— Ребята, — фыркнула моя подруга, — а где же спа-процедуры и подарочные сертификаты в магазин женского белья?

При последних словах у парня, поставленного охранять призы, загорелись глаза.

— Привет, Эрин! — сказал чей-то низкий голос. Мы обернулись: позади нас стоял Чез. Он был совершенно неотразим в своем безукоризненно скроенном темно-сером костюме и красном галстуке, как будто специально подобранном к волосам Эрин. — Привет, Жаклин, — добавил он, взглянув на меня тепло и дружелюбно, без тени укора (а ведь я была косвенной причиной их разрыва).

— Привет, Чез! Вечеринка — просто супер! — ответила я за нас обеих.

Эрин, покачиваясь под музыку, помахала кому-то из друзей, а на Чеза никак не отреагировала — словно его тут и не было. Исполнив кантри-песню Кита Урбана, музыканты заиграли старый хит группы «Би Джиз» из «Лихорадки субботнего вечера». Этот фильм, вышедший, когда мои родители учились, наверное, в начальной школе, был выбран темой сегодняшнего праздника.

Рассеянно оглядевшись по сторонам, Чез снова посмотрел на меня.

— Спасибо, — сказал он и с этого момента никого, кроме Эрин, уже не видел.

А Эрин между тем смотрела на танцующих. Мимо нее проходил какой-то парень, державший в руках несколько традиционных для студенческих попоек красных пластиковых стаканов. Когда она, недолго думая, выхватила один, парень попытался было возразить, но Чез смерил его таким взглядом, что тот прикусил язык и пошел дальше.

Пока моя подруга потягивала содержимое стакана и делала вид, будто давно забыла о существовании своего бывшего, он не сводил с нее глаз. Его намерения были очевидны, и то, что Эрин смотрела куда угодно, только не на него, явно говорило о ее уязвимости. Весь вечер они не выходили друг у друга из поля зрения, но новых попыток заговорить Чез не делал.

Я знала, что он хороший парень, просто слишком доверчивый и потому не застрахованный от серьезных ошибок. Он стал защищать Бака, как своего друга: наверняка говорил Эрин, что я могла выпить лишнего и запомнить все в искаженном свете. Видимо, насильники представлялись Чезу страшилищами, которые выпрыгивают из кустов на девушек, проходящих мимо. Ну а Бак, ясное дело, никакой не насильник — ведь он симпатяга, собрат Чеза по студенческому союзу, его закадычный приятель, наконец. Это же немыслимо, чтобы его лучший друг за каких-нибудь пять минут втоптал в грязь чье-то человеческое достоинство, причинил боль ни в чем не повинной девушке из желания уязвить конкурента. Бак не мог таким варварским способом попытаться выместить на девушке свои комплексы и насрать на то, что теперь ее жизнь превратится в сплошной страх.

Да, в полной безопасности я себя чувствовала только рядом с Лукасом. Черт!

Прошло десять минут. Я смотрела, как Бак танцует с какой-то старшекурсницей, «сестричкой» из общества Эрин. Они оба улыбались, смеялись, и он выглядел таким… нормальным. Тут я впервые подумала: «Неужели я единственный объект его агрессии? Если да, то за что такая честь?»

Вдруг я подпрыгнула от неожиданности, услышав прямо у себя над ухом голос Кеннеди:

— Классно выглядишь, Жаклин! — Вздрогнув, я выплеснула пиво себе на руку (хорошо, что не на платье). Мур взял у меня стакан. — Ой, извини, не хотел тебя напугать. Пойдем, я дам тебе полотенце.

Когда Кеннеди повел меня через толпу, одной рукой держа мое запястье, а другую положив мне на голую спину, я растерялась и даже не сразу сообразила, что удаляюсь от Эрин. Опомнилась я только на кухне, перед раковиной, — как будто я не пивом облилась, а получила смертельную рану. Ополоснув и вытерев мою руку, Кеннеди задержал ее. Я высвободилась. Он, будто бы не обратив на это внимания, улыбнулся:

— Как я уже попытался сказать, ты сегодня очень красивая. Я рад, что ты пришла.

Музыка играла очень громко, и, чтобы слышать его слова, мне приходилось стоять к нему ближе, чем я хотела.

— Я пришла ради Эрин, Кеннеди.

— Знаю, но мне все равно очень приятно, что ты здесь.

От него пахло его любимым одеколоном «Лакост», но мне уже не хотелось прижаться к нему и вдыхать этот аромат. Опять мой бывший парень показался мне полной противоположностью Лукаса, чей запах был и тоньше, и сложнее: это был запах кожаной куртки в сочетании с едва различимой примесью лосьона, графитного порошка, оставшегося у него на пальцах после рисования, и еды, которую он для меня приготовил, бензина, которым питался его «харлей», и мятного шампуня, которым пахла его подушка.

По тому, как Кеннеди вопросительно на меня посмотрел, приподняв одну бровь, я поняла, что, видимо, прослушала его очередную реплику.

— Извини, что ты сказал? — Я приблизила к нему ухо, пытаясь отогнать воспоминания о Лукасе.

— Я сказал: «Давай потанцуем».

Не будучи в силах привести в порядок путающиеся мысли, я кивнула, и Кеннеди вывел меня на освобожденное от мебели пространство. Мы оказались прямо перед музыкантами. Зеркальный шар, висевший так низко, что парни повыше вполне могли задеть его головой, медленно вращался, волнообразно озаряя комнату вспышками отраженного света. Его отблески падали на лица и тела танцующих, загорались на дверных ручках, женских украшениях и на переливающемся платье Эрин. Руки моей подруги были сомкнуты на шее у старшекурсника из клуба «Пи-каппа-альфа»,[12] пальцы сжимали пустой стакан. Парень, сам того не зная, был на линии огня: Чез сверлил его испепеляющим взором. Эрин, заметив это, теснее прижалась к партнеру и восторженно посмотрела ему в глаза. Бедный Чез! Я тоже должна была бы сердиться на него, но мне стало его жалко.

Кеннеди проследил за моим взглядом:

— Я слышал, что Эрин с Чезом расстались. Что там у них случилось?

— Спроси лучше у Чеза.

Интересно, как бы Мур отреагировал, если бы узнал про выходку Бака? Они ведь с самого начала соперничали, хотя и не демонстрировали неприязни друг к другу.

— Спрашивал. Он не захотел об этом распространяться. Сказал, они сильно поссорились из-за того, что Эрин втемяшилась в башку какая-то ерунда, бла-бла-бла… В общем, отделался глупостями, которые парни обычно говорят, когда сами все испортят.

В этот момент заиграла быстрая музыка, и я отдалилась от Кеннеди на более комфортное для меня расстояние. Неприятный разговор о разрывах и их виновниках был замят. Я почувствовала такое облегчение, что потеряла из виду Эрин. И Бака.

В промежутке между двумя песнями он подошел ко мне со спины и сказал:

— Привет, Жаклин! — Во второй раз за вечер я подпрыгнула на месте. — Уже натанцевалась с этим неудачником? Теперь потанцуй со мной.

Все волоски на моем теле встали дыбом, как колючки ежа, каждый мой нерв натянулся, и я шагнула к Кеннеди. Он обнял меня за плечи. Я не хотела, чтобы он ко мне прикасался, но в подобной ситуации выбирать не приходилось.

Бак улыбнулся и протянул мне руку. Я, с недоверием на нее уставившись, прижалась к Кеннеди. Он тоже весь напрягся.

— Нет.

Изобразив свою фирменную ленивую усмешку, Бак посмотрел на меня так, словно моего бывшего рядом не было. Будто я стояла в одиночестве.

— Ладно. Значит, потом.

Я замотала головой и сосредоточилась на слове, которое крутилось у меня в мозгу все утро и которое я повторяла про себя перед каждым ударом на занятиях по самообороне.

— Я сказала «нет». Или ты не понял? — Краем глаза я заметила, что Кеннеди бросил на меня пронзительный взгляд.

Бак прищурился, и маска равнодушия на долю секунды сползла с его лица. Но он тут же опомнился и снова ее натянул. В этот момент я поняла, что он не собирается от меня отставать. Просто выжидает.

— Все понятно, Жаклин. Нет проблем. — Он взглянул на Мура, чье настороженное, но спокойное лицо так не гармонировало с воинственной напряженностью его тела. — Кеннеди… — Они кивнули друг другу, и только тогда Бак ушел.

Я обмякла. Мур подхватил меня. Высвободившись из его рук, я стала искать глазами серебристое платье Эрин, затерявшееся в битком набитом небольшом помещении.