Кто–то может утверждать, что фрустрация, гнев другого человека, угроза нанесения ущерба и потеря возлюбленного являются вариациями одной и той же темы вмешательства. Даже гнев на того, кто защищает неправильные, с нашей точки зрения, действия и идеи, также может рассматриваться как вариация этой же темы. Но я полагаю, что людям важно рассматривать эти факторы как разные триггеры и определять для себя, какой из них является самым мощным, самым горячим триггером гнева. Слово «гнев» охватывает ряд родственных эмоциональных состояний. Существует несколько разновидностей этой эмоции: от легкого раздражения до ярости. Они различаются не только по силе испытываемого чувства, но и по типу испытываемого гнева. Негодование — это уверенный в своей правоте гнев; угрюмость — это пассивный гнев; озлобление наступает тогда, когда приходит конец терпению. Мщение — это тип вызванных гневом действий, обычно начинающихся после периода размышления о полученном оскорблении; иногда эти действия носят более жестокий характер, чем спровоцировавший их поступок.

Если гнев краток, то он может проявляться в виде негодования, но длительное недовольство — это уже совсем другое. Если человек поступил, по вашему мнению, несправедливо, вы можете не простить ему этого и затаить на него обиду на долгий срок, иногда на всю жизнь. Это не значит, что вы будете постоянно испытывать гнев, но всякий раз, когда вы будете видеть этого человека или думать о нем, гнев будет закипать у вас в груди. Чувство обиды может стать подобным незаживающей ране и регулярно напоминать о себе. Оскорбленный человек может постоянно размышлять о нанесенном ему оскорблении. Обычно в таких случаях вероятность мщения значительно повышается.

Ненависть — это длительная и прочная неприязнь. Мы не испытываем постоянного гнева на того, кого мы ненавидим, но встреча с этим человеком или даже услышанное сообщение о нем может легко пробудить в нас гневные чувства. Мы также с большой вероятностью испытываем отвращение и презрение к ненавидимому нами человеку. Подобно чувству обиды, ненависть также обычно бывает продолжительной и нацеленной на конкретного человека, но при этом она носит более общий характер, в то время как чувство обиды вызывает отдельные поступки. Ненависть также может пылать в человеке годами, заставляя его часто думать о том, кто нанес ему оскорбление.

Трудно понять, как следует классифицировать ненависть и длительное чувство обиды. Их нельзя отнести к эмоциям, так как они длятся слишком долго. Они не являются настроениями по той же причине, а также потому, что нам известно, почему человек вызывает нашу ненависть и чувство обиды, в то время как причина нашего настроения обычно остается нам неизвестной. Я даже подумывал о том, чтобы назвать чувство обиды эмоциональным отношением, а ненависть — эмоциональной привязанностью наряду с романтической и родительской любовью. Таким образом, я хотел подчеркнуть, что эти чувства содержат признаки гнева, но не являются гневом как таковым.

В прошлой главе я утверждал, что сообщением, передаваемым выражением печали, является мольба о помощи. Гораздо труднее определить единственное сообщение для эмоции гнева. Слова «прочь с моего пути», по–видимому, частично выражают суть этого сообщения, т.е. содержат угрозу источнику помехи. Однако такое сообщение, по–видимому, не подходит для гнева, вызванного гневом другого человека или гневом, испытываемым в отношении человека, о котором можно прочитать в газете, что он совершил какие–то возмутительные поступки. А иногда гнев является чувством, вызванным желанием не просто убрать со своего пути человека, наносящего оскорбления, но и причинить ему вред. Гнев редко испытывается подолгу сам по себе. Часто страх сначала предшествует гневу, а затем опять приходит ему на смену: страх перед потенциальным вредом, который может причинить объект гнева, или страх перед собственным гневом, страх перед потерей контроля над собой, страх перед причинением вреда другим людям. Некоторые люди испытывают смесь отвращения и гнева, когда получают отпор от человека, которого они пытались атаковать. Или отвращение может быть направлено на себя самого за проявленный гнев, за неспособность контролировать свои эмоции. Некоторые люди испытывают вину или стыд за проявленный ими гнев.

Гнев является также самой опасной эмоцией, потому что, как было показано на фотографии активно протестующих демонстрантов, разгневанные люди могут пытаться нанести вред объекту своего недовольства. Гнев может выражаться только в словах, но мотив будет оставаться прежним — причинить вред тому, кто этот гнев вызвал. Но является ли этот импульс к причинению вреда обязательным и неотъемлемым элементом схемы реакции гнева? Если это так, то мы должны видеть попытки причинения вреда в раннем возрасте и наблюдать их ослабление только тогда, когда ребенка начинают учить подавлять этот импульс. Если это не так, то импульс гнева мог бы просто направляться на проблему без обязательной попытки причинения вреда человеку, который этот гнев вызвал. Но в таком случае мы наблюдали бы гневное поведение, наносящее вред, только у тех детей, которые узнавали бы от своих воспитателей или других людей, что нанесение вреда человеку — это самый эффективный способ преодоления проблемы. Важно, какой ответ на исходный вопрос является верным. Если причинение вреда не является неотъемлемым элементом схемы реакции гнева, то тогда есть возможность воспитывать детей таким образом, чтобы стремление к причинению вреда не было частью их поведения в разгневанном состоянии.

Я спрашивал двух ведущих специалистов[105] по проявлению гнева у младенцев и маленьких детей о наличии неопровержимых доказательств в поддержку той или иной точки зрения, и они заявили, что таких доказательств нет. Джо Кампос, родоначальник исследования эмоций у детей, рассказал о «силовых действиях, которые, по–видимому, выполняют функцию устранения препятствия» у новорожденных, и упоминал о так называемом «протогневе», возникающем у младенцев в различных ситуациях, подразумевающих вмешательство в их действия — например, удаление от груди во время кормления. Однако неясно, являются ли эти движения целенаправленными попытками причинения вреда человеку, являющемуся источником помехи, или просто попытками устранения препятствия. Нет также точной информации о том, когда и как возникают попытки причинения вреда и возникают ли они у всех младенцев.

Имеются данные о том, что попытки нанесения ударов и причинения повреждений иным способом наблюдаются в очень раннем возрасте у большинства малышей, но они начинают контролироваться примерно с двухлетнего возраста и затем становятся от года к году все слабее.[106] Психиатр и антрополог Мелвин Коннер недавно написал: «Способность к насилию… никогда не исчезает… Она существует всегда».[107] Эти слова вполне соответствуют моим наблюдениям за моими собственными детьми, которые очень рано начали делать попытки причинения вреда другим людям. Их необходимо было научить подавлять эту реакцию и вырабатывать другие способы борьбы с помехами, нападениями и прочими внешними воздействиями. Я подозреваю, что практически у каждого из нас импульс к причинению вреда занимает центральное место в реакции гнева. Однако я также уверен в том, что все мы заметно различаемся по силе этих импульсов.

Хотя мы можем осуждать людей за то, что они говорят и делают в состоянии гнева, их поведение нам понятно. Непонятным будет для нас поведение человека, причиняющего вред другим людям, не испытывая гнева, или человека, часто выглядящего по–настоящему испуганным. Люди часто сожалеют о словах, произнесенных в приступе гнева. Принося извинения, они объясняют, что действовали под влиянием гнева, что произнесенные ими слова не следует воспринимать всерьез и что их реальные установки и убеждения оказались искаженными под воздействием этой эмоции. Такое состояние прекрасно иллюстрирует фраза «Я совсем потерял голову». Извинения даются нелегко до тех пор, пока сохраняются какие–то следы гнева, и они не всегда способны возместить причиненный ущерб. Если мы внимательны к нашему эмоциональному состоянию, т. е. если мы не просто сознаем, что мы чувствуем, но и можем взять паузу для рассмотрения того, хотим ли мы в своих поступках руководствоваться испытываемым нами гневом, то нам все равно придется выдержать борьбу, если мы решим не действовать под влиянием этой эмоции. Для одних эта борьба будет труднее, чем для других, поскольку у кого–то из нас гнев может возникать быстрее и проявляться с большей интенсивностью. Иногда мы в самом деле хотим действовать на основе нашего гнева, и, как я объясню позднее, действия, осуществленные в состоянии гнева, могут быть полезными и необходимыми. Дэвид Лин Скотт, двадцатишестилетний мужчина, объявивший себя ниндзя, изнасиловал и убил дочь Максины Кенни в 1992 г. Скотт был арестован в 1993 г., но судебный процесс растянулся на четыре года. После того как Скотт был признан виновным, Максине и ее мужу Дону была предоставлена возможность выступить во время завершающей фазы процесса. Максина обратилась к Скотту напрямую, заявив: «Ты думаешь, что ты ниндзя? Опомнись! Эта страна — не феодальная Япония, и даже если бы она была ею, то ты никогда бы не стал ниндзя, потому что ты трус! Ты бродил по ночам, одетый во все черное, носил с собой оружие и охотился на невинных, беззащитных женщин. Ты насиловал и убивал их, потому что это давало тебе ложное ощущение собственного могущества. Но ты больше похож на грязного отвратительного таракана, который бегает по стенам по ночам и заражает все вокруг. Я не испытываю к тебе никакого сочувствия. Ты изнасиловал и жестоко убил мою дочь Гейл, нанеся ей семь ударов ножом. Ты не пожалел ее, когда она отчаянно боролась за жизнь, о чем свидетельствуют многочисленные раны на ее руках. Ты не заслуживаешь того, чтобы тебя оставили в живых». Скотт, не испытывавший раскаяния, улыбался во время речи миссис Кенни. Возвращаясь на свое место, она ухитрилась ударить Скотта по голове, прежде чем ее успели схватить за руки муж и полицейские (этот момент показан на фотографии).