Пахло остро: мокрой землёй, жизнью. После муторного вечера в постели это ощущалось особенно ясно. Сощурившись от ярких лучей, Ингольв окинул взглядом двор: показалось, у одного из сараев, в тени бледным пятном виднеется женская фигура, а подле неё - волк с всклокоченной на загривке шерстью. Но пока он пытался проморгаться, чтобы разглядеть лучше, наваждение исчезло. Померещилось?

- Эй, Вефаст! - походя окликнул Ингольв мелькнувшего неподалёку брути.

Тот, оглянувшись, рысцой поспешил к нему, встал рядом,перехватывая его взгляд, который всё так и норовил отыскать след фюльгьи во дворе.

- Утра доброго!

- Пусть будет доброе, - нехотя согласился Ингольв, ещё ощущая, как ломотой пробегают по телу остатки вчерашней немощи. - Ты сделал всё, как я просил?

Вефаст кивнул и снова оглянулся. Опасался, видно, что хозяйка прознает об их уговоре. Такого она прощать не станет: тогда достанется и самому брути. А у Сиглауг в Скодубрюнне везде уши. Скрыть что-то почти невозможно.

- Отлежится пару дней и будет бегать лучше прежнего. А на спине следы быстро сойдут. Моя Торгельд подлечит, чтобы ничего не осталось.

Брути состроил заговорщический вид.Ингольв скривился, догадываясь, для чего, по мнению Вефаста, он приказал щадить девчонку.

- Хорошо. Придёшь после окончания всех работ ко мне. Возьмёшь награду из моих сундуков, какую пожелаешь.

- Ты бы лучше, господин, мне подсобил в одном вопросе. Жениться хочу, да хозяйка с ответом медлит, - Вефаст досадливо сморщился.

Давно он за Сиглауг попятам ходил, испрашивая разрешения жениться на одной из рабынь - Торгельд. Да та никак не разрешала: говорила, мол, не нужны нынче в поместье ещё и дети рабов. Брути и его избранница печалились, но где уж тут спорить с хозяйским словом. Так и мыкались по сей день.

Ингольв на его просьбу только головой покачал:

- Сиглауг слушает меня через слово. Ну, сам знаешь. И в управление делами близко не пустит. Ты подожди. Вот станет здесь хозяином Альрик, там и поменяется многое. А уж с ним мне договориться проще.

Вефаст опустил голову.

- Тогда я зайду сегодня, - вздохнул, криво усмехнувшись. - Награда мне всё ж не помешает.

Ингольв хлопнул его по плечу, отпуская. Главное, что Асвейг не пострадала так сильно, как могла бы. А побрякушек для трелля, добытых в последнем походе, ему не жаль. На миг он приостановился у двери рабской хижины, подумав зайти,проведать девчонку. Но быстро вспомнил, что она натворила и наговорила ему после - и желание обходиться с ней по-доброму и дальше тут же прошло.

Ингольв дошёл до длинного дома - внутри было шумно. Мерный гомон почти никогда не утихал там с тех пор, как Фадир прибыл в поместье со своими людьми. Да и те, кто съехался на Сумарсдаг ещё не все отбыли по своим одалям. Не слишком хотелось в очередной раз видеть порядком поднадоевшие рожи, прямо-таки светящиеся от любопытства: уж такие дела в Скодубрюнне творятся! Но многие, как и Железное Копьё, пожелали остаться на передачу наследства старшему сыну Радвальда - Альрику. Событие тоже не из последних. К тому же нынче, похоже, придётся всем отсиживаться очередное лето без походов.

Стоило войти, как в нос ударил запах слегка чадящего очага и кисловатый - пива. Отцовские запасы стремительно скудели, как и кладовые со снедью. Ещё немного такого опустошительного нашествия гостей, и зима будет трудной. Все уже вовсю утренничали. Сиглауг сидела на своём месте рядом с пустым креслом Радвальда прямая, словно оструганная палка. Не слишком-то она была рада передавать управление поместьем старшему сыну и его жене. Вроде, и родная кровь, а мачеха из тех людей, кто любит всё контролировать самостоятельно - пусти кого, и кажется, что всё рушится.

Фадир, присев рядом с Альриком, о чём-то с ним задушевно беседовал. Совсем так, как когда-то разговаривал с Радвальдом в Гокстаде: как самый добрый приятель. Только вот что после этого закрутилось, сейчас попробуй разгреби.

- Что, и Альрику решил всё мысли отравить, Железное Копьё? - Ингольв сел за стол напротив.

Расторопная рабыня тут же поставила перед ним чистую миску и кружку. Конунг медленно повернулся, и так же медленно сползла улыбка с его лица. Он разговоров с Ингольвом заметно чурался, а необходимость обменяться хоть словом и вовсе злила его.

- Ты, Ингольв, брось меня во всех ваших бедах обвинять, - он резким движением отодвинул от себя кружку. - Считаешь, что сейд навёл, так докажи. А пока это только пустые разговоры. И порочат они больше тебя, а не меня.

Альрик, выслушав их короткий разговор, подался вперёд:

- О каком сейде речь? Что за чушь?

- Вот и я говорю, чушь, - широко улыбнувшись, поддакнул Фадир.

И захотелось хорошенько треснуть по голове - не ему, а старшему брату, который, поддавшись на благодушие конунга, уже позабыл, зачем тот прибыл в Скодубрюнне недавно, и сколько всего скверного случилось с его появлением. Разве это обычное совпадение?

Торбранд и Сигварт, сидящие подле отца, тоже обрадовались славному поводу поскалиться.

-Да ему, верно, страшный сон приснился, а он за правду его принял, - начал было ееоенииу поддёвок младший отпоыск.

Тут уж как языком зацепиться, так надолго увязнуть можно. Ингольв уже подготовил ответную колкость, но рядом громко кашлянул Лейви, который, видно, только пришёл. Ему за столом отца всегда находилось место. Желание вступать в перепалки с семейством Фадира тут же прошло.

Звонкий и возмущённый голос Мёрд вонзился в молчание, что тяжко разрослось между мужами. Воительница, на которую Ингольв ещё не успел обратить внимание, резко встала, укоризненно глядя на брата. А тот дёрнул её за руку, приказывая сесть обратно. И взгляд на неё поднял, мутный от без меры выпитого с утра пива. Говорили, да и сам Ингольв заметил, что Эйнал последние дни слишком уж на хмельное налегал. Думалось, что совесть всё же его глодала за то, что натворил, за все лживые слова, которыми очернил и Радвальда, и себя самого.

Мёрд вырвалась из хватки брата и всё же ушла. Ингольв уж хотел было встать, чтобы пойти за ней и расспросить, что так её расстроило и рязъярило. Но отчего-то стало жаль на это сил, и без того не слишком его наполняющих после избиения Асвейг. Лучше бы поесть хорошенько. А обо всех обидах Мёрд на Эйнара и после можно узнать. Уж она вряд ли удержится от того, чтобы пожаловаться на несносного братца.

- Как ты сегодня? - чуть склонившись к нему, тихо спросил Лейви. - Вчера Железное Копьё сильно интересовался тем, где ты пропадаешь.

- Думаешь, что-то заподозрил? - Ингольв глянул на конунга поверх края кружки.

- Вряд ли. Люди Фадира ничего не знают о том, что с тобой случилось в Гокстаде. Скорее, он опасается, как бы ты против него что не удумал.

- Вот уж сейчас не ему чего-то бояться. Скальд дёрнул уголком губ, соглашаясь.

Больше за всё утро Ингольв ни словом не обмолвился с Фадиром. А к вечеру начали собираться в доме для советов все, кто хотел своими глазами увидеть, как будет принимать наследство конунга Альрик. И стать свидетелями становления власти нового короля.

Освещенный факелами двор, иссечённый глубокими тенями, выглядел торжественным и бесконечно обширным. Люди проходили внутрь дома и рассаживались на скамьях вдоль стен. Ближе всего к высокому креслу, которое предстояло занять Альрику, сели его братья. По другую сторону оставили место для Фадира: всё же конунг, ему почет и здесь положен. Любой молодой правитель будет рад, если его власть засвидетельствует такой прославленный воин. Лейви расположился рядом с Ингольвом, и, окинув дом взглядом, вскинул брови:

- А что, семейство Альвина Белобородого не желает выказать свою верность новому конунгу?

Тот скользнул взглядом по пустующей лавке, что предназначалась ярлу и его отпрыскам: Мёрд и Эйнару-и тут же отвернулся.

- Придут, куда денутся.

Скальд недовольно поёрзал и затих в ожидании, как и остальные.

Зал понемногу заполнился, вскоре пришёл и Альрик, задумчивый и серьёзный больше обычного. Ему предстоит взять на себя огромный груз и с этого дня держать ответ не только за себя, но и за всех людей, что доверят ему управление этими землями. Предстоит заслужить уважение свободолюбивого народа,который не потерпит над собой неразумного правителя. И, правду сказать, многие надеялись, что он всё же поведёт воинов в поход на запад вместо отца, чем лучше всего почтит его память и воздаст должное уважение.