Впрочем, поваляться мне не позволили и одного дня. Стук дверь — и с моего разрешения в комнату ввалился Терсим. За ним — целая компания: Олла, боевик Матар Войстро, сыскари Дойл и Марсо, природницы Лейва и Кариса. За их спинами маячил улыбающийся Лех.

— Значит, так, подруга, — не терпящим возражения тоном заявил Терсим, — сейчас ты поднимаешься, и мы все вместе идем праздновать окончание первого курса в таверну «Марлеев угол». Да будет великая пьянка!

— Ты уверен?

— Нисколько не сомневаюсь!

— Лех? — я перевела взгляд на приятеля.

Общеизвестно, что оборотням из псовых хмельное не показано, а Леху, с его запоздалым созреванием, — в особенности. Лех поймал мой взгляд и улыбнулся успокаивающе: мол, ничего страшного, и не собираюсь — просто посижу за компанию. Ну ладно, тогда и я — за компанию, когда двое не пьют — уже легче. А я с хмельным в новом теле пока не сталкивалась и рисковать не собиралась.

Впрочем, известно, куда ведут благие намерения. Тем более, что они как-то незаметно улетучились в процессе, и я обнаружила, что в руке у меня кружка с кислым вином — и явно не первая, но меня это почему-то не встревожило. Какое-то время я пила и веселилась вместе со всеми И даже петь пыталась. А потом оказалось, что мне давно не весело… что я сижу в углу и из-за края кружки наблюдаю за целующимися Терсимом и Оллой, за Карисой, пристроившейся на колени к Дойлу… А волчонка с нами почему-то уже не было… Ушел, наверное.

В безобразную пьянку веселье не переросло, в какой-то момент ребята засобирались, расплатились с подавальщицей и вышли из таверны. Про меня как будто забыли. Я шла следом за обнимающимися парочками до самой школы, пока они не растворились в тени парковых аллей.

Они ушли, а я осталась стоять, покачиваясь на нетвердых ногах и глядя им вслед. Не то чтобы я была пьяна — скорее, ошеломлена, убита, растоптана… очередным этапом осознания собственной неполноценности. Ночной ветерок играл моими кудрями, руки заметно дрожали, а по щекам ползли слезы. В таком виде и нашел меня Нат.

— Эй, птичка моя, что опять с тобой?

— Просто плачу…

Нат наклонился, обхватил мое лицо ладонями, настороженно принюхался:

— Да ты, никак, пьяна! А ну-ка, пойдем!

Полуэльф подхватил меня на руки и быстро зашагал куда-то в темноту. Мне было все равно куда. Я плакала. И когда очутилась в его комнате, все не могла остановиться. Прятала лицо у него на груди, всхлипывала и причитала едва разборчиво в намокшую рубаху:

— Нат… Я урод! У меня никогда не будет того, что есть у них… Заперли… заперли в клетку, заковали в цепи мой дар… и женщину заперли… там внутри… Тесно! Мне тесно, Нат!.. Хочу свободы. Я ведь птица, да? Птице нужно небо. А они — заперли… И дар — на цепь… А я — летать… летать хочу…

Нат снова подхватил меня и поволок в ванную, заставил склониться над унитазом, но тут уже я немножко пришла в себя и начала вырываться. Не ожидавший активного сопротивления Наттиор выпустил меня.

— Не надо, Нат. Я не настолько пьяна, чтобы нуждаться… в экстренных мерах.

— И что это тогда было? Только что? — потребовал отчета полуэльф.

— Истерика. Бабская, — я в последний раз судорожно всхлипнула.

— Хорошо, птичка. Но я вижу, что она родилась не на пустом месте. Я давно хочу знать, что тебя тревожит. Ты еще не созрела мне рассказать?

Я задумалась. И поняла, что, пожалуй, стоит. В том что Наттиор не побежит сдавать меня в департамент магической безопасности, я не сомневалась. А рассказать кому-нибудь давно хотелось. Дэйниш знал. Единственный. Но он как-то принял все к сведению — и отодвинул. Вроде бы и есть оно, но на нашем общении никак не сказывается. Сдается мне, с Натом будет иначе.

— Ну что ж… Если хочешь — слушай, — мы уже перебрались в комнату, завалились вместе на кровать и я прислонила голову, из которой окончательно успел выветриться алкоголь, к дружескому плечу. — Слушай… Жила-была одна женщина. Не очень юная, но молодая. Не слишком добрая, но и не злая. У нее были в жизни две вещи — ее работа и и боевые искусства, ее увлечение и… отвлечение. Бывали у нее и мужчины, но особо важной роли не играли, потому что она еще не встретила того единственного, которого готова была впустить в свою жизнь. Работа у нее была трудная, но очень важная. Женщина была лекарем. Не простым, а тем, который мчится на скоростной повозке к самым тяжелым больным, оказывает первую помощь, спасает жизни. А однажды, когда она спешила на помощь очередному больному, ее повозка столкнулась с другой — и женщина умерла. Ее звали Лариса Май.

Нат попытался вставить что-то, но я остановила его жестом и продолжила:

— Умерла — и осталась жива. И оказалось, что зовут ее теперь Тэнра мер Ирмас, ей всего четырнадцать и она — невеста. Не счастливая влюбленная девочка, а жертва маньяка-извращенца и темного мага, от которого она уже пыталась удрать в небытие. И ей это даже удалось, просто на ее место — в ее тело — попала другая. И этой другой предстояло выяснить, что родной отец просто расплатился дочерью за игорные долги — позволил совершить над ней ритуал храмовой защиты, несмотря на высокий уровень дара, и пообещал в жены герцогу Алейскому. И в назначенное время передал девочку с рук на руки жениху, сразу после помолвки. Вот только вместо ритуала освобождения силы, женишок затеял темный ритуал изъятия. В отличие от других подобных ритуалов, этот позволял жертве остаться в живых… вот только радости в том не было, а те радости супружеской жизни, которые щедро обещал герцог своей невесте, привели бы в ужас и взрослого человека с крепкими нервами, не говоря уж о девочке-подростке. Итак, девочки не стало, зато ее тело заняла взрослая женщина — и попыталась изменить ситуацию. И ей это удалось… до известной степени.

— Что значит — до известной степени?

— Это значит, что мои магические возможности ограниченны наложенной на Тэнру храмовой защитой, от которой предположительно невозможно избавиться. Но если я хочу сохранить хотя бы такой дар, неполноценный, я должна смириться с тем, что в моей жизни никогда не будет мужчин — разве что в качестве хороших друзей… что я лишена значительной части радостей жизни. А если я захочу их получить, то мне придется отказаться от дара и… попасть в полную зависимость от того, кто станет моим мужем.

— А что герцог?

— Он меня потерял. Сначала ему сообщили о моей смерти, но, как мне уже объяснили, это не могло ввести его в заблуждение надолго. А значит, мне предстоит прятаться семь лет… впрочем, осталось уже меньше шести… пока наша помолвка не утратит силу. А я… знаешь, Нат, я тут строю из себя лихую, но… боюсь. Ужасно боюсь, все время, — я всхлипнула Наттиору в плечо, — иной раз накрывает тревогой — иду и озираюсь, все кажется, что следят за мной. Страшно.

Наттиор приобнял меня и прижал к себе:

— Знаешь, я не стану тебя уверять, что бояться нечего. Ты и сама понимаешь, что это будет ложью. Но я — вот поверь, это не просто благие пожелания, это мне эльфийская половина крови подсказывает… хоть и слабый я провидец, но чувствую, что твои сила и жизнь герцогу не достанутся.

— Хотелось бы мне в это верить…

— Верь, птичка.

— Птичка… Птичке нужно небо, полет. Даже если герцог навсегда исчез из моей жизни, значительная часть проблемы никуда не делась — дар скован… Да я бы смирилась и с тем, что дар невелик, и с таким неплохо действую, но… чтобы хоть в остальном быть полноценным человеком. А так — сегодня наши парочками из таверны расходились, а я завидовала мучительно… Не потому, что мне прямо сейчас вынь да положь такое же, а потому, что мне это даже в отдаленной перспективе не светит. И я вот все время думаю — что я такое натворила в своей прежней жизни, чтобы заслужить… все это? Потому и ревела там, в парке.

— А почему ты думаешь, что это непременно наказание?

— Что это еще может быть? — я в недоумении пожала плечами.

— Может, испытание. Пройдешь его — и все станет иначе.

— Все может быть, — задумалась я, — особенно с вашими богами.