Он уже в третий раз задавал мне такой вопрос, и опять его слова звучали не просто как обычная вежливость.

— Да, спасибо.

Ничего не поделаешь: снова пришлось соврать. Я развернулась, вошла в аудиторию, села на свое новое место и первые сорок пять минут старалась не отвлекаться от доктора Хеллера, доски и конспекта. Послушно перерисовывая графики краткосрочного равновесия и совокупного спроса, я поняла, что для меня все это полная абракадабра и рано или поздно придется молить Лэндона Максфилда о помощи. А моя гордость поможет мне только увязнуть еще глубже.

За несколько минут до конца занятия я полезла в рюкзак, чтобы под этим предлогом втихаря взглянуть на парня в заднем ряду. Он рассеянно тыкал в блокнот черным карандашом и смотрел на меня, свесив локоть со спинки стула и небрежно поставив ногу на перекладину под партой. Когда наши глаза встретились, неясное выражение его лица сменилось осторожной, но нескрываемой улыбкой. Я сунулась в рюкзак, потом снова посмотрела на парня, а он все не отводил взгляда. Отвернувшись, я почувствовала, что лицо мое потеплело от прилива крови.

На протяжении трех прошедших лет молодые люди проявляли ко мне интерес, но никто, кроме Кеннеди, меня не волновал, не считая пары мимолетных тайных увлечений: однажды мне понравился преподаватель по контрабасу (он был студентом колледжа, как я сейчас), а в другой раз — напарник, с которым мы вместе делали лабораторную по химии.

Перестав вслушиваться в слова профессора, я принялась размышлять над тем, чего больше в моем чувстве к сероглазому молодому человеку: затянувшейся неловкости, благодарности за то, что тот спас меня от Бака, или простого влечения? Наверное, всего было поровну.

Лекция закончилась. Я стала запихивать вещи в рюкзак, стараясь больше не смотреть на того парня и специально подольше не вставая, чтобы Кеннеди и его поклонница успели выйти. Когда я наконец-то поднялась, мой вечно сонный сосед вдруг спросил:

— Слушай, он вроде бы говорил про какие-то дополнительные задания? Я, похоже, как раз в этот момент вырубился и теперь не могу разобрать, что понаписал. — (Я заглянула в его блокнот: каракули действительно были нечитаемые.) — Кстати, я Бенджи.

— Мм… Сейчас посмотрю. — Я принялась листать свою тетрадь, ища в ней нужное место. — Вот. — Глядя, как мой сосед переписывает задание, я добавила: — Меня зовут Жаклин.

Бенджи был из тех парней, которых половое созревание не украсило. Весь лоб у него вызвездило прыщами. Переросшие волосы кудрявились: опытный стилист смог бы их укротить, но он, похоже, предпочитал стричься за восемь долларов в парикмахерской, где круглые сутки включен канал И-эс-пи-эн.[7] Судя по не слишком стройному туловищу, завсегдатаем нашего навороченного спортивного зала Бенджи не был. На растянутой футболке красовалась какая-то надпись с претензией на остроумие — я предпочла не вникать. Выручала его только обворожительная улыбка, от которой появлялись милые лучики в уголках выразительных светло-карих глаз.

— Спасибо, Жаклин. Я спасен. Мне до зарезу нужно сделать дополнительные задания, чтобы получить лишний балл. Увидимся в пятницу. — Бенджи захлопнул тетрадь и, простодушно улыбаясь, добавил: — Если, конечно, я случайно не просплю всю пару.

Я улыбнулась в ответ и направилась к проходу:

— Всегда пожалуйста.

Неужели мне удастся завязать какие-то знакомства за пределами круга Кеннеди? После нашего расставания, когда почти все люди, которых я считала и своими друзьями тоже, перебежали на сторону моего бывшего, до меня дошло, как сильно я от него зависела. Эта мысль меня слегка потрясла. Почему она раньше никогда не приходила мне в голову? Наверное, потому, что я считала, будто мы с Кеннеди вместе навек. Глупо и наивно было так думать — теперь это казалось очевидным.

В аудитории почти никого не осталось. Парень из последнего ряда уже вышел. Меня вдруг кольнуло разочарование, конечно же беспричинное. Ну пялился он на меня во время лекции, дальше что? Может, ему просто скучно было или он вообще на занятиях смотрит куда угодно, только не на доску.

Выйдя из аудитории, я заметила его в битком набитом коридоре. Мой субботний спаситель разговаривал с однокурсницей. Выглядел он несколько небрежно: одна рука в переднем кармане джинсов, темно-синяя рубашка расстегнута, под ней простая серая майка. Было заметно, что живот у него плоский, но мышцы рук не угадывались под длинными рукавами. В любом случае сомневаться в физической форме этого парня мне не приходилось, раз он так легко уложил Бака на землю. За ухом у молодого человека торчал черный карандаш, почти полностью скрытый под темной всклокоченной шевелюрой (виднелся только розовый ластик на конце).

— Групповые дополнительные занятия, говоришь? — спросила девушка, снова и снова накручивая на палец светлую прядь. — Часовые?

Он поправил на плече рюкзак и откинул со лба волосы, которые лезли в глаза.

— Да. С часу до двух.

Он посмотрел на нее. Она наклонила голову и несколько раз мягко переступила с ноги на ногу, как будто собиралась танцевать с ним. Или для него.

— Может, загляну. А что ты делаешь потом?

— Работаю.

Девушка с раздражением выдохнула:

— Вечно ты работаешь, Лукас!

Если девочка старше шести лет разговаривает капризным тоном, надув губки, меня это раздражает почти так же, как когда ногтем скребут по классной доске. Но все равно спасибо: теперь я хотя бы узнала, как его зовут.

Тут он посмотрел в мою сторону, будто почувствовал, что я стою и подслушиваю. Я развернулась и дала деру, но, пожалуй, слишком поздно: мне не удалось скрыть, насколько меня заинтересовал этот разговор. Пробравшись сквозь толпу, я улизнула через боковой выход.

Теперь мне точно было нечего делать на дополнительных семинарах по экономике, раз туда ходил Лукас. Не знаю, что он хотел сказать (или он ничего не собирался говорить?), когда пялился на меня на лекции, но взгляд его был слишком пристальным, и от этого мне стало не по себе. К тому же я была все еще в трауре после разрыва с Кеннеди и пока не находила в себе сил для новых отношений. Да может, Лукас и не имел в виду ничего такого? Злая сама на себя, я раздосадовано закатила глаза: мол, едва ко мне проявили малейший интерес, я тут же выдумываю бог знает что.

Глядя со стороны, можно было предположить, что для этого парня обычное дело, если девицы вроде той блондинки вешаются ему на шею. Мой бывший тоже к этому привык. Как президент сначала класса, а потом курса, Кеннеди всегда был своего рода местной знаменитостью и ловил от этого кайф. Последние два школьных года я старалась не обращать внимания на девчонок, которые бросали на нас завистливые взгляды в надежде, что скоро он меня бросит. Мне это и в голову не приходило. Когда мы уезжали в колледж из родного города, я была абсолютно уверена в постоянстве бойфренда. Оказалось, зря: интересно, как долго еще я буду чувствовать себя набитой дурой?