А… Наверно, потому, что я вспомнила: отец терпеть не мог омлетов. Никогда их не делал сам. Даже говорил — в шутку, конечно, — что омлеты готовят только те люди, которым в жизни не приготовить нормальную яичницу Нэнси засмеялась.