Поток ледяной воды окатил меня, выбив дыхание и заставив судорожно закашляться.

  - Эй, ты, урод, хватит или еще добавить? - Откуда-то издалека, словно из другого мира донеслось до меня. Открываю глаза. Трава, чьи-то ноги в камуфляжных штанах и берцах. Что со мной?

  - Господин, с-сученок вроде очухался.

  Меня ухватили и вздернули вверх, заставив встать на колени пред Перначом. Вашу мать! Я обвис на руках бандитов и они, не удержав меня, уронили на траву.

  - Гнида, он специально это сделал! - удар ботинком по ребрам обжег болью, и я едва не потерял сознание.

  На этот раз я решил подняться сам. Нечего валяться перед врагом. Окружающие меня головорезы, издевательски оскалившись, наблюдали. Не с первой попытки, но встать смог. Пернач стоял всего в паре метров. А руки то свободны. Не связали меня, сволочи, напрасно вы так... Решение пришло мгновенно. Оттолкнувшись, изо всех сил потянулся к его горлу, в расчете вырвать скрюченными пальцами кадык ненавистного противника. Но раненая нога подвернулась, и я упал. Сверху сразу навалились, сил на сопротивление не осталось, просто вдохнуть раздавленной весом врагов грудью я не мог. Кто-то жестко ухватил меня за подбородок и с силой потянул голову вверх. Перед глазами сверкнул нож - сейчас ударят по шее и конец!

  - Стоять! Поднимите его, оттащите к столбу и привяжите, никуда не денется. - раздался полный злобы приказ Пернача. На лице урода осталась лишь кровавая царапина от удара, эх, совсем чуток не хватило! Жаль, что я тебя, тварь не придавил, пока мог!

  Меня поволокли куда-то, приподняв, бросили спиной о какое-то дерево и, сноровисто заломив руки, сковали их позади ствола. Обведя помутневшим взглядом поляну перед домом Ердея, я заметил и его самого, и Сашку. Они стояли скованные наручниками под охраной одного из бандюков. Значит, все зря. Твою мать, как глупо.

  На лице Пернача застыла маска мрачного самодовольства и торжества. Все отдам, лишь бы стереть ее, а лучше просто уничтожить, разбить! Зубы сжались до боли.

  - Ты скоро будешь казнен, щенок, в наказание за то, что посмел встать у меня на пути. Умирать ты будешь медленно и в страшных муках, слышишь стук топоров? Это готовится твой персональный кол - толстый, чтобы твоя никчемная жизнь не закончилась слишком быстро. Что, сбледнул, герой? Вот я и посмотрю, каков ты на деле, а не только языком чесать.

  - Ты сдохнешь, тварь. Вы напали не просто на человека, вы напали на помощника шерифа. Вас найдут и удавят - всех до последнего.

  - Ишь ты, раскукарекался петушок, ниче, скоро я посажу тебя на вертел и запоешь по-другому. Эй, старик, не надумал еще? Этого вонючего ублюдка я все равно приговорил. Но у тебя есть еще и пацанчик - может, его судьба тебе не так безразлична?

  Ердей молчал. Стоял он спокойно с удивительным достоинством. Захотелось умереть, вот прямо сейчас - все же легче, чем вынести ту казнь, что готовит мне враг. И словно откликаясь, сердце до боли сжалось и замерло. Неужели? Господи, помилуй!

  - Нет? Тащите петушка к колу, пора начинать представление!

  Меня отцепили от дерева и поволокли по траве. В глазах мутилось. Сердце молчало, дыхание тоже остановилось - значит, я умираю? Сквозь нарастающий шум в ушах до меня донесся негромкий, суховатый голос Ердея.

  - Остановите их, воины, прошу вас.

  Руки, еще миг назад упорно тянувшие меня, внезапно ослабели, и я мешком свалился на землю. Глаза открылись и откуда-то из невообразимой, прекрасной, сияющей небесной синевой вечности к нам спустились молчаливые воины на огненно-рыжих рогатых скакунах. Я не видел больше ничего, только их. Ясыги - копьеносные всадники из моего видения, ставшие явью. Сердце нерешительно ударило и снова начало биться.

  Кто-то из бандитов, не выдержав напряжения, закричал и вскинул оружие, точнее, лишь попытался. И умер с копьем в груди, метко и безжалостно брошенным одним из воинов. Словно по команде воздух прорезала сталь - сраженные пробившими их тела насквозь треугольными наконечниками, разбойники падали, как трава от движения жнеца с косой. Уцелели только самые шустрые и сообразительные - успевшие бросить оружие и высоко поднять руки. Конвоиры упали на траву замертво, заливая ее алым из широких ран, по обе стороны от меня. Мощь бросков копий меня поразила. А вот моих сил не то что вскинуть руки, но и просто подняться просто не осталось, и я уже приготовился к неминуемой каре - убийцам русов незачем отличать одного из врагов от остальных, но вместо копья на меня налетел светлый пушисто-улыбчивый комок веселья и ласки - Мадху, откуда ты?

  Чьи-то руки освободили запястья от браслетов. Родной Сашкин голос успокаивающе зачастил:

  - Лежи, Слав, не вставай. Я осмотрю тебя сейчас, перевяжу, а дедушка зашьет большие раны, не переживай, он не даст ясыгам убить тебя. Может, ты хочешь пить, Слав? Я мигом принесу, только скажи.

  - Не плохо бы водички, да... - прошептал я пересохшим горлом.

  Неужели смерть откладывается? А как оказывается просто все - раз и нет тебя. Словно лампочку выключила чья-то рука. И свет погас для тебя, но мир продолжает жить. Люди куда-то спешат, переживают по всяким поводам, радуются и страдают - живут, одним словом, а тебя уже нет. Елки. И хорошо если хоть кто-то поплачет о тебе, вспомнит добрым словом. Значит, жил не зря.

  Стоп. Я-то жив! Откуда тогда все эти мысли, может, постэффект накатил? Вот сейчас принесут водички свежей, холодненькой, напьюсь вволю. Дырки во мне подштопают, а может и вовсе кетаса подкинут, глядишь, все махом заживет, как по волшебству. Но все мои самонастройки рухнули, стоило увидеть Пернача и на этот раз уцелевшего - с покорным видом поднявшего руки. Ах ты тварь! Удавлю, гадину! Кровь так ударила в голову, что я чуть не потерял сознание. Стоп. Всему свой срок.

  Вот и вода. Жадно присасываюсь к горлышку и глотаю, давясь и фыркая живительную влагу. И словно оживаю. Выпил в итоге полный жбан, и куда только влезло? А когда оторвался от глиняной посудины, то увидел, что все трое сдавшихся бандитов заодно со своим главарем бодро машут заступами и лопатами, копая общую яму для своих подельников, побитых и мной, и ясыгами. Логично, нечего падаль разводить. К нам подошел Ердей и принялся осматривать меня. Что-то негромко сказал Сашке, кивнув в ответ, парень во второй раз метнулся в избу. Мадху с довольным видом запрыгал следом. Я попытался сесть, но дед твердо тормознул.

  - Лежи, Слав. Раны тела - не страшны, голова - бита сильно. И вчера, и теперь. Лежать надо.

  Признавая правоту Ердея, остался лежать меж двух трупов - не самое приятное соседство. Копья из них воины давно уже выдернули, а теперь и самих бандюков их более счастливые сотоварищи поволокли за ноги к длинной, стремительно растущей яме к моему несказанному облегчению. Отсутствие Сашки продолжалось довольно долго или мне только так показалось? Зато возвращение получилось масштабным - ведя под уздцы заседланных Злодея и Гнедка, плотно навьюченных, сгибаясь под весом оружия. Одеял и разных сумок - как и дотащить получилось?

  Свалив все в кучу, паренек без лишних слов снова исчез. Ердей, получивший таки необходимые средства, приступил к моему лечению. Дал мне разжевать некий порошок и, пояснив, что он поможет голове, очистил рану на ноге. Стянув края, смазал неким густым и весьма вонючим бальзамом, затем наложил повязку. Через некоторое время я весь покрылся бинтами - как мумия.

  Удивительно, но сильной боли я во время всех этих манипуляций не ощутил или просто притерпелся? Сил хватало даже изредка бросать любопытные взгляды на ясыгов. Рослые, очень стройные, с широкими яркими глазами и молодыми, сурово-строгими, очень сосредоточенными лицами. Удивительно молчаливые. В каждом движении уверенность и никакой жесткости - плавность и непрерывность - текучесть. Да. Это настоящие бойцы. Одежда простая и неброская, зато удобная и добротная. В седельных кобурах я заметил винтовки. На поясах - патронташи. У одного - ручной пулемет. Все серьезно. Уверен, стреляют они не хуже, чем копья свои бросают. Двое остались в седлах, сверху присматривая за пленными, остальные уселись в сторонке в круг и не спеша, принялись жевать, не пойми что, запивая из настоящей братины, пускаемой по кругу.