— Ничего, я еще кого-нибудь убью, так что у тебя будет повод повеселиться.

— А в самом деле, господин Толстяк, каковы ваши дальнейшие планы? — спросил Тубиус. — Как я понимаю, самый острый период прошел. Но дальше что? И потом, как же вы все-таки оказались в лаборатории? Провалились в канализацию в туалете, во дворце?

— Ах, Тубиус, я бы предпочел занять соседнюю клетку. Не поговорите с администрацией? — усмехнулся я. — Идти мне некуда, во дворце я давно не живу. Как попал вниз — история долгая и грустная. Рассказывать не хочу. А что это за куча барахла, на которой я сижу? — я поерзал, поудобнее пристраивая укушенную половинку задницы.

— Это сток, — ответил Тубиус. — Наверху над нами Краснопресненский универмаг. Теперь «Benetton». Вот сюда и стекает, что не распродали. И приличные вещи попадаются. Сам бы носил, да обезьяне без надобности.

— Я поищу что-нибудь себе? — спросил я вставая.

— Пожалуйста, только не найдете ничего. Это же «Benetton», а не «Три Толстяка». Мне подобные размеры не попадались.

Я кряхтя поднялся и начал ковыряться в барахле.

— Лезьте в самый низ. Там может что-то остаться от советских времен, — посоветовал Тубиус.

— Вы думаете, что советский человек мог быть таким толстым? — удивился я.

— В те времена было такое понятие как «неходовой размер».

— Действительно, — усмехнулся я, вытаскивая из глубины кучи необъятный коленкоровый плащ.

— Ну вот видите. С добычей вас, — поздравил меня Тубиус.

Плащ стек сюда, наверное, лет семьдесят назад. Он был черным, плоским и твердым, как кусок старого рубероида, пролежавшего на крыше сарая приблизительно такой же срок. Да, пах также.

Я встряхнул его и попытался расправить. Коленкор заскрипел, треснул и раскрылся. Еще несколько минут борьбы, и я смог всунуть руки в спрессованные рукава.

— Отлично! — одобрил Тубиус. — Вам идет.

— Спасибо, — поблагодарил я и продолжил копать. На самом дне, практически на полу клетки обнаружилась толстовка размером на слона, на меня то есть. Эта вообще здесь с тридцатых годов.

— Надо же! — восхитился я. — Теперь я похож на писателя-середнячка из литобъединения «Стальное Вымя». Вот только штанов не хватает.

Взглянул на свои покрытые кровью и грязью хирургические бриджи.

— Тубиус, а как бы мне хоть чуть помыться? А то я весь в крови и в этой дряни из огнетушителя.

— Никак, — ответил тот. — Кровь жертв всегда будет на ваших руках. Она не смывается. Никогда. Вон, Понтий Пилат две тысячи лет пытается отмыться. И что?

— Ну, Тубиус, вы тоже нашли сравнение. Одно дело Иисус, другое Джек Потрошитель.

— А кто вам сказал, что он был Потрошитель? Может, он людей спасал! Деньги зарабатывал, но и спасал. Так сказать, спаситель в миниатюре. А? А вы его взорвали со всей лабораторией.

— Идите к черту, Тубиус! Мы уже это обсудили. Не дадите воды и хрен с ней. Отмоюсь где-нибудь еще. Посоветуйте лучше, что со штанами делать. Холодно же на улице, — я продолжил рыться в барахле. — Кстати, — я прервал поиски и выпрямился, — а почему вы стали обезьяной? И зачем притворились сумасшедшим? Да и еще, хочу вас поблагодарить за куклу. Гениальное произведение.

— Она цела? Я слышал, что наследник ее сломал.

— Цела. Доктор Арнольди ее починил.

— И как она? Функционирует у кого-то? Не знаете?

— Не знаю. Может, у доктора и функционирует.

— Ну, мне кажется, у Андре интерес к ней мог быть только научный. Вряд ли она ему могла понадобиться по прямому предназначению.

— Как бы то ни было, — я развел руками, — ее судьба мне неизвестна.

— А почему вы тогда захотели меня за нее поблагодарить? — с подозрением спросил Тубиус.

Я понял, что проболтался.

— Ну… — протянул я, — просто вспомнил, какая она была замечательная, просто как живая.

— Да, — кивнул Тубиус, — как живая. Вот из-за нее-то я и сбежал. Понял, что сначала девчонка для утех, потом ниндзя для личной охраны. А потом придется клепать полк универсальных солдат. И я превращусь в создателя машин-убийц. А мне это неинтересно.

Тубиус замолчал на несколько мгновений, и продолжил:

— А со штанами… знаете, кажется, я вспомнил, мне что-то такое попадалось, — и он подошел к куче и тоже принялся в ней копаться. — Вот, точно, — сказал он, вытягивая спортивный костюм дико-розового цвета с гордым лейблом «Адидас». — По-моему, вам должно подойти.

«Адидас» был явно женским, но не в моем положении капризничать. Штаны натянулись как лосины, резинка больно врезалась в живот, тут же отозвавшийся мучительным чувством голода. Есть захотелось просто смертельно.

— Отличный костюмчик, спасибо, — сказал я, надевая куртку. Молния не сошлась, но это уже детали. — Тубиус, а вы, кажется, предлагали мне еще банан?

— Да сколько угодно! — и он бухнул гроздь на ящик, чуть не прибив сколопендру. Та отскочила в сторону и замерла на краю, недовольно шевеля усиками.

Я снова сел. Стараясь есть банан как можно медленнее, я разглядывал свои голые грязные ноги в ставших черно-коричневыми махровых шлепанцах.

— Как бы мне еще решить вопрос с обувью? — задал я в пространство риторический вопрос.

— А вы собираетесь на поверхность? — отозвался Тубиус.

— Ну не могу же я вечно пользоваться вашим гостеприимством.

— Нет, ботинки сюда не попадают, с этим не помогу. Можете взять с собой барахла поновее, попробуйте обменять на башмаки. Все-таки «Бенеттон» неплохая фирма.

— Спасибо, Тубиус. Я ваш вечный должник.

Я выбрал водолазку побольше и потемнее, завязал горловину и рукава, и в этот импровизированный мешок принялся складывать шмотки из последних поступлений.

— Рад вам помочь, господин Толстяк. Только «вечный» — это как-то очень долго. Мне становится не по себе от мысли, что кто-то так долго будет мне что-то должен.

— Да бросьте, Тубиус. Вечность иногда пролетает так быстро, буквально за одно мгновение. Так что надеюсь скоро быть вам полезным, — надев плащ, я закинул водолазку с барахлом за плечо. — Еще раз спасибо. Дверь откроете?

— Выходите. Не заперто. Возьмите бананов. Когда вам еще удастся перекусить? Дорогу знаете?

— Нет, — удивленно ответил я. — А правда, куда идти?

— Объяснить довольно трудно… — начал говорить Тубиус, и мы оба посмотрели на сколопендру. Она лениво приподнялась на ножках и махнула лапкой — типа: за мной!

— Похоже, у меня есть провожатый. Или даже друг, — сказал я. Сколопендра скатилась с ящика и подбежала к двери. Я отломил два банана, и вышел из клетки вслед за проскочившей между прутьями решетки сколопендрой. Закрыв за собой дверь, я махнул рукой Тубиусу, тяжело подпрыгнул и крикнул: «У! У!»

— Удачи, Дед Мороз! — услышал я в спину. Я поднял вверх сжатый кулак и, не оглядываясь, пошел за сколопендрой.

Я бесцельно шел по туннелю под зоопарком. Сколопендра бежала впереди, я брел за ней. То есть у меня были цели. Выйти наружу, раздобыть ботинки. Была и еще одна цель, но все это были цели промежуточные, тактические. Стратегической не было. «Не было, не было, не было», — шаркал я тапочками.

Я шел как во сне, в тебя погружен… мне Фидий сопутствовал и Платон… Нет, причем тут Платон. Мне, как всегда, сопутствовал мой цыпленок… и только он.

Из-за поворота вывернулось воображение.

— Ну, блин, где тебя носило? Я без тебя цель не вижу.

— Целеполагание — это не твое. Это мое, — согласно кивнуло воображение.

Впереди послышались звуки песнопений, потянуло дымом свечей и запахом ладана.

«Катакомбная церковь», — догадался я.

Электрическое освещение кончилось. Из металлических колец, вделанных в стены, торчали коптящие, вонючие факелы. Навстречу повалил раннехристианский люд. Рабы и изгои гордого Рима.

Сколопендра перебралась на стену, чтобы не затоптали. Мне тоже пришлось посторониться, пропуская крестный ход.

Когда распевающая псалмы толпа миновала, я вошел в опустевшую церковь. Пещера, приспособленная для проведения религиозных отправлений, была сухой и высокой. Теряющийся в темноте свод поддерживали грубо вырубленные из толщи камня колонны. Редкие свечи, горевшие перед иконами, не могли рассеять мрак подземелья. Я перекрестился.