Питер промолчал, но весь его вид красноречивее всяких слов говорил о том, что новое чувство целиком и полностью завладело его душой. Молчал и бортник, как молчал всегда при подобных высказываниях Марджери на религиозные темы, уподобляясь в этом многочисленным мужьям, которые, будучи сами совершенно равнодушны к религии, нисколько не возражают против непреодолимого влечения к ней своих жен. После короткой паузы — это была невольная дань уважения самому предмету беседы — Бурдон решил, что прошло достаточно времени и вполне уместно, не навлекая на себя обвинений в чрезмерной слабости и нетерпеливом любопытстве, поинтересоваться обстоятельствами, заставившими индейцев пуститься в путь. В ответ на его вопрос Питер подробно рассказал, как развертывались события. Итак, он смешался с толпой вождей, ни у кого не вызвав и тени подозрения, и вместе со всеми стал ожидать появления молодых людей с пленниками. Как только стало известно, что предполагаемые жертвы скрылись и что бежали они водными путями, во все концы были разосланы группы перехвата. Некоторые из них также поплыли на каноэ, но, будучи менее искушены в искусстве навигации, вошли в пролив значительно позже, чем бортник с компанией. Питер же присоединился к Медвежьему Окороку, и под их началом двадцать воинов пересекли полуостров, у залива Сагино раздобыли каноэ и поплыли к мысу Пойнт-о-Барк, к которому теперь приближались беглецы. Индейцы прибыли туда тремя днями раньше.

Томясь ожиданием и не будучи уверен, что белые не опередили его, Медвежий Окорок спустился вниз по течению впадающей в озеро Гурон реки, чтобы там подстеречь врагов, а на мысу оставил бдеть Питера с тремя молодыми людьми, имевшими в своем распоряжении одно-единственное каноэ. Последнее обстоятельство дало великому вождю веский повод избавиться от них — он послал молодых людей на поиски второй лодки, а сам остался, таким образом, на мысу в единственном числе. Но едва они скрылись из виду, как рядом с Питером словно из-под земли вырос его верный союзник — Быстрокрылый Голубь. Преданный друг Бурдона, очевидно, все время крался следом за противником и прошел не одну сотню миль, терпя голод и усталость, а главное — ежеминутно рискуя своей жизнью, лишь бы помочь чужеземцам, с которыми его связывал долг благодарности.

Питер и Быстрокрылый Голубь, ясное дело, поняли друг друга без слов. Час спустя вдали показались каноэ беглецов, безошибочно узнаваемые по парусам. Индейцы помчались им навстречу, а изложенный нами только что рассказ Питера был поведан уже на ходу по пути к мысу.

Бурдону было, конечно, чрезвычайно важно знать, где именно его ожидает засада, хотя это не устраняло, а лишь несколько уменьшало угрожавшую им опасность. Она неизменно подстерегала его на всем протяжении пройденного пути — а сделал он не меньше пятисот миль, — хотя такое маленькое плавучее средство, как лодка, имеет известное преимущество перед более крупными судами: оно в любое время может найти поблизости от себя подходящее укрытие. От мыса Пойнт-о-Барк до выхода из озера оставалось менее ста миль. Выходом служила речка протяженностью около тридцати миль, связывавшая Гурон с мелководным маленьким озерком Сент-Клэр и потому именовавшаяся проливом. Далее следовало преодолеть Сент-Клэр — его длина составляла также около тридцати миль — и выйти в реку Детройт, опять же являвшуюся, по сути дела, проливом, о чем и сообщало ее названиеnote 161. В шести — восьми милях от начала пролива на его западном берегу стоит город Детройт, представлявший собой в то время небольшое селение с укреплениями, предназначенными скорее отражать атаку дикарей, чем противостоять осаде белых. Сейчас Детройт находился в руках англичан, а, по твердому убеждению Бурдона, попасть к ним в плен было вряд ли менее опасно, чем стать добычей Медвежьего Окорока и его воинов.

Промедление, однако, было смерти подобно. На скорую руку приготовили еду, поели и уселись снова в каноэ. Питер и Быстрокрылый Голубь поплыли с беглецами, но свою лодку бросили. Питер составил компанию бортнику с Марджери, а чиппева занял место гребца в каноэ Гершома. Благодаря такому предусмотрительному размещению людей мощность каждой лодки увеличилась в два раза, что имело важное значение — ведь не исключалось, что их спасет только большая скорость движения.

Ветер по-прежнему дул с запада, так что лодки быстро шли вперед. К концу дня они приблизились к выходу из озера, и Питер приказал опустить паруса, которые выдавали их с головой. Кроме того, они из предосторожности старались жаться как можно ближе к берегу, на фоне которою маленькие и низкие лодки были трудноразличимы.

В реку Сент-Клэр наши путники вошли уже в полной темноте. Сильное течение и благоприятный ветер быстро понесли их вниз, а едва забрезжил день, Питер изменил обычному маршруту и привел их в следующее озеро окольным путем; из многочисленных проток, ведущих в него, он выбрал ту, которую необычайное изобилие водных растений превратило в прекрасное убежище. Если бы не этот обходный маневр, беглецы могли бы с легкостью угодить в руки своих врагов, как впоследствии подтвердили индейцы. Медвежий Окорок поставил лишь у двух главных проливов, ведущих в озеро Сент-Клэр, по каноэ с пятью воинами в каждом, руководствуясь тем рассуждением, что, оставив однажды обведенную вокруг пальца погоню далеко позади себя, бортник с друзьями не мог не ослабить свою бдительность. Только появление Питера, его мудрость и знание обычаев индейцев спасли беглецов от страшной участи. Каноэ проскользнули в озеро никем не замеченные, пересекать его стали почти по диагонали, рассчитывая достигнуть канадского берега в середине следующего дня, а паруса поставили только отойдя на порядочное расстояние от земли, где они уже не попадали в поле зрения человека, находящегося на суше.

И действительно, назавтра они высадились у хижины канадского француза, стоявшей на берегу озера, но на безопасном расстоянии от следующего пролива, ведшего дальше на юг. Женщины были приняты здесь с распростертыми объятиями, с тем добросердечием, которое вообще характерно для канадских французов. Для этих простых людей не имело значения, что их гости принадлежали к враждебному народу. Они, правда, не очень-то жаловали «янки», как называли всех американцев, но и к своим английским господам не испытывали особой приязни. К своей вящей радости, канадские французы снова вошли во владение обоими берегами реки Детройт, заселенными в то время преимущественно их соотечественниками, потомками французов эпохи Людовика XTV, сохранявшими еще язык и многие традиции Франции той поры. Тогда, как, впрочем, и сейчас, они разговаривали исключительно на языке своих предков.

Едва ночь вступила в свои права, вернее, едва молодой месяц зашел за тучку, как бортник распрощался с бесхитростными добрыми хозяевами; теперь командование взял на себя Питер, севший к рулю лодки бортника. Гершом плыл рядом с таким расчетом, чтобы нос его лодки все время находился в пределах досягаемости руки великого вождя. Менее чем за час беглецы достигли начала реки, разделенного на два рукава большим островом. На нем в это самое время сидел в засаде Медвежий Окорок, поджидая своих врагов; в его распоряжении были три каноэ с шестью воинами в каждом. Этому вождю ничего не стоило дойти до Детройта и поднять по тревоге стекшихся туда в огромном количестве воинов-индейцев, которые бы расположили свои каноэ в таком порядке, что пройти мимо них по воде незамеченными оказалось бы невозможным. Но тогда вождь и его друзья лишатся славы победителей, оскальпировавших белых, а значит, и так называемых «воинских почестей», к которым питают слабость не одни лишь дикари. Поэтому Медвежий Окорок решил полагаться только на собственные силы. Пребывая в убеждении, что уж здесь-то беглецы не станут особенно остерегаться, он не сомневался в том, что, ежели им удалось благополучно миновать расставленные выше кордоны, тут он сумеет их перехватить.

Остров, однако, вызвал у бортника подозрения, и, проходя мимо него, он принял особые меры предосторожности. Прежде всего он снова связал каноэ так, что в темноте они казались одной лодкой, в которой к тому же сидели не двое, как обычно, а шестеро. Впоследствии выяснилось, что их заприметили с одного из каноэ Медвежьего Окорока, шедшего в этот момент посередине реки, но приняли за своих, которые вполне могли именно тогда находиться поблизости и именно в числе шести человек. Последние сошли на берег, чтобы разжиться у французских поселенцев фруктами, столь любимыми индейцами, но редко попадающими в их селения. Благодаря этому ничтожному случайному совпадению, которое хорошенькая Марджери неизменно объясняла особым благоволением расположенного к ней Божественного Провидения, наши герои в целости и сохранности миновали остров, а вместе с ним — сами того не подозревая — и последние пикеты Медвежьего Окорока.