Они выбрали угловую комнату на первом этаже: решетки на окнах; несколько проржавевших кроватей, шкаф. Кто тут жил? В последний год уж точно никто.

Меня переложили на кровать, застеленную солдатским спальником. Военные сновали по дому, выполняя приказ командира – проверить все комнаты, подсобные помещения, чердак… Подвал, могла бы сказать я, но меня это не касалось.

Тот, кого называли Доком, стоял надо мной и все насвистывал. Здесь, в углу, в полумраке комнаты, стало легче. Я лежала на боку, осторожно, сквозь ресницы глядя на него.

– Что, подруга, хреново тебе? – спросил он весело. Я промолчала. – Есть-то хочешь?

Пустой мешочек желудка свело судорогой. Я прерывисто вздохнула. Получился всхлип. Док понял.

– Хочешь… Ну, чем тебя попотчевать?

Он вывалил на кровать целый мешок армейского рациона. Сетка была продавлена, и даже при моем невеликом сейчас весе продукты съехали мне под живот. Солдат бесцеремонно выгреб их из-под меня. Сел на стул напротив. Поднимая к глазам по очереди, бормотал: «Нет, не годится, нет, фигня… это жрите сами… этот сухой… ага, может подойти». Словно не доверяя этикетке, понюхал туб, выдавил немного на язык. Скривился:

– Гадость какая! Тебе понравится.

Медленно протянул туб мне – точно опасался, что я цапну его за пальцы. Я тоже принюхалась. Пахло молоком. Кислым молоком… сыр? И еще немного металлом – Док долго сжимал в руках автомат… и влажной человеческой кожей… теплой. Живой.

– Ням-ням, – подсказал наблюдавший за мной Док. Я неловко, осторожно, стараясь не коснуться его руки, взяла туб. Ела через силу. Док глядел с сомнением, как бы подозревая подвох. Жидкий сыр стал в непривычном желудке комом. Я отдала военному на треть опустошенный туб.

– Ну как тут, Док?

– Слегка жива, – охотно отозвался Док, откинувшись на шаткую спинку стула.

– Говорить сможет?

– Сможет-то сможет, только захочет ли…

Командир постоял, стуча по бедру планшетом карты. Глядел на меня. Рыжеватый крепыш с упрямым лицом.

– Надо, – сказал хмуро. – Надо, чтоб говорила. Вколи ей какое-нибудь укрепляющее, что ли.

Врач смотрел в потолок:

– Лучше бы ее усыпить…

– А?

– Ладно, не заморачивайся. Дай мне списки сотрудников Центра. Может, она вообще не отсюда.

– Ага, выросла в лесу, как гриб…

– Иди погуляй пока, командир, а? Не мешай мне делать мое черное дело.

Док постучал стикером по клавишам лэп-топа. Бормотал:

– Так, что тут у нас? Сетчатку смотреть бесполезно, фото… бессмысленно. Отпечатки пальцев? Дай-ка лапку, будь добренька.

Я молча смотрела, как он прижимает мой палец к проявляющему листу. Лист накладывает на экран лэп-топа. Ворча, вертит его так и этак. Снова начинает насвистывать.

– Вот тут кто у нас, – говорит, разглядывая наложенный отпечаток. – Анжелика… Не повезло тебе, Ангелочек, так что будем знакомы. Я Борис. Доктор в этой команде смертников. Думаю, у нас к тебе будут вопросы… Командир! Где командир?

Командир стоял на краю огромной, поросшей травой и цепкими кустами воронки. Сверялся с картой. Сказал, не оглядываясь:

– Здесь был главный корпус Центра.

– Неплохой котлованчик, – заметил Док благодушно.

– Что тут у них взорвалось? Док, что у них вообще могло взрываться?

Тротил. Под руководством Зимина мы закладывали заряды. В подвале. Под фундамент, призванный устоять при землетрясении в шесть баллов и выбросе магии по шкале тринадцать. Но он не выдержал простых точечных зарядов. А может, нам помогло то, что стремилось из корпуса наружу?..

– Понятия не имею, – так же благодушно объявил Док. – Зато у нас теперь есть тот, кто может это рассказать.

Продолжая сжимать мой локоть, он подтолкнул меня вперед.

– Разрешите представить. Ассистент профессора Зимина Анжелика Климова.

Командира было слегка жаль. Если уж я устала выслушивать его вопросы, то он тем более устал их задавать. Я молчала, глядя ему в лицо. Потом я перестала его слушать, потому что начала слушать тишину. Тени становились длиннее и гуще. Воздух – прохладнее. Скоро выступит роса…

Меня резко встряхнули за плечи:

– Ты меня слышишь? Эй!

Я моргнула и снова уставилась на командира. Он был красным и горячим от злости. Еще с мгновение смотрел мне в глаза, потом плюнул и повернулся к Доку.

– Она хоть вменяема? Она понимает нас?

Док ответил не сразу. Он тоже оглядывался. Сказал рассеянно:

– Да кто ее знает…

– Мне нужны ответы, Борис! Ты слышишь?

– Слышу-слышу. – Тот перестал вертеть головой. – Другими словами, ты приказываешь считать ее не гражданским лицом, а военнопленной?

– Мне нужны ответы, – повторил командир не сразу.

– Будут тебе ответы, – буркнул Док, вставая со склона котлована. – Только завтра. Пока считаем, что у нее шок. От нашего появления. А сейчас – пошли-ка уже в дом. Смеркается.

Я посмотрела на него. Конечно, они должны были уже кое-что видеть…

– Да, подруга, – сказал Док, словно подслушав меня. – Встречали мы ваших тварей. Волосы дыбом! На черта они вообще вам были нужны?

Чисто академический интерес, как любил приговаривать Зимин. Научный.

Солдаты ели, негромко переговариваясь. Меня мутило от запаха пищи, и я отказалась от жидкого сыра. Док философски пожал плечами:

– Дело хозяйское…

Он сидел неподалеку, удобно привалившись к стене. Свет небольших переносных фонарей не раздражал глаз, и я могла рассматривать его. Давненько я никого не разглядывала. Некого было разглядывать. Не могу понять чем, но он отличался от остальных солдат. Может, профессией? Коротко стрижен. Казался высоким – во всяком случае, я все время смотрела на него снизу. Форма такая же, как у всех, а в погонах я не разбираюсь. Лицо бледное. Глаза темные, поблескивающие. Плотно сжатые губы постоянно кривятся в усмешке. Вот и сейчас он быстро взглянул на меня – с усмешкой.

– Что, нравлюсь?

Я машинально качнула головой, прежде чем поняла, что отвечаю.

– Да и ты мне не очень, – сообщил он.

Командир сказал:

– Включайте защитное поле.

Я закрыла глаза. Не было нужды смотреть – я и так видела, чувствовала его. Очень надежная защита… наверное, последняя разработка магов-научников.

Одна беда – ее можно отключить.

Солдаты укладывались. Остался гореть экран мониторов внешнего и внутреннего периметра. И еще светильник рядом с моей кроватью. Док листал найденную в доме книжку, то и дело шумно сдувая пыль со страниц. Фонарь освещал его снизу, превращая лицо в маску монстра из детских комиксов. Док вскинул на меня глаза и поморщился.

– Знаешь что, Ангелочек…

Не договорив, залез в свой мешок. Потянулся и взял меня за запястье.

– Так-то будет лучше…

Щелчок. Я не поняла, что он делает, пока Док не отодвинулся. Металлические наручники приковывали меня к спинке кровати. Я машинально потянула их. Металл брякнул о металл.

– Не советую, – сказал наблюдавший за мной Док. – Там есть кое-какие примеси… ты не сможешь их сломать. Ляг повыше, чтобы руки не затекали. И учти – я плохо сплю ночью. Вернее, практически не сплю.

Я тоже.

Лежавший неподалеку командир смотрел на нас. Сказал негромко:

– Спокойной ночи, Док.

– Тебе того же.

Командир повернулся к нам спиной.

Док шелестел страницами. Я закрыла глаза. Зрение мне сейчас было не нужно. Достаточно слуха и того чувства, которое появилось у меня не так уж давно. Солдаты разбудили тех, внизу. Но еще не до конца. Хотя можно было уже различить их тени и пение. Зачаровывающее пение, которому невозможно противостоять…

Я не поняла, что сама пою, пою с закрытым ртом, пока кто-то не пошлепал меня по губам. Я открыла глаза и посмотрела в озабоченное лицо Дока.

– Не надо, Ангелочек, – сказал он негромко. – Не беспокой их. Дай им поспать.

Я не поняла – кому, но замолчала.

Я проспала весь следующий день – светлое его время. Осталось смутное ощущение, что меня будили, тормошили и пытались чем-то накормить. Проснулась уже поздним вечером, почти ночью – когда все десантники вновь собрались в комнате.