Взамен мирного буддистского приглашения в нирванную… в крайнем случае — альбом с адресами для реинкарнации… Будда злобно исполнил обыденное: зазвучало русское административное.

— Ты…юк! Развели здесь по…ще! Не оружейная светлого князя, а…ще для…щей! Эту…ку-…ку на…й — немедленно.

Да я, собственно, именно этим и занимаюсь… как указано выше — и около-стоящим начальством…

Тут его узенькие глазки адаптировались к полутьме моего подземелья и остановились. И начали расти. В диаметре. Зафиксировавшись на сапожке княжны.

Я-то — «гол как сокол». На мне узоров нет — выглядывать нечего. Почему голого человека сравнивают именно с соколом — не знаю. Ястреб или, к примеру, ворон — тоже не сильно одетые.

Специально для стилистов и визажистов, взволновавшихся по поводу: «какой фасон будет модным в этом сезоне?», предлагаю все-эпохальное и интернационально актуальное. На мне были только личные реликвии: бандана, противозачаточный крестик и костяной палец от волхвов. Кравчий, после наших с ним… бесед — всё моё имущество вернул в сохранности.

Ещё из надетого… ну, если так уж нужны подробности — «самая великая княжна всея Руси» в своей… надевательной части.

Вся её одежда, в процессе наших физкультурно-воспитательных упражнений, собралась большим комом в верхней части. Где у людей бывает торс. А всё более нижнее — сияло девственной (ну, почти) белизной. Перед разрастающимися глазами Будды.

Экстраполируя динамику изменения размера его зрачков, могу предположить, что он скоро перейдёт в инфракрасный диапазон. Хотя — зря. На мой взгляд — и в видимом — очень приятное, радующее душу и тело, зрелище. А вот вид отпадающей буддистской челюсти… и неровная дрожащая проходочка до краюшка моего… поля деятельности и станка развлечений…

Что, Будда, уже и ноги не держат? Со мной поведёшься — ничего держаться не будет. Отвалится и покатится.

Он потрясённо перевёл взгляд с приметного, характерно вышитого, сапожка княжны на меня и, смешно заглатывая воздух распахнутым ртом, потянулся рукой к вороху одежды на её голове. Пришлось, радостно улыбаясь, погрозить ему пальчиком, отчего он нервно сглотнул, приложить палец к губам, чтобы молчал, помахать ручкой, чтобы валил отсюда быстренько и сжать кулак, рекомендуя забрать моих коллег из проходного помещения: девушке ещё надо будет пройти домой инкогнито.

Нижняя буддистская челюсть вернулась на место со слышимым щелчком. А вот походка так и осталась «плывущей». Замедленно, будто гуляя по мелководью, переставляя ноги, он бесшумно удалился и беззвучно закрыл за собой двери.

Ну наконец-то! Закончились толпы посетителей, зрителей и экскурсантов! А то я уже стал чувствовать себя… не то — наглядным пособием, не то — музейным экспонатом.

Нас оставили вдвоём! И это очень своевременно, потому что меня уже… я уже… и хрен меня кто остановит…

Хотя такой комикадзе — вдруг нашёлся. Нашлась.

Княжна, до того чрезвычайно успешно сдерживавшая проявления своего восторга и восхищения моими трудами и успехами по принципу: «меня тут нет вообще», вдруг начала биться как… Здесь говорят: «как необъезженная лошадь». Поскольку у меня уже есть сравнительный опыт разных эпох, то — «да»: вот так беспорядочно и необузданно бить задом… точно про лошадь.

Но вольты и дерби меня уже мало интересовали, и процесс был… завершён. Как и предначертал ГБ в своей исторической фразе: «плодитесь и размножайтесь». Другого способа имплементации своей общечеловеческой максимы, он, почему-то, не предначертал.

Только я отвалился, весь из себя такой… удовлетворённый, утомлённый и миролюбивый, как получил пяткой по рёбрам. Больно же! Пришлось оседлать эту… «бьющую задом» и вспомнить… Да что первое в голову пришло! «Когитэ» из айкидо. С той-то стороны — неудобно, а вот усевшись верхом на её поясницу… Ягодицы чётко ложатся в растопыренный хват пальцами и можно… как учили: покрутить вверх-вниз, с напряжением-ослаблением… А что она подпрыгивает и пытается пятками… — так это же хорошо! Это же — дополнительный элемент для развития чувства баланса и скорости реакции. Не попала, не попала!

Наконец княжна выдохлась и угомонилась. Можно слезть и найти свою одежду. Штаны-то там и остались, где я их снял, а вот рубаха… Сгрызла, поди, всю. Или — обслюнявила. Пришлось распутывать ком у неё на голове и вытаскивать рубашоночку. Точно — насквозь мокрая. Ага, вот и звук пошёл:

— Ты! Ты идиот! Кретин! Урод! Гад! Я тебя на куски порву! Сдохнешь без покаяния! Гореть тебе вечно в аду! Змей проклятый!

С чего это она? За что меня так?

— Тебе, чего, не понравилось?

— Понравилось?! Гос-с-споди… Развяжи меня, убоище!

— Не-а. Сперва скажи, что понравилось.

— Понравилось! У, б… Понравилось! Отпусти, б… барана кусок!

— И что ещё хочется.

— Хочется! Хочется!! Развязывай, гадина.

— Прям счас.

— Прям счас… Что?!!! Развязывай! Идиот, кретин, падла, сволочь…

— Так сильно хочется, что ты взбесилась?

— Ой дурень, ой дурень… матерь божья, пресвятая богородица… отродье сатанинское… плешь безмозглая… Я же понесу! Ты же в меня спустил! Олух царя небесного!

Она ругалась, дёргалась, придерживаемая мною, елозила, сбивая со старых неструганых тесин наброшенное на них тряпьё. А я медленно соображал. Об чём это она? Наконец дошло.

— Олух… Олухиня… Или — олуха? Короче: дура здесь — ты. Вопиёшь не подумавши. Худые словеса на меня извергаешь. А я, принцесса — парнишечка добрый с головушкой умной. Я тебе зла — не желаю. Не ори ты так, не боись — маленьких у нас не будет. Может, кто другой тебе брюхо и надует. Но не я.

Стоило её распутать и развязать руки, как она, как и положено высокородной девицы в подобной ситуации, попыталась, первым делом, дать мне пощёчину. Ожидаемо ушибла ручку об мой блок и принялась поправлять одежду, изредка всхлипывая и задумчиво поглядывая на меня.

— Откуда ты знаешь? Ну, что у нас… ну… что у меня от тебя…

— Бабка одна, ведунья сказывала. Ни одна принцесса от меня не понесёт. Глупая ты, даром слёзы лила да слова злые кричала.

Я никогда не вру: Марана говорила о моей «без-залётности» для всех женщин и девушек. Но ведь княжны тоже входят в их множество?

— Врёшь.

— Гос-с-споди… Мы с тобой уже столько лет знакомы… Могла бы и запомнить — я никогда не лгу.

— Неправда — лгут все.

— Блин! Мы с тобой об этом ещё при первой встречи говорили! Я — не все!

— Ну что ты сразу… А… точно?

— Точно-точно. Как на духу. Иди уже. Вон, костяшку свою забери. Чуть не заколола. Дура бешеная.

Я помог ей встать, подал выбранный стилет, на который княжна несколько секунд смотрела недоумевающе, выглянул за дверь — наш центральный зал был абсолютно пуст, чуть играл огонь в каменном очаге в углу. Осторожно, под локоток, довёл до дверей во двор.

— Завтра-то придёшь?

— С чего это?! Неуместно мне по оружейным делам бегать.

— По оружейным делам — неуместно, а вот по оружейкам… Покуда я здесь… Тебе решать. Мне-то… понравилось.

А целоваться с ней… сладко. Э-эх… Всё — вырвалась, платок — поглубже надвинула и ходу.

Точно: «надень». И когда — «войди как тень», и когда — «выйди»…

— Зайдём.

Будда вывернулся откуда-то из-за угла, осмотрел двор, уже тонущий в зимних сумерках, пропустил меня вперёд к лестнице и… врубил кулаком по затылку. Так бы я… до самого низа. И костей бы не собрал. Но… что-то подобное было предсказуемо. У «будд» челюсти просто так, без тяжких, несовместимых с жизнью окружающих… — не отваливаются.