На следующий день в честь гостя из Скодубрюнне конунг устроил широкий пир. Весь город неустанно гудел о нём, предвкушая. Мужчины Гокстада решали, договорятся ли между собой два правителя, один из которых подмял под себя восточную часть полуострова до самого Вестфольда, а второй - владел огромным куском земель на западных его берегах. Отправятся ли они грядущим летом вместе в поход через море к берегам островных королевств. Нечасто находились смельчаки, что, собрав десяток кораблей, пытались доплыть до тех краёв, о несметных богатствах которых ходило много слухов.

Не все из них возвращались 8 целости, а другие не находили и части той славы, на которую рассчитывали.

Теперь же всё могло случиться по-другому. Когда объединятся два короля, у каждого из которых много кораблей и верных воинов, готовых броситься с ними в дальний поход. Поговаривали даже, что уже всё решено, а на пиру Фадир Железное Копьё so всеуслышание скажет, быть тому или нет.

И в доме гокстадского лагмана Оттара с утра было как-то суетливо. Уна весь день ходила за Асвейг едва не попятам, следя, чтобы та не ускользнула в последний момент из виду. А то с неё станется сбежать от необходимости вместе с другими девицами из самых уважаемых родов идти на пир в поместье конунга.

К вечеру и sosce натравила на неё двух рабынь, которые мягко, но настойчиво усадили её в доме и принялись заплетать волосы, прибирать непослушные рыжие пряди в косы, украшенные серебряными кольцами.

- Ты никак пристроить меня куда хочешь? - посмеивалась Асвейг, глядя, как хлопочет Уна над её платьем.

Та только сокрушенно качала головой, продолжая продевать тесьму в шнуровку ярко-синего хангерока. Вот к нему как раз и подошли бы те бусы, что так и не довелось купить накануне.

- Ты смейся-смейся. Постареешь и никому станешь не нужна, - проворчал Кюрри, поправляя только что застегнутый пояс.

Названый брат тоже собирался на пир. Глядишь, поход конунгов станет первым в его жизни. Может, удастся снискать воинской славы и почёта, о котором мечтает каждый муж с самого юного возраста. Вот и Кюрри едва от нетерпения не подпрыгивал. А уж если Оттар решит с конунгом идти, то его точно дома не удержишь.

Асвейг только скривилась на жестокое замечание. И пусть до старости ещё далеко, а всё ж слушать о том лишний раз неприятно.

- А может, оно мне и не надо, - чуть запоздало огрызнулась она на несносного братца.

Тот хмыкнул, косясь на мать. А Уна только руками всплеснула: и так за приёмной дочерью вереница женихов не выстраивается - уж больно странная она на их вкус

- а если и у неё самой желания нет кому-то понравиться, так совсем худо. Но упрекать её ни в чем она не стала - закончила платье да помогла надеть. И невольно залюбовалась, когда всё одно к одному сложилось.

И защемило внутри от её поистине материнского взгляда, словно в памяти что-то всколыхнулось. Далеко, за слепой пеленой, похожей на туман, что скрывала прошлое.

- Уж ты сразу-то не беги, если какой достойный воин на тебя благосклонно посмотрит, - всё ж предупредила Уна, поправляя и укладывая по плечам аккуратно причесанные волосы Асвейг - А будут неподобающе себя вести, зови Оттара или Кюрри. Они вступятся.

- Я помню, - успокоила та её. - Не волнуйся.

Вместе они дошли до поместья конунга: благо дом лагмана стоял от неё совсем недалеко. И раньше случалось Асвейг бывать там когда с Оттаром, а когда и с Уной, которая водила не слишком близкую, но всё же дружбу с женой Фадира. Но чтобы на пиру подносить мёд воинам вместе с другими женщинами - такое случалось впервые.

Длинный дом конунга уже полнился гостями. Они рассаживались у столов вдоль увешанных щитами и оружием стен, между резных колонн согласно своему положению. Самое почётное место - напротив высокого кресла Фадира - нынче предназначалось конунгу Радвальду Белая Кость. Он уже сидел там в окружении своих сыновей, коих оказалось не так много, как представилось со слов Борги. Заметила Асвейг и Ингольеа, который расположился неожиданно близко к отцу: по левую его руку. Совсем не похоже, что тот не признаёт его прилюдно. Вон как подле себя держит, как старшего. Впрочем, охранителю, верно, и следует находиться там, где он защитить конунга сможет лучше и быстрее всего.

Другие сыновья Радвальда, похоже, о том вовсе не тревожились и негодования не выказывали. И были они все похожи на отца: кто-то больше, а кто-то меньше. И сразу видно: воины, уже прошедшие через сражения - даже самые юные из них.

Молодые гости с интересом поглядывали на каждую девушку, что входила в дом конунга. Только Инголье не смотрел, словно те никак его не трогали. Но, как назло, стоило Асвейг пройти мимо к женской части стола, и он поднял взгляд - точно розгой хлестнул. Она сделала вид, что не заметила. Рунвид надо слушать.

Лавки у столов всё заполнялись, от дыхания множества людей и пламени очага, которым только и освещался дом, становилось душно. Вскоре появилась и жена Фадира - Вальгерд с дочерью Диссельв Ясноокой. Обе статные красавицы, прекраснее которых, говорили, нет женщин в Гокстаде и его окрестностях. Многие девицы могли бы с тем поспорить от обиды и гордости, но кто их слушал? Часто рассказывали матери дочерям, как долго пришлось добиваться Фадиру, тогда ещё обычному воину, недоступную, словно звезда, Вальгерд. И кончилось тем, что вызвал он на поединок того парня, что в женихах её ходил. Победил его, но убивать не стал, чем и заслужил благосклонность прелестницы. А после её отец и согласие дал на свадьбу. С тех пор жили они в ладу Злые языки, конечно, трепали всякое. Но истинным доказательством крепости их семьи служили сыновья, такие же сильные и отважные, как отец. И дочь, столь же прекрасная, как мать.

Вслед за супругой пришёл и конунг Гокстада с сыновьями, которые всегда составляли его главную гордость. Все они уже достигли возраста, годного для походов, и все уже побывали в битвах. Средний сын Хакон даже потерял в одной из них левую руку до локтя, что ему, как говорили, нисколько теперь не мешало. Как и не умаляло желания многих девиц заполучить его себе в мужья.

Фадир, высокий жилистый муж, настолько же подвижный, насколько и язвительный, уселся в своё высокое кресло. За людским гомоном, взбудораженным его появлением, осталось неслышным приветствие важному гостю, что он произнёс. Радвальд кивнул и ответил что-то. Все мужи зычно расхохотались и подняли изрезанные узорами и оправленные в серебро рога с мёдом.

Всколыхнулся пир с новой силой, засуетились рабы, вынося к столу новые кушанья. Асвейг время от времени разносила мёд мужчинам вместе с другими девушками. Ни с кем рядом старалась не останавливаться надолго. Несколько раз чувствовала, как скользит шершавая мужская ладонь по запястью в попытке удержать, но легко выворачивалась и спешно скрывалась за людскими спинами. Думается, вряд ли кто-то из них думал недоброе, просто хотели заговорить или поблагодарить за мёд. Но Асвейг не могла себя заставить улыбнуться хоть кому-то, всё сильнее чувствуя, что не хочет здесь быть. Что она чужая тут да и во всём Гокстаде. Всё чаще она возвращалась за стол к Уне, которая неодобрительно на неё посматривала, но пока ничего не говорила. А вот дома устроит выволочку, это точно.

Мужи, опрокинув уже много рогов с мёдом и пивом, разговаривали всё громче. Яростно и зычно о чём-то рассказывал окружившим его мужчинам тот самый Эйнар, который встретился вчера на ярмарке Асвейг с Боргой. Даже оба конунга уже захмелели, хоть и меньше других. Асвейг оглядывала всех неспешно, ожидая, когда же можно будет возвратиться домой. Но Оттар, уже подсев ближе к Фадиру, увлечённо влился в разговор конунгов. И, судя по всему, обсуждали они как раз грядущий поход. Может, уже и добро подсчитывали, коим завладеть доведётся.

И все по-прежнему ждали, когда о том будет объявлено во всеуслышание.

Вдруг кто-то осторожно тронул Асвейг за плечо. Она едва не подпрыгнула и обернулась. Худенькая рабыня склонилась к ней и проговорила на ухо, указав взглядом куда-то на далёкий конец стола: