Я выглянула из-за ширмы. Удостоверилась, что никто входить не собирается, и вернулась к прежнему занятию. Лишь спустя добрую четверть часа я закончила приводить себя в порядок и с опаской выглянула за дверь. Весь коридор скрывала наведенная тьма. Густая, вязкая как кисель, она разлилась от пола до потолка, оставляя нетронутым лишь небольшой пятачок возле порога. Там и лежал пухлый сверток. Подняв его, я вернулась в комнату. Пока шла, разглядывала веревку из плотно скрученных белых и зеленых нитей.

Странно, кажется, именно эти цвета использует мастер Эсбен, хозяин лучшего ателье в городе. Говорят, только ему позволено шить одежду высокородным. Интересно, а чернокнижник тоже из них? Или для него мастер Эсбен сделал исключение? Впрочем, будь оно так, я бы не удивилась. Никто не знает ни имени, ни происхождения чернокнижника. Но то, что он богат, знают все.

Развернув вощеную бумагу, я достала и разложила на кровати вещи. Белую блузу с вытянутыми манжетами и кружевным воротом. Строгую прямую юбку темно-серого цвета. Нижнюю сорочку, чулки, туфли. Одежда выглядела просто, но при этом не походила на ту, что я привыкла носить. Что-то в ней отличалось… Но что? Еще раз коснувшись сорочки, я наконец поняла — ткани. Мягкие, приятные на ощупь, такие, что хочется немедленно ощутить их на коже.

Я нахмурилась и снова посмотрела на витой шнурок. Неужели, все-таки работа мастера Эсбена? Но откуда? Вряд ли бы чернокнижник стал так тратиться ради невольницы. Выходит?..

Догадка вспыхнула в сознании, словно молния в ночи.

В поместье живет еще одна женщина. И судя по всему, именно ее оберегает чернокнижник, скрывая ото всех тьмой.

Однако вместо радости, что тайна раскрылась, я ощутила тоску. Обо мне никто не заботился с таким трепетом. По крайней мере, после смерти родителей. С годами я почти забыла, каково это — чувствовать себя любимой. Надеюсь, вернув свободу, я верну и ощущение значимости в чьей-то жизни.

Аккуратно разложив новые вещи в комоде, я сменила сорочку и забралась в постель. Стоило голове коснуться подушки, глаза тут же закрылись.

Не знаю, сколько я проспала. Проснулась от сильной боли. Рывком села, замотала головой, пытаясь понять, что происходит. И закричала, едва боль стала нестерпимой. Почти в тот же миг дверь с грохотом распахнулась. Чернокнижник приблизился, сдернул с меня одеяло и схватил за руку. Ту самую, на указательном пальце которой сидело кольцо. Алый камень пульсировал светом, будто внутри него ярилось самое настоящее пламя.

Глава 6

Чернокнижнику хватило секунды, чтобы оценить происходящее. Он укутал мою руку плотным коконом тьмы и приказал:

—      Терпи. Сейчас станет легче.

Я кусала губы, изо всех сил пытаясь сдержать слезы. Отвернулась и уставилась невидящим взглядом на скомканное одеяло. От кокона шел холод. Почти такой же, как тот, которым чернокнижник избавил меня от боли в ноге. Вот только в прошлый раз я испытала благодарность, а сейчас — злость.

—      Вы говорили, кольцо не навредит мне, — процедила глухо.

—      Фактически, оно и не навредило. Ты в порядке.

Рывком повернувшись, я заглянула во тьму капюшона.

—      Не навредило?! Оно едва не оплавилось на моей руке!

Вместо ответа мужчина накрыл мою ладонь своей. Прошел сквозь кокон и сжал пальцы. Я застыла, ощущая то, чего не могла — прикосновение кожи. Не перчаточной, человеческой. Я чувствовала ее тепло и шершавость подушечек. То, как они скользнули к кольцу, как ощупали его, задевая мои пальцы, и как одним уверенным движением стянули опасное украшение.

—      Не оплавилось. Видишь?

Чернокнижник ухмыльнулся и кивком головы указал на свою ладонь, на которой алел успокоившийся камень. Однако я смотрела не на него — на перчатку. Неужели то прикосновение мне почудилось? Нет, такое не спутать. Но тогда как?..

Все еще растерянная, я кивнула и подняла взгляд.

—      Спи, Эвелин. Теперь тебя ничто не потревожит.

Мужчина поднялся с кровати и зашагал к двери.

—      Постойте! — окликнула я. Дождалась, когда он обернется, и спросила: — Что особенного в отметине после красной лихорадке?

—      Ничего. Просто хотел убедиться, что ты переболела давно.

В груди разлилось разочарование. Уголки губ невольно опустились. Меня проверяли, как скот: новая особь не должна заразить старых.

—      Зачем я вам? — спросила глухо

—      Разве это имеет значение?

—      Для меня — да. Почему именно я? Зачем было лишать меня свободы? Будущего? Я ведь…

—      Думаешь, я лишил тебя будущего? А вдруг именно я его тебе дам?

—      Что? Но… вы же… я… у вас ведь нет ко мне интереса… как к женщине, — добавила, переборов смущение.

Он усмехнулся.

—      Если мужчина говорит о женщине и ее будущем, уверяю, далеко не всегда он подразумевает семью. Иногда интересы двух людей могут совпадать, пусть даже один из них об этом не догадывается. Отдыхай, Эвелин. Силы тебе понадобятся.

Сказав это, чернокнижник вышел. Я же хмуро уставилась на дверь.

Наши интересы совпадают? Вот уж сомневаюсь! Я никогда не мечтала стать невольницей и обзавестись печатью на запястье! Взгляд метнулся вниз — к живой тьме, что сейчас вырисовывала под монограммой диковинный цветок. Она появилась почти сразу после дядиной сделки. Помню, я вскрикнула, когда внезапно запястье обожгло будто кипятком. Испуганно стиснула пострадавшее место пальцами и ощутила упругую пульсацию — это тьма разливалась под кожей.

Дядя тогда стоял рядом. Молча наблюдал, как тьма вырисовывает монограмму, а когда рисунок замер, вымолвил лишь одно слово: «Собирайся». Оно же стало последним, что я услышала в доме, в котором прожила тринадцать лет.

Я тряхнула головой. Чернокнижник ошибается — наши интересы не могут совпадать. При первой возможности, я сбегу. Но прежде, надеюсь, смогу выяснить, что же толкнуло его на эту сделку.

Как и обещал хозяин поместья, меня никто не потревожил. Я проснулась, чувствуя в теле приятную расслабленность. Даже удивительно, если учитывать, какой непростой выдалась ночь. Интересно, сколько сейчас времени?

Часов в комнате не нашлось; за окном по-прежнему вилась наведенная тьма. Поместье словно находилось в каком-то другом мире, где не существовало ни солнечного света, ни смены дня и ночи.

Достав из комода вещи, я оделась, расчесалась и замерла, не зная, что делать дальше. Будто вызвавшись дать подсказку, живот громко заурчал. Его голодные трели напомнили, что последний раз я ела сутки назад, а то и больше. В обед. На ужин я тогда не успела — дядя огорошил новостью раньше. Потом же было не до еды.