Обтирая руки о полотенце, как была в поварском фартуке, выглянула из кухни. В торговом зале, с любопытством оглядываясь по сторонам, стояли трое плечистых здоровяков в форме королевского флота. Что они забыли в Питерборо, где вместо реки протекал широкий ручей, а через него пафосно перебросили горбатый каменный мост, было совершенно непонятно. Может, заблудились и дорогу решили узнать?

— Уберите руки от коня, — сдержанно попросила я, когда заметила, что один из поздних визитеров принялся пальцем тыкать в бронзовую статуэтку.

— У вас тут пряные штучки? — поинтересовался один из матросов, ощупывая мою фигуру сальным взглядом. Ощупывать, к слову, было особенно нечего, фартук скрывал формы почище кожуха.

— Хотите перца? — с сомнением уточнила я, все ещё подозревая, что парни просто не осознали, в какую лавку завернули.

— Да, поострее! — ухмыльнулись они.

Покупатели?! От радости я чуть не выпрыгнула из домашних туфель. Быстро скользнула за прилавок и засияла самой своей красивой улыбкой.

— Пряных штучек у нас хоть отбавляй!

Мужички переглянулись и с ухмылками подтянулись к прилавку.

— Порекомендуете? — просипел коренастый.

— Они все острые и жгучие! Черные, белые, красные, — перечислила я. — Вперемешку.

— Вперемешку? — сглотнули они от голода.

— Слоями. Снизу черная перчинка, сверху красная, а посередке — белая прослойка. Знаете? Равновеликие полоски.

Матросы затаили дыхание. В глазах появился настораживающий блеск.

— Продемонстрируете или сначала деньги надо дать? — с горящими, как сигнальные фонари, щеками выдохнул самый молоденький из них, по виду едва-едва перешагнувший отроческий возраст.

— Конечно, — ласково улыбнулась я. — Продемонстрирую и даже позволю снять пробу, что бы остроту проверить. Совершенно бесплатно.

Удивительно, но один из мужичков вдруг подтер пальцем слюну. Перец, что ли, так сильно любил?

— Вот смотрите!

Пока они не передумали, я принялась выставлять на прилавок разноцветные баночки. С чистым перцем, выложенным слоями, крапчатым — перемешенным с морской солью. Видимо, изящные баночки с рецептами произвели на представителей королевского флота такое неизгладимое впечатление, что они таращились на прилавок и от восхищения не смели вымолвить и слова. Может, боялись, что перечные смеси им просто снятся?

— Что это? — наконец выдавил сиплый.

— Перец, — не поняла я. — Черный, красный, белый, слоями. Все, как вы хотели.

— А девочки? — три возмущенных взгляда пытались пробуравить у меня во лбу дыру.

— Какие девочки?

— Брюнетки, блондинки и рыжие — черные, белые, красные. Одна снизу, другая сверху, третья в прослойке. — Сиплый облизнулся. — Разноцветный сандвич…

— А что она должна в прослойке делать? — промычала я и немедленно оговорилась: — Хотя не смейте отвечать, у меня хорошее воображение.

Воображение у меня действительно работало исправно, не зря несколько лет в газете прослужила. Легко представилось и сверху, и снизу, и даже прослойка. На личном опыте не проверяла, но книжечки на тривиальную тему почитывала, особенно, будучи студенткой.

Пауза длилась бесконечно долго. Я рассматривала рожи матросов и чувствовала себя ужасно оскорбленной.

— То есть перца вы не хотите? — тихо спросила я, взвешивая на ладони банку с названием «Для печенки и ливера».

— Баб перченых хотим. Черно-красных! И вина с перцем! — Матросы переглянулись и заржали, как кони. Им не в лавку пряностей надо было идти, а в городские конюшни.

Целее бы остались.

— Значит… — мягко вытаскивая пробку из банки, вкрадчивым голосом вымолвила я. — Вы приняли мою лавку, труд почти всей моей жизни, наследство, оставленное покойным дядюшкой, за дом терпимости и питейное заведение? Два в одном?

Мужчины странно переглянулись, и вдруг один спросил:

— Выходит, ты одна за всех?

— Почему же одна? С конем и перцем, — изогнула бровь, примиряясь к первой жертве.

— А что конь делает? — не понял сиплый.

— Ты лучше спроси, что делает перец… — процедила я и швырнула банку ему в голову.

Никогда не догадывалась, как красиво взлетает в воздух облако разноцветных приправ. Главное, вовремя отпрянула и не вдохнула огненный порошок. Но с мужчинами сработал эффект неожиданности. Они и вдохнули, и глотнули, а сиплый и вовсе опрокинулся на спину, поймав глазом банку с толстыми стенками. Как, вообще, с такой реакцией они служили во флоте и дожили до своих лет? Не матросы, а неповоротливый корм для морского чудовища.

— Я вам покажу дом терпимости! Вы у меня, любовники на выезде, сейчас натерпитесь! — без предупреждений, пока в рядах противников случилась сумятица, я метнула новую банку, а следом еще одну. — Держите и брюнетку, и блондинку, и даже рыжую!!

Завораживающий фонтан порошка карри взвился в воздух и опустился на головы неудачливым гулякам…

Что характерно, стражьи участки и в провинции, и в столице были похожи. Правда, я никогда не предполагала, что окажусь в знакомых унылых стенах уже через месяц после приезда. Столичные клетки для заключенных никогда не пустовали, а в Питерборо такого наплыва перченых — в прямом смысле слова — хулиганов, громивших лавку пряностей тихой осенней ночью, явно никто не ожидал. В единственную клетку с узкой лавочкой четверо разбойников — один из них был с бронзовым конем на коленях — помещались разве что впритирку. Да и стражи намеревались тихо-мирно пройтись по сонным улочкам и никак не ожидали на собственную голову наткнуться на драку, выкатившую за пределы лавки.

Чтобы мы… Ладно, кому я вру? Чтобы я не накинулась на неудачливых любителей разврата и больше не огрела никого из них бронзовым конем, нас рассадили по разные стороны стола, на приличное расстояние. Подозреваю, шаг был тактически выверен — страж боялся, что растрепанная лавочница с недобро горящими глазами добросит тяжелую статуэтку до пострадавших, в смысле, нападавших, и придется писать ещё один протокол.

Матросы выглядели, прямо сказать, плохо. Блюстители порядка не сразу поверили, что такое смогла учинить хрупкая девушка, да и я сама, как красное марево спало с глаз, удивилась безобразию. Может, конечно, во мне поселилось чудовище, способное поколотить трех мужиков, и просыпалось оно только в минуты гнева?

У сиплого горе-гуляки заплыли оба глаза, и он беспрестанно смаргивал слезы, точно бы рыдал от обиды. Второй красовался разбитой губой и расцарапанной щекой. Подозреваю, что у него еще и на животе разливался синяк после того, как в него впечаталась бронзовая конская голова. Хорошо, что не стал раздеваться, чтобы продемонстрировать увечье.

Третий обошелся малой кровью — шишкой на лбу, но в этом моей вины не было. Он пал жертвой аллергии на порошок карри. Только унюхал, как сопливо чихнул, тюкнулся лбом об угол прилавка и вырубился минут на десять. В общем, все веселье пропустил.

— А теперь рассказывайте, что произошло? — в десятый раз потребовал нервный страж.

Мы молчали, как шпионы на допросе, понимая, что сегодняшняя потасовка отольется нам коллективными неприятностями разной степени тяжести. Ко мне в лавку покупатели не вспомнят дорогу — кому охота оказаться избитым чокнутой торговкой специями? А матросам влетит от старшины так, что они твердой земли не увидят до пенсии по выслуге лет.

— Произошло недопонимание, господин страж, — осторожно начала я и указала на матросов: — Добрые господа зашли ко мне в лавку спросить дорогу, но тут в двери ворвались налетчики…

— В лавку пряностей? — скептически сощурился страж.

— В лавку пряностей, — серьезно кивнула я. — Не знаю, может, с Монетным двором перепутали. Но безбожники налетели, поколотили банки с перцами, побили этих сволочей… кхм… доблестных представителей королевского флота, а потом сбежали.

— А на улице вы, почему дрались?

— Так не разобрались в темноте, кто там кто, — пожала я плечами. — Фонарь-то не горел.

— Все так и было, господин страж, — поддакнул сиплый, видимо, понимая, что ловчее языкастой лавочницы вряд ли соврать сможет.