Некоторое время Афра молчала, задумавшись. Потом сказала:

— И вы в это верите?

Монах покачал головой.

— Если эта история неправдива, то ее выдумали. Кому это может повредить?

— Никому. Тут вы правы. Но сам Бенедикт, к которому с паломничеством идут многие люди, действительно похоронен в базилике вашего монастыря?

— Это не легенда, — ответил монах-алхимик. — Бенедикт и его сестра Схоластика нашли свой последний приют на монастырской скале. Говорят даже, что Бенедикт предсказал свою смерть за год до того, как она настала. Есть вещи, перед которыми я как алхимик склоняю голову. Кстати, меня зовут брат Иоганнес.

Афра промолчала. Их сильно трясло в повозке. Наконец она ответила, имя пришло само, словно из ниоткуда.

— Илия, меня зовут Илия.

Монах задумчиво смотрел вдаль. Потом серьезно сказал:

— Вас действительно можно принять за реинкарнацию пророка Илии, ушедшего в небо на огненной колеснице. Так написано в Книге Царств.

— Меня?! — удивленно воскликнула Афра и нечаянно натянула поводья. Кобыла, до этого стоически карабкавшаяся в гору, побежала рысью. Афре и брату Иоганнесу пришлось приложить немалые усилия для того, чтобы удержаться на скамье. Лошадь было не остановить. Пыхтя и громко топая, она бежала к свободной площадке под стенами монастыря, где без всякой команды остановилась и встряхнулась, словно желая сбросить сбрую.

Брат Иоганнес, белый, словно полотно, спрыгнул с козел. Афра тоже была рада тому, что они добрались до цели целые и невредимые.

Держа лошадь в поводу, девушка повела ее к одноэтажному зданию, прислонившемуся к монастырской стене с западной стороны.

Постоялый двор для пилигримов был рассчитан на более чем сто паломников. Там можно было поесть, были конюшни для лошадей и каретные сараи для повозок. Но в это время года все словно вымерло. В стойлах кормились только двое быков и пара худых волов. В каретном сарае стоял один экипаж и несколько дряхлых тачек. И ни души вокруг.

— Долго собираетесь оставаться, молодой господин? — спросил брат Иоганнес, помогая Афре устроиться.

— Посмотрим, — ответила она. — Поглядим, как пойдет работа.

— Если хотите, — немного смущенно произнес монах-алхимик, — я отведу вас к Атаназиусу, хозяину постоялого двора. Он позаботится о вас и присмотрит, чтобы у вашей лошади всего было вдоволь.

Афра с благодарностью согласилась. Когда они приближались к входу на постоялый двор, она взглянула наверх. Вблизи монастырь бенедиктинцев выглядел еще более внушительным, еще более неприступным и недосягаемым, чем с долины. Но стали видны и разломы в стенах, пустые проемы окон, в которые дул ветер. Кое-где монастырь был разрушен. Уже начинало смеркаться, и свет заходящего солнца придавал всему этому жутковатый вид.

«И здесь живут монахи по правилам ордена Святого Бенедикта?» — хотела спросить Афра. Но брат Иоганнес, словно угадав ее мысли при виде разрушенной крепости, опередил Афру, сказав:

— Не стану скрывать от вас — над монастырем Монтекассино сгущаются тучи. Это не только в переносном смысле. Рушится не только само здание. Люди, которые его населяют, сломлены и больны. По крайней мере большинство.

Казалось, брат Иоганнес испугался собственных слов, потому что тут же прижал руку ко рту и внезапно замолчал. Афра разволновалась.

— И как это понимать, брат Иоганнес? — спросила она.

Монах отмахнулся.

— Лучше бы я промолчал. Но рано или поздно вы все равно заметили бы, что происходит за стенами монастыря Монтекассино. Это замечает каждый, кто пробудет здесь более двух дней.

Конечно же, слова монаха-алхимика возбудили любопытство Афры. Но она очень устала, и, кроме того, у нее было достаточно времени, чтобы прояснить ситуацию в течение нескольких дней.

У входа в дом для паломников им навстречу вышел толстый монах. На нем были белые одежды и доходивший до пола фартук. Брат Иоганнес представил ему господина Илию, который хотел на несколько дней воспользоваться его гостеприимством.

— Если хотите, — заметил брат Иоганнес, обращаясь к Афре, — то завтра я зайду за вами после утренней молитвы и познакомлю с братом библиотекарем.

Предложение алхимика показалось Афре скорее навязчивым. Несмотря или, скорее, благодаря своему одеянию она была достаточно уверена в себе, и ей не нужна была ничья помощь. Но, немного поразмыслив, Афра решила принять предложение брата Иоганнеса. Может быть, у него действительно не было никаких дурных намерений, может быть, из-за событий последних недель она стала чересчур недоверчивой.

Хозяин постоялого двора брат Атаназиус был единственным бенедиктинцем, ночевавшим вне стен монастыря. Для остальных тяжелые, обитые железом ворота закрывались после вечерни и открывались только к заутрене. У Атаназиуса было широкое круглое лицо, похожее на огненный шар, и это впечатление еще больше усиливалось из-за его рыжих волос, подстриженных примерно так же, как и у Афры.

Что отличало бенедиктинцев от большинства других монахов, так это их веселость. Когда Афра сразу же сказала Атаназиусу об этом, он ответил:

— Даже если в Ветхом и Новом Завете говорится об одномедикственном смешливом человеке, то все же нигде не написано, что смех и веселье на земле запрещены. Не могу себе представить, чтобы Господь создавал смех только для того, чтобы потом его запретить.

Когда со скромным ужином (со странным блюдом из грибов с толстенькими сосисками) было покончено, брат Атаназиус налил по бокалу красного вина с солнечных склонов Везувия — так, подмигнув, пояснил хозяин постоялого двора.

И поскольку уже настал вечер и в общей комнате постоялого двора был всего один-единственный гость, брат Атаназиус подсел к Афре за стол и без приглашения заговорил. Неожиданно, но без всякой задней мысли он спросил:

— Откуда вы родом, господин Илия?

Афра не видела причин скрывать это. Достаточно она уже лгала. Поэтому она ответила:

— Мой дом в Страсбурге. Это к северу от Альп.

— Ах, вот как, — ответил толстый бенедиктинец.

— Знаете Страсбург?

— Только название. Я еще никогда не ездил дальше Рима. Нет, но пару дней назад здесь уже побывал один человек из Страсбурга. Он был купцом и очень спешил.

Афре с трудом удалось скрыть свое волнение. При этом ее голос, который она старательно понижала, когда говорила, чтобы никто не сомневался в том, что перед ним мужчина, прозвучал неожиданно высоко:

— А вы не помните, как его звали?

Только благодаря выпитому вину брат Атаназиус ничего не заподозрил. Он спокойно ответил:

— Нет, имя его я забыл. Я только знаю, что он привез что-то для монастыря и поехал дальше на торговую ярмарку в Мессину. Купцы всегда спешат.

— Может быть, его звали Мельбрюге, Гереон Мельбрюге? — Афра вопросительно посмотрела на брата Атаназиуса.

Тут монах ударил кулаком по столу и поднял вверх указательный палец, словно только что изобрел теорему Пифагора.

— Клянусь смертью святого Бенедикта, Мельбрюге, так его и звали!

— Когда это было? — продолжала расспрашивать Афра. Толстый бенедиктинец нахмурился, стараясь припомнить.

— Это было около недели назад, пять-шесть дней. А вы договаривались с ним о встрече?

— Нет-нет, — отмахнулась Афра и стала громко зевать. — Я страшно устал. Если позволите, я пойду спать.

— Да благословит вас Господь!

Афра была рада снять с себя мужское платье и испытала от этого огромное облегчение. Притворяться мужчиной было глубоко противно, ведь она была женщиной и ей это нравилось. Брат Атаназиус приготовил для нее комнату на одного человека, и, словно он догадывался, что ей есть что скрывать, дверь этой комнаты запиралась на засов.

После разговора с хозяином постоялого двора Афра могла быть уверена, что находится совсем близко от пергамента. Теперь оставалось только забрать документ, не привлекая к себе внимания.

Афра уже давно не спала так хорошо и так долго. Под чужим именем, переодетая в мужское платье, она чувствовала себя в безопасности. Когда монастырский колокол прозвонил к заутрене, она уже проснулась. В это время было еще темно и очень холодно, поэтому Афра снова натянула одеяло на голову и задремала.