— Ладно, сиди. Орать не будет, — сказала кукла, трогаясь с места.

— Ну, рассказывай. Что дома? Как выбралась? — спросил я, когда мы выехали на улицу.

Кукла не ответила. Она молча вела машину. Я тоже замолчал. На заднем сиденье шебуршились воображение со сколопендрой.

Через несколько кварталов она остановила тачку и полезла ко мне целоваться. Я не возражал.

Целовались мы долго. Сзади закашлялось воображение. Я с трудом оторвался от волшебных губ.

— Ну, рассказывай. Что дома? Все живы?

— Живы, — кивнула кукла.

— А как ты выбралась? Я что, забыл тебя выключить?

Кукла немного помолчала.

— Нет. Не забыл. Просто меня нельзя выключить. Можно перевести в спящий режим, но я его контролирую.

— Ну ни фига себе! — удивился я.

— Как только я узнала, что тебя ищут, я сразу сбежала.

— А как ты узнала? Телевизор смотрела? — усмехнулся я.

— Если бы у меня не было постоянного доступа к телевидению и интернету, я бы сдохла от скуки у тебя в шкафу!

— Однако. Какие интересные подробности выясняются, — я был сильно удивлен. — А как меня нашла?

— Это просто. Обзвонила все больницы, искала недавно поступившего толстяка с амнезией.

— А почему больницы и почему амнезия? — допытывался я.

— А куда ты еще мог попасть? Только в больницу или в полицию. Но полицейские сразу бы объявили о тебе. Уж слишком много шума было тогда. Значит больница. А что, кроме амнезии, ты мог придумать для своего инкогнито? Еще была вероятность, что ты умер, но я чувствовала — живой.

— Однако, — повторил я. — А про Ленку что-нибудь знаешь? — задал я вопрос, который волновал меня больше всего.

— Зачем она тебе? — кукла откинулась на сиденье. — Она тебя не любит.

— Любит, не любит, тебе-то что? Да и потом, откуда ты знаешь, любит или не любит? Сейчас не любит, завтра полюбит.

— Это вряд ли, — хмыкнула кукла. — Я взломала ее страницу ВКонтакте. Она влюблена в парня. Почти как ты, и с таким же результатом. Она ему похрен или почти похрен. Девушка страдает. Даже не понимаю, как она в таком состоянии ухитряется экзамены сдавать.

— Какие экзамены? — удивился я.

— Какие. В институт поступает. ЕГЭ сдала недавно.

— Какой институт? Какой ЕГЭ? Ей еще полгода учиться!

— Посмотри в окно, — сквозь зубы процедила кукла. — Сейчас август, жара 30 градусов. Ты полгода в коме провалялся.

— Блииин! — протянул я, уставившись на зеленую листву качающихся над лобовым стеклом веток. Я оглянулся. Сзади сквозь стекло было видно такое же зеленое дерево, а в свете уличного фонаря горящими огоньками толклись ночные мотыльки, а вовсе не снежинки, как мне только что казалось.

— Как же я не заметил, что теперь лето? — я в изумлении уставился на свой живот и руки. На мне была майка с принтом, и не было и следов свитера и дубленки, которые полчаса назад я надевал в туалете, в больнице.

— Но я же только что надевал дубленку! — в отчаянии воскликнул я.

— Не было никакой дубленки, — сказала кукла. — Ты видишь лишь то, что ожидаешь. Слишком уж ты под его властью, — и кукла кивнула в сторону заднего сиденья. Воображение там недовольно засопело. — Ладно, — продолжила она, — спишем на последствия комы.

Я еще раз посмотрел на свой живот. Его не было! А майку черной диагональю пересекал пристегнутый ремень безопасности.

— Я что, похудел? — спросил я.

— Похудел, пока в коме валялся. Если верить записи в твоей истории болезни, ты теперь весишь 67 килограмм. Но не радуйся, красавчик, — и кукла неприятно засмеялась, — ты потерял лицо. Не перед ней. Буквально.

Она включила свет в машине и опустила светозащитный козырек. Я уставился в зеркальце с его внутренней стороны. На меня смотрела та же маска Деда Мороза с откромсанной бородой, которую я надевал в больнице.

— Снимай маску, Фантомас. Полюбуйся, на что ты теперь похож.

Я медленно снял маску. И долго молчал, разглядывая свое отражение. Танкист, сгоревший в танке. Почти не осталось носа. Из страшного переплетения келоидных рубцов на меня грустно смотрели глаза. Без ресниц и почти без век.

— Теперь ты понял, что про твое Солнышко можно забыть? — тихо спросила кукла. Она наклонилась ко мне и положила голову мне на грудь. — С толщиной можно было бороться, с этим никак. Денег на пластику не хватит, даже если меня продать в Эмираты.

Потом она вдруг улыбнулась:

— Но я ведь лучше ее. У меня куча преимуществ. У меня не бывает месячных, мне не надо делать эпиляцию, я не курю и не ругаюсь матом. У меня никогда не вырастет задница и не отвиснет грудь. Мне всегда будет двенадцать. Ты мог бы выдавать меня за свою дочь, а потом за внучку.

— А потом? — задумчиво спросил я.

— А потом, — усмехнулась кукла, — я встану памятником на твоей могиле. Ангелом. Каменным. И потом мне все равно, что у тебя с рожей.

Я погладил ее по волосам:

— У Ленки есть только одно преимущество перед тобой. Она — живая.

— Ты уверен, что это преимущество? — спросила кукла. — И знаешь, чем дольше я с тобой, тем больше становлюсь человеком. Как Хари из «Соляриса».

Я усмехнулся и коснулся губами ее лба:

— Не хватает только, чтобы у тебя начались месячные.

Кукла фыркнула. Потом фыркнул я. Потом мы фыркнули оба. Потом засмеялись. А потом мы перебрались на заднее сиденье, выгнав оттуда воображение со сколопендрой…

Когда мы снова перелезли вперед, небо начало светлеть. Устроившись на сиденье, я в который раз за сегодня попросил:

— Ну, рассказывай, как ты жила.

Кукла усмехнулась,

— Тут, по сюжету, я должна промолчать, закурить, медленно выдохнуть дым и сказать: «Мне было одиноко». Потом выбросить сигарету, дать тебе пощечину и разрыдаться.

— Ты что, только сериалы по ящику смотрела? Ну а я в таком случае должен потягивать виски и смотреть тебе вслед, как ты в красном платье медленно уходишь в сторону заходящего или восходящего солнца, — поддержал я. — Кстати, у тебя нет ничего выпить? Глоток виски мне бы сейчас не повредил.

— Так и знала, что ты попросишь, — сказала кукла, открывая бардачок и доставая фляжку с коньяком. — Когда мужчина заявляет, что он не пьет, это всегда бывает только пустая декларация.

— Ты же знаешь, правда, не пью, — сделав глоток и вернув фляжку на место, ответил я. — Это только для активации нейронов головного мозга, чтобы импульсы по синапсам побежали после комы. А откуда деньги? Или в супермаркете сперла?

— С деньгами проблемы нет. На Ленинградке иногда стою. Ублюдков хватает.

— Боже! Какой кошмар! — ужаснулся я.

— Да нет, до этого не доходит, — успокоила меня кукла. — Я же ходячий электрошокер. Просто забираю деньги и ухожу.

— Тебя еще не ищут?

— Ищут, но по другому поводу. У меня проблемы с зарядкой. Мне надо минимум 380 вольт, а когда я захожу на 220, все горит, блин. А 380 — это только уличное освещение, да и то там не всегда 380 бывает. Когда подключаюсь, целая улица гаснет. Меня называют электрическим вампиром и думают, что это орудует какая-то банда узбеков или таджиков. Воруют электричество и толкают по дешевке в Польшу, или Финляндию, или тем же хохлам, — кукла замолчала.

Да, вспомнил я, с зарядкой всегда были проблемы. У меня заключен договор с соседним автосервисом. Кабель, заведенный в квартиру, и специальный счет, про который никто не знал и с которого я и оплачивал бешеные расходы за электроэнергию. Это притом, что тогда потребности у куклы были явно меньше. Из шкафа я ее не каждый день доставал.

— А живу я в гараже, в Тушино. Нашла один у пенсионера, он им не пользуется. Там его жигуль несколько лет мертво стоит, — продолжила кукла.

— А зимой не холодно было? Или гараж теплый? — спросил я.

— Да мне же пофиг. Что плюс сорок, что минус сорок, все равно. Так, расход чуть повыше на гомеостаз. Ты что, инструкцию ко мне не читал? — удивилась кукла.

— Конечно, не читал. Кто же инструкции читает? Я ее, по-моему, даже не видел. Да мы и без инструкции неплохо управлялись, — улыбнулся я. Кукла не ответила.