- Ну что, Ертаров, рассказывай, откуда у тебя это?
- Что рассказывать? С хутора пошли с друзьями сюда, в поселок, по дороге услышали выстрелы, спрятались, а тут всадники. Точнее, один всадник, а за ним целая шайка проскакали. Ну, мы решили дойти и посмотреть, чего там. Повозка, рядом трупы и разбойничек сидит. Короче, повязал я его и оружие забрал. Один из убитых жив оказался, перевязали его, в фургон сунули и поехали. Бандит, чтобы не убивал я его, про золото сказал. На переправе на нас снова бандиты напали, я один уйти смог, потом блуждал по лесу. Сюда его притащил, чтобы владельцам отдать. Все.
- Вот значит как... мутная история, Вячеслав Юрьевич, очень мутная. Посиди до утра в камере, а там разберемся. Золото это я пока в сейф уберу. Так надежнее.
Елки, а зачем ему это надо? Прирежет меня ночью, а золотишко себе... как пить дать. Дураком я родился, дураком видно и помру. Горькие мысли. А морда то у нашего Палыча... так сейчас и треснет, еще бы, такой ломоть отвалился дуриком... На душе тоскливо и пусто. Доигрался...
- Прощай радость, жизнь моя, знаю, едешь без меня, знать один должно остаться, тебя мне больше не видать... - Тихо запел я, а что делать? Говорить с этим козлом мне больше не о чем...
- Семенов! Увести заключенного, головой отвечаешь, понял!
- Куда его, старшой?
- В камеру, боец, в камеру.
- Руки за спину, вперед! - Это мне. Вот я и арестант, но жизнь еще продолжается.
- Темна ночка, ноченька, да не спиться... - напевая, шагал я через полутемный уже двор к невысокому срубу с узким, зарешеченным оконцем и толстой, оббитой железом дверью. - Сам я знаю почему, ты девчоночка меня, ты одна меня тревожишь...
- Молчать! Арестованным не положено петь и разговаривать! - ствол больно ткнул меня под лопатку, черт, а вот хрен вам.
- ... одна лишила мой покой, темна ночка, ноченька, а не спиться...
- Принимай певуна. Русский, старшой сказал до завтра у тебя на постой определить.
Тюремщик - крепкий мужик непривычно лысый среди всех этих буйно-волосатых аборигенов, с тяжелой челюстью и оттопыренными какими-то мятыми ушами, с покатыми, массивными плечами и тяжелыми руками борца произвел на меня тягостное впечатление. Настоящий палач. А он, не обращая на меня никакого внимания, отпер дверь камеры и жестом указал, мол, ходи до места, зек Ертаров.
Замок лязгнул за спиной, все я заперт. Внутри пусто и почти темно. Две пары нар у стен, помещение маленькое, метра два в дину и ширину - не больше. Даже отхожего ведра нет, это-то как понимать? Охренели в атаке совсем... Ладно, пока надо передохнуть немного. Сел на нары, благо, все свободны. Один я. И дверь - глухая, с окошечком. Чего делать? Лег на грубый, набитый соломой матрас, руку под голову. Прикинем дальнейшее. Некто Востриков поимев бесконтрольно кучу золота, явно постарается пригрести его себе в карман, такими 'подарками судьбы' подобные человекоподобные не брезгуют никогда. Или я ошибаюсь? Рад бы, да что-то не верится в чистую совесть старшего караульного.
Тогда что? Ждать ночью гостей? Зарежут и вся недолга. Но ведь видели меня люди, не может быть, чтобы все мимо прошло. Эти двое архаровцев... Ну, так он с ними поделится, отсыплет от щедрот, чего уж... Вот ведь угораздило меня... надо было это золото на хуторе оставить, потом бы вернулся, так нет, хотел как лучше. Дурак.
И что за мир такой бестолковый? Как тут все устроено? Черт, как жить хочется! Рано мне умирать, ни жены, ни детей, ни дела настоящего! Ой, рано! Значит, надо придумать, как выбраться отсюда. Приняв решение, подскочил с нар и принялся колотить по двери.
- Отройте!
Окошечко со стуком открылось и оттуда - из свободного мира упал луч света, слепя глаза.
- Зачем кричишь, арестованный? - Глухо пророкотал тюремщик.
- Я хочу пить и пожрать чего-нибудь. У вас тут кормят вообще?! Я никакого преступления не совершал, просто до выяснения сижу. Обязаны накормить и воды дать. И я в сортир хочу!
Замок лязгнул и дверь моего узилища отворилась. Что сейчас будет? Начнут бить или строго наоборот? Елки...
- Выходи, руки за спину, шагай вперед.
- Куда это?
- До ветру, куда еще? - Хмыкнул тюремщик.
На это отвечать мне было нечем и мы молча двинулись по сильно потемневшему двору в сторону до боли знакомой постройки. Пробыл я там не долго, успев надышаться могучим букетом разнообразной вони. Толково засирают, ниче не скажешь.
Снова оказавшись в камере, я продолжил наседать на лысого, благо оконце он не закрыл.
- Дай поесть, ты вообще кто? Откуда такой? С Земли?
Молчание. Нормально поговорили. Зато вскоре в просвете мелькнула тень, и я увидел деревянную миску и кружку. Так, и чего нам привалило? Ого, приличный кусок одуренно благоухающей грудинки со щедрыми прослойками мяса и горбушка черного, ноздреватого хлеба и видимо, как бонус, головка чеснока. Богато. В кружке простая вода, ну да не до разносолов и кофеёв с чаями.
- Слышь, мужик, спасибо тебе.
Молчание в ответ. Опять. Да, говорливый мне попался сторож. Надо его разговорить все равно. Отгрызая куски удивительно вкусного, особенно с голодухи, бекона, я продолжил чуть невнятно общаться с мужиком.
- Слышь, спасибо. А звать тебя как? Молчишь? Тогда я тебя Гиви буду звать. Как тебе? Так вот, Гиви, скажи мне, с каких пор арестованного человека лишают простейших прав? Я ведь не осужден и не приговорен. Более того, мне даже и обвинения никакого не предъявляли, просто золото отобрали и сюда засунули. Не хорошо это, не хорошо и не красиво. Я золото нашел, сохранил, принес, а меня в преступники, в тюрьму запихнули. Не хорошо. Не по справедливости.
Тишина в ответ. Упертый сукин сын! Ладно. Хрен с тобой. Молчишь и молчи, вот доем кусок и спою. Проглотив последний кусок, затянул:
'Черный ворон, друг ты мой залетный, где летаешь далеко?' допев, сходу, без остановки взялся за 'По бурным волнам океана...'. У меня голосина ого-го, а сдерживаться категорически желания не было. Так что хоть стены и не дрожали, но звук шел мощно. Попил водички и дальше 'Вот скрылось солнце за горою', потом на лирику потянуло и я спел 'Дунюшку'. Устал. К черту вас всех, мудаков. Елки, в тайге жить в сто раз лучше, чем среди людей. Там уж если враг, то враг, а друг так друг. Плевать. Снял куртку, лег на матрас, укрылся полой, закрыл глаза и уснул.
Поднялся в темноте. Тихо. Ощупал карманы. Чего-то твердое - зажигалка. А что, мысль... На ощупь раздербанил матрас и рассыпал солому у стены. Поджег. Загорелось сразу, прекрасно, пуская, все горит! Пламя, ярко вспыхнув, ударило по глазам, да что такое?
- Эй, русский, выходи!
Теперь бы только понять, где сон, а где явь. Глаза не видят толком, свет слепит - лампа, что ли в руках у... чей голос? На Гиви не похож, но знакомый какой-то...
- Я-то русский, а ты кто? Че надо? - А внутри разом холодом окатило, все, убивать пришли. Допрыгался. Отчаянная злость тряхнула током, заставив разом проснуться.
- Лампу убери, мне не видать, кто там такой борзый кукарекает.
- Ах, ты сссука, да я тебя, - злобно зашипел невидимый оппонент в ответ, качнувшись через порог. Ну, иди, иди ко мне, голубь сизый, уж я тебя приголублю. В камеру ворвалось мощное амбре, да он пьяный...
- Стой. - Второй голос, глухой и сиплый, вот и Гиви нарисовался. - Пусть сам выйдет, - и после короткой паузы, - если захочет...
Интересно, значит, я могу и не захотеть? Чего происходит вообще, что за концерт в дурдоме?
- Эй, Гиви, что у тебя в тюряге творится? И кто этот поцак упившийся? Новый клиент? Так посади его в другую камеру, мне его вонь ни к чему.
- Выходи падла русская. Думаешь, спрячешься, да я тебя все равно завалю, курва! - Прорычал мужик. Глаза уже адаптировались, и я сумел разглядеть лицо - это же тот самый парень, с которым я днем повздорил на улице. Вот, говорила мне мама, не надо людям плохо делать... Странный концерт, неспроста все. Зарежут, а потом скажут, мол, бежать пытался. Но и в камере отсиживаться не хочу. Этот сосунок драться хочет, унизить меня, ну, пусть попробует. Только вот страшно очень. Черт, как же страшно. Убить кого-нибудь легче стало бы наверняка. Ухватил куртку в левую руку и встал.
