– Нарл передает наилучшие пожелания, – нашелся он наконец.

Рози хмыкнула, очень по-нарловски. Она могла себе представить не так уж много событий, менее вероятных, чем Нарл, передающий кому бы то ни было наилучшие пожелания, да и, насколько ей было известно, сам Роуленд теперь бóльшую часть времени проводил в Вудволде. Он подал прошение, и ему предоставили место в охране принцессы. Но его слова подтвердили ее догадку, что Нарл не придет на бал. Она это знала и все же еще сильнее упала духом.

Роуленд по-прежнему не выказывал желания отойти от нее прочь, и людской напор на некоторое время оставил их в покое: никого не удивляло, что возлюбленному принцессы и ее лучшей подруге нашлось что сказать друг другу наедине. Рози лелеяла мысль о первом указе, который она издаст как принцесса. С таким приданым, какое принцесса может пожаловать лучшей подруге, позволит ли принц Эрлиона своему наследнику жениться на племяннице тележного мастера? Но даже если бы она не сомневалась в утвердительном ответе, это не могло полностью ее успокоить. Айкор был вполне способен солгать насчет расторжения связи, созданной обетом наследника Эрлиона, или отказаться ее разорвать, даже имея такую возможность, если его магия или представление о подданных его монарха подскажет ему, что невредимая связь пойдет на пользу стране или ее правителю.

– Что ты будешь делать, – спросила она наконец, – если не сможешь жениться на Пеони?

– Я не знаю, – произнес он с расстановкой. – Пожалуй, мне следует об этом задуматься. Люди – будущие подданные принцессы – смотрят на нас, улыбаются и желают, чтобы все закончилось хорошо. Славная вышла бы сказка, не правда ли? В детстве я дал обет, затем влюбился в девушку, которую встретил в деревенской кузнице, скрывая собственное имя, а она оказалась принцессой. Но это вовсе не сказка, у которой счастливый конец уже написан и дожидается, когда мы перелистнем страницу. Люди, которых я знаю, кажется, считают, что отказ от объявления о нашей помолвке – это какой-то каприз, чтобы сделать ожидание более волнительным. Но я знаю, что это не так. Айкор… Айкор мало что мне сказал, только что никакой помолвки не будет и… Он не мог скрыть от меня, что чего-то недоговаривает. Я смотрю в лицо Пеони и вижу, что и она мне о чем-то не рассказывает – о чем-то мучительном для нее, мучительном для нас обоих. Я знаю об этой недосказанности так же твердо, как и о ее любви ко мне. Я гадаю, чем это может быть, пока прохаживаюсь взад и вперед или проверяю, висят ли по-прежнему изумруды, рубины или аметисты там, где висели четверть часа назад. И я заметил, что чаще всего задумываюсь о проклятии – том самом, которое, как нам предлагается верить, потерпело неудачу. Я хотел бы верить, что оно потерпело неудачу тихо, без малейших следов той, которая его наложила, невзирая на то что вся страна жила под его тенью двадцать лет. И не только лицо Пеони подсказывает мне, что я чего-то не знаю, но и лицо Айкора, пришедшего сюда первым и принесшего нам всем этот новый порядок, новую историю. Ты знаешь, что Айкор смотрел в сторону, когда сообщал мне, что помолвки не будет? Айкор не из тех людей, кто избегает встречаться взглядом с собеседником. И потом я заметил что-то в лице твоей Тетушки, и твоей двоюродной сестры Катрионы, и в твоем тоже, Рози. На вас всех лежит тяжкое и страшное бремя. Вот чего я боюсь и вот что думаю: проклятие не потерпело неудачу. Возможно, затем и задуман бал: чтобы большинство людей поверило и… И что?

Он умолк. Они посмотрели на Пеони, которая теперь беседовала с Терберусом. Оба они были красивы и изящны, с быстрыми, привлекательными улыбками, и роста Терберус оказался не выше среднего. Рози подумала, что они могли бы быть братом и сестрой. Она вспомнила кое-что еще, что рассказала ей Катриона в их последний день в Туманной Глуши: как чары иллюзии хуже всего действуют на людей, которые теснее всего связаны с правдой. Любовь считалась очень прочной связью.

– Рози, – прервал молчание Роуленд, – я не прошу тебя сказать мне, в чем дело, потому что Пеони сама объяснила бы, если бы это никому не причинило вреда. Но… Ты знаешь, чего я не знаю?

Рози перевела на него взгляд.

– Да, – подтвердила она. – Знаю. И знаю, почему она не может тебе рассказать.

Как бы твердо он ни верил, что смирился с существованием этой тайны, она заметила, каким ударом для него оказалось это подтверждение. И сожалела об этом, сожалела, что нанесла ему подобный удар, после того как последние три месяца отрицала их дружбу. Тем немногим, кто знал, – даже если Роуленд толком не представлял, что именно он знает, – стоило бы держаться вместе.

Возможно, дело было в том, что она понимала: все произойдет сегодня. Возможно, волшебный туман путал ей мысли. Возможно, она поглупела из-за собственной безнадежной любви.

– Но думаю, – добавила она порывисто, – вот что я могу тебе сказать: это означает… это означает, что Пеони сегодня не умрет, что бы ни предприняла П… Перниция.

Стоило ей сообразить, что именно она сказала, как она заметила мелькнувший на лице Роуленда слабый отсвет понимания – понимания, слишком близкого к правде. Он не мог предположить, что Пеони вовсе никакая не принцесса, но угадал, зачем две девушки, на одной из которых лежит смертоносное проклятие, могут быть столь тесно связаны друг с другом: чтобы сбить с толку проклятие и чтобы оно выбрало не ту…

Рози с уважением отметила, что в его взгляде без малейшего промедления вспыхнули ужас и смятение, и в то же время глубоко пожалела о собственной промашке.

– Нет-нет, – поспешно спохватилась она. – Это не то, о чем ты…

Но тут леди Прен решила, что эти двое слишком долго беседуют исключительно друг с другом, а поскольку они оба важные гости, им следует щедрее уделять внимание остальным.

Рози нашла юного лорда, навязанного ей леди Прен, не самым приятным собеседником (впечатление, безусловно, было взаимным). Возможно, из-за ее разговора с Роулендом туман снова начал сгущаться вокруг нее и течение времени начало сбивать ее с толку и путать, как будто она застыла в ненадежном равновесии на ветви дерева, а время было ветром, волнующим его крону. Рози пришла в себя уже в одиночестве (она не помнила, как ушел юный лорд), но под ее рукой внезапно обнаружилась голова гончей. Она погладила пса, пока тот (это был Хрок) смотрел на нее снизу вверх и посылал ей нежные мысли.

Рози опустила взгляд и увидела, что ее окружила небольшая свора собак, путающихся у людей под ногами. Лорд Прен пускал своих любимых псов в дом (равно как и комнатных собачек дам, которые редко выходили наружу, за исключением разве что Дрозда), но по большей части они держались от людей подальше из опасения, что их прогонят на псарню.

«Если вам хочется вокруг кого-нибудь потолкаться, стоит пойти к Пеони. Это она тут принцесса».

«Нет, – возразил Хрок. – Ничего подобного».

Рози вздохнула и перехватила быстрый взгляд Пеони, как всегда держащейся поблизости, которая ощутила вздох и задалась вопросом, что не так и не следует ли ей уделить этому внимание. Рози покачала головой и вернула свое внимание Хроку.

Животные знали о магии то, что им нужно было знать: что она способна в любое мгновение превратить их в кусты ежевики или грозовые тучи и, если повезет, вернуть обратно. Но она никуда не девалась, как чаща или погода, и, как и к чаще или погоде, относиться к ней следовало по возможности терпеливо. Домашние животные (и самые умные или пытливые из диких) знали, что люди вмешиваются в ее дела, но домá, хлева и заготовленная впрок пища тоже были вмешательством иного рода, а в целом домашние животные (и некоторые дикие) одобряли дома, хлева и заготовленную впрок пищу. Умение выдумывать штуки вроде домов, хлевов и заготовленной впрок пищи, а затем строить их или запасать (и, в отличие от белок, находить снова) было присуще людям, но имело свои пределы. Огонь в очаге – это весьма славно, но не отменяет бушующей снаружи вьюге. Вся затея Рози с прочими заговорщиками, по мнению животных, напоминала попытку убедить вьюгу, что ей следует обрушиться на один дом вместо другого, соседнего.