Приша хмуро посмотрела на Мэй.

— Признай, они довольно похожи.

— Ладно, но и различий много, — настаивала Мэй. — Даже место другое.

— Точно, — признала Приша. — Но остается факт: известная акробатка умерла в России, упав с трапеции в начале 1900-х. Прямо как в Проблеске Дженны. Это убедительная улика прошлой жизни.

— Или это могло быть чистым совпадением, — парировала Мэй. — Я знаю, что ты хотела бы, чтобы это было правдой, Приша, но помни, что это видение вызвал врач Дженны.

Приша пожала плечами.

— И? Он мог задеть воспоминание о прошлой жизни.

— Или, что вероятнее, воображение Дженны, — заявила с нажимом Мэй. — Мы обе знаем, как Дженна любит историю, так что она могла прочесть об этой истории в книге, услышать по радио или даже увидеть в кино!

— Возможно, — сказала Приша, сдавшись под решительным взглядом Мэй. — Или, может, принятие Проблесков тем, чем они есть, лучше для здоровья, чем пытаться отрицать или подавлять их.

— Ты не врач Дженны, Приша! — рявкнула Мэй, заставив столовую затихнуть от ее вспышки.

— Нет, я ее подруга, — ответила Приша, ее голос подрагивал, а щеки краснели. — И, как ты, я пытаюсь помочь ей.

Мои подруги погрузились в напряженную тишину, а я все глядела на заголовок газеты, пораженная нереальной возможностью, что я читала о своей смерти в прошлой жизни.

6

— С днем рождения, Приша! — сказала я, скормила ей кусочек торта и отошла, чтобы Мэй сделала то же самое. Их ссора в начале недели была забыта, и я тоже перестала думать, что в какой-то жизни была русской акробаткой. Чтобы не сойти с ума, я должна была верить, что новость была странным совпадением.

Приша в ярко-фиолетовом сари и с длинными черными волосами, уложенными высоко на голове, улыбалась, жуя торт, другие гости тоже участвовали в традиции угощения. Мама и бабушка Приши уже исполнили несколько индуистских ритуалов: посыпали ее сухим рисом и нанесли пятно оранжево-красной пасты на лоб; пронесли вокруг головы на серебряном подносе маленькую горящую лампу-дийя в церемонии света и осыпали ее молитвами.

Как только последний гость угостил именинницу тортом, отец Приши, худой мужчина с пышными усами и густыми волосами, встал и кашлянул.

— Дорогая семья и друзья, — начал мистер Шарма, глядя на комнату и широко улыбаясь, — я очень рад праздновать день рождения нашей старшей дочери, Приши, и я благодарю каждого из вас за то, что вы пришли сегодня. Уверен, вы согласитесь, что она выглядит чудесно, и это честь для нашей семьи…

Все хлопали, а он вытащил из кармана пиджака стопку бумаги, а мама Приши, переживая, что ее муж вот-вот затянет одну из его легендарных длинных лекций, вежливо сообщила, что ужин был подан. После вкусного пира с цветными карри, мисками горячего риса пилау и тарелок, полных самос и луковых баджи, все ушли в гостиную, где дядя Приши вытащил ситар и сыграл в честь племянницы.

Я использовала шанс в затишье и перенесла свою сумку в комнату Приши, готовую к ночевке. Но, пока я спускалась к празднованию, я уловила сильный запах сандала и ноту розы. Аромат был знакомым, но я не могла понять, откуда его знала. Я с любопытством пошла по запаху по коридору к кабинету мистера Шармы. Дверь была приоткрыта, и я не сдержалась, заглянула внутрь из-за запаха. Теперь аромат стал сильнее и, вместе с запахами сандала розы, мои ноздри наполнил запах земли и пота.

Словно ведомая невидимой нитью, я захотела пройти в комнату. Я заметила, что окно с видом на сад было закрыто, и там не горели благовония. Так откуда запах? Я не понимала.

Я огляделась, заметила запланированную речь мистера Шармы на его столе. Я оглянулась, обнаружила с потрясением на стене коллекцию древнего оружия. Там был изогнутый острый с двух сторон кинжал, украшенный золотом; пара опасных ножей, их острые треугольные клинки торчали из рукоятей в форме Н, с ними была длинная серебряная сабля, а самым странным был резной деревянный посох, похожий на бивень слона, с рукоятью. Теперь понятно, почему кабинет мистера Шармы обычно заперт!

Глядя на поразительную коллекцию оружия, я вспомнила, как впервые столкнулась с нефритовым клинком из Гватемалы на выставке в музее, устроенной родителями Мэй. В тот раз я представила, что слышала крики, гром вдали и бой барабанов, ощущала запах горящих волос. Феникс убедил меня, что то было мое Пробуждение, первый настоящий Проблеск. Но тут, кроме запаха розы и сандала, я ничего жуткого не ощущала. Только смех, музыку ситара и болтовню с праздника внизу.

Я вдруг захотела взять оружие.

Феникс заставил меня поверить, что определенные предметы могли быть проводниками к прошлой жизни, что навыки прошлого воплощения можно было передать в настоящее через Проблески. Из потрепанной аптечки во время, когда я была медсестрой во Второй Мировой войне, я получила знания оказания первой помощи, смогла залатать раны Феникса от пуль. Из одного воплощения я якобы научилась кататься на лошади без седла. И по обучению как самурай я как-то научилась неплохо сражаться. Те навыки боя помогли мне сбежать от похитителей.

Но теперь, после терапии, я сомневалась в тех способностях. Может, мне показалось? Я больше не каталась на лошади с тех пор, не оказывала первую помощь, а бой с Дамиеном и бандой в гробнице был туманным воспоминанием. Я напоминала себе, что Танас дал мне восковое зелье, и все могло мне привидеться.

Я окинула взглядом стену, взгляд остановился на резном деревянном посохе. Желая опровергнуть слова Феникса, я потянулась к рукояти…

— Дженна! — рявкнул резкий голос.

Я вздрогнула и повернулась, отец Приши стоял на пороге, его темные грязно-коричневые глаза прищурились, усы стояли дыбом.

— Что ты делаешь в моем кабинете? — осведомился он. — Это личное пространство. Ты не имеешь права тут быть.

— М-мистер Шарма, п-простите, — пролепетала я. — Я… просто любовалась вашим отта, — я указала на посох в форме S.

Он все глядел на меня.

— У в-вас впечатляющая коллекция, — продолжила я, говоря быстро от смущения, заполняя неловкую тишину. Я указала на изогнутый золотой кинжал, венчающий выставку. — Это красивый бичува… и та пара катаров исключительна… как и дубинка-гада, вал и щит-парича… У вас явно страсть к…

Я лепетала, заметила, что его строгий вид сменился сияющей улыбкой.

— А ты разбираешься в оружии Каларипаятту, — сказал он, его тон был теплым и дружелюбным. — Дженна, если бы я знал, что у тебя такой интерес в матери всех боевых искусств, я показал бы тебе свою коллекцию месяцы назад.

Я моргнула, удивленная своими познаниями в оружии.

Мистер Шарма подошел ко мне, снял с подставки деревянный посох и протянул мне.

— Это моя личная отта с моих тренировок в юности. Вот, можешь подержать, если хочешь.

Я робко взяла у него отта, готовясь к жуткому сдвигу в Проблеске… но ничего не произошло. Я осталась в комнате, сжимала длинную изогнутую палку, ощущая себя глупо.

Проводники тоже были выдумкой.

Мистер Шарма пристально смотрел на меня.

— Ты училась калари? — спросил он.

— Нет, — ответила я, взвешивая оружие в руке. Оно было легким, но сильным, почти как естественное продолжение моей руки.

— Я спрашиваю, потому что ты держишь отта в идеальном обратном хвате, — отметил он.

— Да? Я никогда… — я повернула дубинку в обычную хватку, не думая, — не держала такую раньше… — мой голос утих.

— Правда? — его усы дрогнули, и он приподнял потрясенно бровь. — Тогда у тебя врожденный талант, — заявил он. — Отта считается оружием мастера в Каларипаятту. Жаль, что мы не в Керале, иначе я советовал бы тебя обучить моей старой гуру. Она была бы рада такой талантливой ученице в своей школе.

Я вернула ему оружие, встревоженная.

— Спасибо, мистер Шарма, но я не прирожденный боец.

Он заглянул в мои глаза.

— Тогда ты не видишь то, что я вижу, Дженна.