1. Назореем, согласно пророчеству, должен был называться Христос Творца. По сей причине именно этим именем иудеи называют нас по Нему (Христу). Ибо и мы есть те, о которых написано: Назорей убелены паче снега,[957] — т. е. те, которые прежде были изжелта–бледны от пятен греха и черны от мрака неведения. Христу же наименование Назорея должно было соответствовать благодаря убежищу, где Он был сокрыт в детские годы, <в>[958] которое, <находящееся> при Назарете, Он сошел,[959] спасаясь от Архелая, сына Ирода.[960]2. Я потому не пропустил это, что Христу Маркиона следовало отвергнуть все, что было связано также и с местами, относящимися к Христу Творца; ведь у Христа Маркиона в распоряжении было очень много городов Иудеи, которые не были столь явно переданы через пророков Христу Творца. Впрочем, Христос будет Христом пророков, где бы Он ни оказывался согласно пророкам. Однако отмечается, что и в Назарете Он также[961] ничего нового не проповедовал, пока по другой причине [из одной поговорки][962] не был, говорят, отвергнут.[963] Здесь, впервые отмечая тот факт, что на Него наложили руки, я должен уже относительно Его телесной сущности заранее дать пояснение, что не может считаться видением Тот, Который допускает прикосновение, и притом исполненное грубости, будучи удержанным, схваченным и повлеченным к стремнине.[964] 3. Ведь даже если Он ушел, <пройдя> посередине,[965] <Он сделал это,> уже испытавший ранее принуждение и выпущенный впоследствии, а именно, успокоив, как Он имел обыкновение, волнение толпы или даже вырвавшись из нее, однако не обманув ее мглою, которая, если бы она была, вообще не была бы доступна ни для какого прикосновения. Ведь осязать, как и быть осязаемым, тело лишь может[966] — имеется подобающее изречение даже светской мудрости. 4. <Переходим> к главному: и Сам Он вскоре прикоснулся к другим, возлагая на них руки, разумеется, не могущие не быть осязаемыми, оказывал благодеяния исцелений, настолько истинные, настолько невоображаемые, насколько <истинными и невоображаемыми > были руки, которыми Он их оказывал. Следовательно, Он является Христом Исаии, исцеляющим болезни: Он, — говорит, — устранил немощи наши и понес болезни,[967] Греки же обычно употребляют глагол нести[968] вместо глагола убирать. Мне пока достаточно сказать об обетовании в общих чертах. Что бы ни лечил Христос, Он является моим. Переходим теперь к видам лечений. 5. Впрочем, и освобождение от демонов есть лечение болезни. Итак, нечистые духи, словно по образцу уже приведенного ранее примера, исходили <из одержимых> со свидетельством, вопя: Ты ecu Сын Бога.[969] Какого Бога, пусть хотя бы здесь прояснится. «Но Он точно так же ругал их и велел замолкнуть». Ведь точно так же <, как и в предыдущем примере, > Христос желал быть признанным Сыном Божьим людьми, а не нечистыми духами, по крайней мере, Тот Христос, для Которого это было естественно, ибо Он послал ранее тех, благодаря которым мог быть узнан, и которые, конечно, были более достойными проповедниками <, чем бесы>.
6. Тому подобало отвергать возвещение нечистого духа, у Которого в избытке было[970] возвещение <Духа> Святого. В свою очередь, тот, о ком никогда не было объявлено, если он, однако, хотел быть признан (он напрасно пришел, если этого не желал), не пренебрег бы свидетельством любой чуждой сущности, ибо[971] у него, сошедшего в чуждую <сущность>, не было < свидетельства > собственной.
7. < Добавим > теперь еще и то, что ему как ниспровергателю Творца ничего не оставалось желать более, чем быть признанным Его духами и сделаться известным благодаря их страху; только вот Маркион отрицает возможность для своего бога внушать страх, доказывая, что пугает не благой <бог>, а <Бог->Судия, у Которого есть средства устрашения: гнев, свирепость, суд, отмщение, осуждение. Но демоны, конечно, отступали из–за страха — следовательно, они признавали Его Сыном Бога, внушающего страх: они не пренебрегли бы возможностью не отступать, если бы Он не внушал страх — и Он, изгоняя их приказом и бранью, а не увещеванием, как добрый, являл Себя именно внушающим страх. 8. Или он потому кричал на них, что они боялись его, не желающего вызывать страх? Но каким образом он желал, чтобы они вышли, чего они не сделали бы, не будь у них страха? Итак, он уступил необходимости, так как повел себя иначе, чем требовала его природа, хотя мог, будучи добрым, сразу пощадить их; он допустил и иной позор <— позор> лицемерия, когда допустил, чтобы демоны боялись его словно Сына Творца, дабы уже не своей силой изгонять демонов, но властью Творца. 9. <Маркионов Христос> уходит в пустыню.[972] И это место обычно для Творца.[973] Следовало, чтобы Слово также явилось в теле там, где некогда действовало в облаке.[974] Подходил и для Евангелия облик местности, который был угоден Закону. Итак, пусть пустыня возвеселится,[975] это обещал Исаия. Удерживаемый толпой,[976] Он говорит: Следует Мне и другим городам возвещать Царствие Бога[977]10. Показал ли он уже где–нибудь своего бога? Думаю, еще нет. Говорил ли он тем, которые знали также и иного бога? Думаю, нет. Следовательно, если и Он не объявлял о другом боге, и они не знали никакого бога, кроме Творца, то Он возвестил Царствие Того же Бога, Который, как Он знал, единственный был известен слушающим.
1. Почему из стольких родов занятий Он обратил внимание на рыбную ловлю, чтобы от нее призвать в апостольство Симона и сыновей Зеведеевых[978] (ведь не может казаться простым то событие, которому предстояло стать основой для повествования), говоря Петру, устрашенному огромным уловом: Не бойся, ибо отныне будешь ловцом людей?[979]2. Ибо, сказав это, Он дал им понять исполнившееся пророчество, что Он есть Тот, Который возвестил через Иеремию: Вот, Я пошлю многих рыбарей, и они будут ловить их,[980] — т. е. людей. Затем они (рыбари), оставив лодки,[981] последовали за Ним, поняв, что именно Он есть Тот, Кто начал совершать вещи, о которых сказал. Иное дело, если Он пожелал избрать <кого–нибудь> из судовладельцев,'[982] собираясь сделать когда–нибудь апостолом судовладельца Маркиона. 3. Мы уже установили в пику «Антитезам», что основному положению Маркиона ничуть не содействует предполагаемое им различие между Законом и Евангелием, поскольку и это различие было установлено Творцом и даже предсказано в обетовании нового Закона, нового Слова и Нового Завета. Но так как он (Маркион) весьма решительно ссылается на некоего своего <находившегося> при Нем (Христе) συνταλαίπωρος («сострадателя») и συν–μισούμενος («соненавистника»)[983] при очищении[984] прокаженного,[985] то я не прочь с ним («сострадателем и соненавистником») встретиться и объяснить ему, прежде всего, смысл иносказательного закона, который на примере недопустимости прикосновения к прокаженному, более того, необходимости удаления его от любого общения[986] не позволял контактировать с запятнанным грехами человеком, с каковыми людьми и апостол также запрещает принимать пищу.[987] Ведь тот, кто вступает в общение с грешником, приобретает язвы грехов как бы от прикосновения. 4. И, таким образом, Господь — желая, чтобы был глубже понят Закон, обозначающий духовное через плотское, и на этом основании не ниспровергая, но скорее воздвигая тот, который хотел сделать воспринимаемым более непосредственно — прикоснулся к прокаженному, от которого Бог, разумеется, не осквернился бы, будучи недоступным для порока, даже если человек и мог бы оскверниться. Стало быть, необходимость соблюдения Закона и недопустимость прикосновения к нечистому не будет приписываться Тому, Которого это прикосновение не запятнает. 5. То, что это более соответствует моему Христу, я утверждаю, показывая, что оно не соответствует твоему. Ведь если он прикоснулся к прокаженному как противник Закона, обращая предписание Закона в ничто посредством пренебрежения нечистотой, каким образом мог бы оскверниться тот, у кого не было тела, которое оскверняется? Ведь призрак не мог бы оскверниться. Следовательно, тот, кто не мог оскверниться, будучи призраком, будет недоступным для порока уже не по божественной силе, но по ничтожеству призрака; и не может казаться презирающим нечистоту лишенный того, что пятнается; и, таким образом, не может казаться ниспровергающим Закон тот, кто избежал нечистоты из–за своего призрачного состояния, а не благодаря явленной силе. 6. Если же Елисей, пророк Творца, очистил одного лишь прокаженного Наамана–сирийца[988] из стольких прокаженных израильтян, то и это не говорит об инаковости Христа, словно бы лучшего в том отношении, что, будучи чуждым, Он очистил прокаженного израильтянина, которого его собственный Господь не мог очистить: ведь тем фактом, что сириецлегче подвергся очищению, знаменуется то, что язычники более склонны![989] к очищению во Христе — свете тех,[990] что покрыты семью пятнами главных пороков: идолопоклонством, богохульством, человекоубийством, прелюбодеянием, развратом, лжесвидетельством, обманом. 7. Вот почему семикратно, словно по одному разу для каждого наименования, он омыл <его> в Иордане:[991] и чтобы очищение всей седмицы предсказать, и потому что сила и полнота одного омовения предрекалась лишь для Христа, грядущего утвердить в землях как <действенно> краткое слово,[992] так и омовение. В самом деле, Маркион и в этом находит противопоставление: Елисей нуждался в веществе, использовал воду и притом семикратно; Христос же — одним лишь словом и, произнеся его единожды, сразу явил исцеление. Словно я не осмелюсь и само слово отстаивать как принадлежащее Творцу: того следует скорее считать виновником любой вещи, кто является первым. 8. Разумеется, невероятно, чтобы могущество Творца, которое однажды Словом произвело столь великую глыбу мира, создало словом средство от одного лишь порока![993] На основании чего скорее распознается Христос Творца, если не на основании силы слова? Но «потому Христос является иным, что <действует> иначе, чем Елисей, что господин[994] могущественнее своего слуги».[995] Что ты, Маркион, утверждаешь? Разве дело совершается рабами точно так же, как самими господами? Неужели ты не боишься навлечь на себя позор, если ты потому отрицаешь принадлежность Христа Творцу, что Он оказывается могущественнее слуги Творца, что[996] Он оказывается большим по сравнению с ничтожностью Елисея, если только Он действительно больший? Ведь исцеление одинаково, хотя действие и отличается. Что более значительного явил твой Христос по сравнению с моим Елисеем? Более того: что великого явило слово твоего Христа, произведшее то же, что и река[997] Творца? 9. В соответствии с этим разворачивается также и остальное. Ибо Он запретил ему разглашать <случившееся> в той мере, в какой это дело относилось к избеганию человеческой славы, и приказал исполнить установленный порядок в той мере, в какой это дело относилось к соблюдению Закона: Ступай, покажись священнику и принеси дар, который предписал Моисей,[998] Ведь иносказательные положения Закона как имеющего значение пророчества Он сохранял в создаваемых Им <его> образах, знаменовавших, что человек, бывший некогда грешником, как только он оказывается очищен словом Бога, должен принести дар Богу в храме, т. е. принести молитву и благодарение в церкви через Христа Иисуса, вселенского Священника Отца. 10. Поэтому Он прибавил: Чтобы было вам во свидетельство,[999] — без сомнения, этим Он свидетельствовал, что Он не нарушает Закон, но исполняет;[1000] этим Он свидетельствовал, что Он есть именно Тот, о Котором было возвещено, что Он примет на Себя их немощи и болезни.[1001] Это столь соответствующее и необходимое объяснение свидетельства льстец своего Христа Маркион старается не допустить, ссылаясь на кротость и мягкость <этого Христа>. Ведь Маркион говорит: «Он так повелел как добрый, кроме того, как знающий,[1002] что всякий, кто был освобожден от проказы, исполнит обряды Закона». 11. Следовательно, он напрасно сошел в качестве намеревающегося ниспровергнуть Закон, уступая исполнителям его. Напротив, как знающий их характер, он скорее должен был заранее воздействовать на тех, которых следовало отвратить от Закона, если он для этого пришел.[1003] Что далее? Упорствовал ли он в доброте, т. е. в позволении соблюдать Закон, или нет? Если, будучи добрым, он продолжал так поступать, то он никогда не станет ниспровергателем Закона и не будет считаться принадлежащим другому богу, откладывая ниспровержения Закона, благодаря каковому <ниспровержению> можно было бы заявлять о нем как о Христе другого бога. 12. Если он не оставался добрым, приступив впоследствии к ниспровержению Закона, то ложным будет свидетельство, которое он [впоследствии][1004] представил им при исцелении прокаженного; ведь он отступился от доброты, когда стал ниспровергать Закон. Он уже стал злым, когда сделался разрушителем Закона, если он был добрым, когда был снисходительным к нему. Но и тем, что он допускал послушание Закону, он подтвердил его благость. Ибо никто не терпит повиновения злу.
