- Замечательно, - хмыкнул Алексей.

- Ты понимаешь, что все кончено? - поморщился Павел.

Алексей молчал.

- Мы уже сломали хребет Германии и всему фашистскому блоку, - продолжил Павел. - Падение Северороссии - это лишь вопрос времени. Но если Оладьин будет сопротивляться так же, как и сейчас, это еще месяцы упорных боев. Погибнут десятки тысяч людей. Это нужно предотвратить. Ты популярный человек и в североросской армии, и в политике. Ты не замарал себя сотрудничеством с нацистами. Все объясняют твою отставку несогласием с союзом с Гитлером. Если ты выступишь в печати и призовешь прекратить сопротивление, это поможет избежать многих жертв.

- Бели северороссы сложат оружие, означает ли это, что советские войска останутся на нынешних рубежах, а независимость страны будет сохранена? спросил Алексей.

- Нет, - покачал головой Павел. - В этом случае ты бы нам не был нужен. Оладьин обратился к Сталину месяц назад именно с таким предложением. Но Иосиф Виссарионович непреклонен. Армия Северороссии должна быть разоружена, а на ее территорию введены оккупационные войска. Только это обеспечит спокойствие на наших северо-западных границах.

- Только это обеспечит советизацию Северороссии, - поправил его Алексей.

- Чтобы ты был спокоен, - скривился Павел, - на Тегеранской конференции Сталин дал союзникам обязательство не нарушать государственный суверенитет Северороссии.

- Но не давал обещания не делать ее социалистической страной, Если американцы и англичане еще испытывают иллюзии, то поляки, литовцы и латыши уже хорошо знают, что ввод советских войск и безраздельная власть Кремля это одно и то же. И мы с тобой это тоже хорошо знаем. Я не раз говорил тебе, что для меня между фашизмом и коммунизмом стоит знак равенства. Я бы призвал прекратить сопротивление, если бы считал, что есть хоть один шанс избежать установления коммунистического режима в Северороссии. Но на этих условиях нет.

- На что ты надеешься?

- На чудо, - хмыкнул Алексей.

- Хорошо, - процедил Павел. - А ты знаешь, что Иосиф Виссарионович, Рузвельт и твой любимый Черчилль считают твою кандидатуру оптимальной на пост послевоенного президента Северороссии?

Алексей остолбенел от такого известия. Около минуты он приходил в себя, после чего проговорил:

- Я еще могу понять союзников... но вы...

- У политики свои законы, - вздохнул Павел. - То, что большая часть населения Северороссии не на стороне компартии - факт, который приходится признать. Президент-коммунист - это повод для гражданской войны, которая никому не нужна. Ты - как раз тот человек, который может устроить всех. Ты тот, кто прекратит войну, сохранит хрупкий баланс. Нас больше устраивает нейтральная, демократическая, пусть и буржуазная Северороссия, чем управляемая фашистским прихвостнем Оладьиным. Поверь, позиция Сталина сейчас изменилась.

Павел развел руки и расплылся в улыбке, всеми силами стараясь внушить собеседнику, что намерения его чисты, а слова правдивы.

- Но советские оккупационные войска будут стоять в Петербурге? спросил Алексей.

- Да, - кивнул Павел.

- И вас не беспокоит, что я - убежденный антикоммунист?

- Нет, политика есть политика. Мы хотим мира и больше ничего.

Алексей откинулся в кресле, потом скривился, будто проглотил горькую пилюлю, и произнес:

- Хорошо, что я покинул политику. Уж больно заманчиво выгладят некоторые предложения. Я прекращаю войну, обеспечиваю вам лояльность населения, успокаиваю союзников. Потом вы производите переворот, выбрасываете меня как ненужную ветошь и железной пятой давите страну. Как сладки ваши речи! Только вот поминать меня будут уже года через четыре не как человека, остановившего войну, а как того, кто привел к власти коммунистов.

На лице у Павла появился хищный оскал.

- Подонок, - с чувством произнес он, - ради своего антикоммунизма ты готов видеть, как льются реки крови.

- Я просто знаю, что если сейчас сложить оружие, одни реки крови сменятся другими. А еще я могу призвать людей не сражаться, но только если это не будет стоить им свободы. Иначе я предам себя и их.

Павел откинулся на спинку дивана и зло проговорил:

- Двадцать пятое мая - твоя работа. Алексей кивнул.

- Об одном жалею, что не пришил тебя тогда в семнадцатом, - прошипел Павел.

- А я ни о чем не жалею, - отвел глаза Алексей. - Хотя давно понял, что, пока мы ходим с тобой по одной земле, будем сражаться.

- Твой ответ окончательный? - наклонился вперед Павел.

- Да, - жестко произнес Алексей.

Павел поднялся и направился к выходу. Покидая комнату, он громко хлопнул дверью. Тут же в гостиную вбежала Екатерина. Осторожно подойдя к мужу, спросила:

- Что-нибудь случилось?

- Слава богу, ничего, - ответил Алексей.

На журнальном столике зазвонил телефон. Екатерина подошла к нему, сняла трубку и произнесла:

- Алло.

Потом, заслонив микрофон ладошкой, проговорила:

- Тебя какие-то англичане из белого зала.

- Какого белого зала? - не понял Алексей. - Господи, Уайт Холл!

Словно пружина вытолкнула его из кресла. Подлетев к жене и схватив трубку, он произнес:

- Татищев.

- Господин Татищев, - отозвалась трубка по-английски, - с вами сейчас будет говорить премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль.

- Слушаю, - выдохнул Алексей.

В трубке раздался щелчок, после которого он услышал давно знакомый ему, а теперь известный и всей Европе голос:

- Здравствуйте, Алексей. Рад вас слышать.

- Здравствуйте, я тоже рад.

- Я ознакомился с вашим планом, изложенным в письме на мое имя, быстро проговорил Черчилль. - Он мне понравился. Более того, мы уже предприняли некоторые шаги для его реализации. Мне бы хотелось поговорить с вами лично. Вы можете прилететь в Лондон?

- Есть определенные ограничения...

- Я же сказал, мы предприняли некоторые шаги, - прервал его Черчилль. Вам не будут препятствовать. Если вы согласны, в стокгольмском аэропорту вас ждет частный шведский самолет.

- Я вылетаю, - ответил Алексей.

* * *

Алексей прошел в кабинет Черчилля. Премьер встал и вышел из-за стола, пожал руку посетителю и предложил сесть в мягкое кресло у окна, сам плюхнулся в кресло напротив.