Утром она успела поджарить наскоро яичницу с ветчиной, а пока я выкарабкался из постели и сбегал в туалет, вкусно и зовуще запахло ароматом дорогого кофе. Свеженькая, умытая, с блестящими начищенными зубками, она хищно впивалась зубками в горячую ветчину, глаза блестят восторгом.

– Знаешь, – сообщила она доверительно, – на большом экране играть – это что-то! У меня маленький, да и разрешение всего восемьсот на шестьсот, больше не тянет. А на твоем полный антиалястинг, все эффекты, все навороты… И разрешение ставлю предельное, о таком даже не мечтаю… Настоящее кино, в котором сама участвую.

– Как квесты? – спросил я.

– Прошла еще два, – сообщила она ликующе. – В ВоВе, конечно, их больше, там почти тысяча, а в Линейке всего сотня, но зато бывают такие сложные!.. И не все за сутки пройдешь, надо по всей карте путешествовать. Но я и гадов побила, и получила доступ ко второй профе!

Я поинтересовался:

– Завтра придешь доигрывать?

Она сразу потускнела.

– Хотелось бы… Нет, не смогу.

– Почему? – удивился я. – Комп свободен.

– Да не в компе дело…

– А в чем?

Она горестно вздохнула.

– С утра работа, вечером курсы… Это сегодня только работа. Хоть курсы, к счастью, через день…

– Да на фиг они тебе нужны?

Она ответила очень рассудительно, сразу став взрослой и солидной:

– На курсах учусь. В самом деле учусь. Там не только интересное, но и нужное. Я играть безумно люблю, но так можно проиграть до старости… А я не хочу до конца жизни оставаться официанткой. Закончу курсы, попробую устроиться бухгалтером. А там дальше как пойдет.

Я сказал очень довольно:

– Как хорошо, что не приходится и мне корячиться на каких-то курсах. Я бы со скуки околел!

– Я тоже околеваю, – ответила она честно. – Но что делать? Как сказал один греческий мудрец правителю страны: нет царского пути в математике. Приходится где горбом, где высиживанием, где реками пота…

Я засмеялся.

– А вот мне как-то не приходится!

Она развела руками.

– Завидую.

В глубине ее глаз нечто мелькнуло, я хотел бы считать, что зависть, но это была не зависть. Совсем не зависть. Однако что, я не врубился, хотя неприятное ощущение оставалось.

После кофе она чмокнула меня в щеку, губы горячие и упругие, упорхнула, легкая и быстрая, как птичка. Я сделал себе еще кофе, задумался, а после долгих размышлений решил ради второго завтрака посетить новый ресторан на соседней улице. Надо посмотреть, чем кормят, что там придумали свое, какие телки выступают в стриптизе и больше ли у них сиськи, чем у метропольских…

И постепенно сгладилось неприятное ощущение, что осталось от прощального взгляда такой простенькой девчонки.

Мартовское солнце сожгло снег как-то незаметно, весна проскользнула за неделю, а в апреле уже настоящее лето. Я оставил машину за два квартала до ряда дорогих бутиков, в черепе вяло копошатся мысли насчет дорогих сережек, девчонки на них покупаются, как ни на что другое, но можно и пару золотых шариков для пирсинга купить: у Беллочки из обычного металла, темные и некрасивые, а у Соньки с дешевой позолотой. А если купить с бриллиантиками, пусть крохотными, девчонки вообще помрут от счастья.

Взгляд зацепился за девичью фигурку, что с большой сумкой, не глядя по сторонам, торопливо идет через дорогу к подземному переходу. Анжела, которой когда-то купили вэбкамеру, и она с подружками сразу же принялась дразнить заокеанского Женю голыми сиськами и танцами голышом.

– Анжела! – крикнул я весело. – Постой, лапушка!.. Это ж сколько мы с тобой не виделись?

Она дружелюбно улыбнулась.

– Наверное, год. В этом уже и я покидаю школу.

– Будешь поступать? – осведомился я понимающе.

– Постараюсь, – ответила она. – Родители настаивают. Да мне и самой хочется, я всегда интересовалась историей. А как ты? Выглядишь прекрасно. И одет… со вкусом. Я слышала, у тебя своя фирма?

Я отмахнулся.

– Да все путем. Фирма есть, доход дает. Жить можно. Все путем, я ж говорю. А у тебя глаза красные. Как у карася. И припухли. Ты что, ревела?

Она помотала голой.

– Нет, простыла просто. У меня температура.

– Так надо в постель, – сказал я наставительно. – Аспирин пить, а то и всякие там антибиотики. Чай с липой… Приходи как-нибудь, у меня есть своя хибара. Трехкомнатная. Попрыгаем в постели, покажешь, чему научилась за год… га-га-га. Да и вообще, мы же с тобой еще не трахались, ты знаешь?

Она улыбнулась.

– Правда? Не помню такие мелочи. Но в постель не могу. Ни в свою, ни в твою. Даже с аспирином.

– Что случилось?

– У нас бабушка живет в Новых Черемушках, – объяснила она обстоятельно. – Совсем старенькая. Видишь, продукты ей тащу, она тоже прихворнула, из дома выйти не может. Зовем переехать к нам, но обременять нас не хочет.

– С ума сошла бабка, – сказал я сварливо. – Не понимает реалий.

– Ну и что, – возразила она с обидой, – я ее очень люблю! Она моя бабушка.

– Помрет, – сообщил я великодушно, – тебе квартиру оставит.

Она отшатнулась в испуге, замахала руками:

– Ты что, дурак? Не нужно мне никакой квартиры, пусть живет как можно дольше. Я ее люблю, пусть никогда не умирает!

– И всю жизнь будешь возить ей продукты?

– Буду, – ответила она вызовом. – А тебе завидно?

– Было бы кому завидовать, – сказал я насмешливо тоном человека, который свободен, абсолютно свободен, у которого никаких долгов ни перед обществом, ни перед престарелыми родителями, ни вообще перед кем-либо. – Эх, Анжелка…

Она перекинула сумку из руки в руку, я заметил, что в самом деле тяжелая, даже пальцы побелели.

– Ладно, пока, Виталик.

– Давай подвезу, – предложил я. – Моя тачка за два квартала отсюда.

Она покачала головой.

– Не стоит. Здесь прямая ветка, без всяких пересадок. На метро приезжаю за то же время, что и на такси.

Улыбнулась и, не слушая моих возражений и уговоров, быстро спустилась в переход, а там дальше будет спуск в метро, ну и ладно, катись, эксгибиционистка. У меня своих делов выше крыши, было бы счастье предложено, дурочка, сама не понимаешь, от чего отказалась…