— Это уже нечто, — одобрительно проговорил Иннокентий Гаврилович. — Только в середине как-то пустовато.

— А если так? — Андрей поверх серпа и молота нарисовал обнаженный меч.

— Это верно, — согласился Иннокентий Гаврилович.

— Пусть все помнят, — подхватил дед, — что мы свою свободу завоевали с оружием в руках.

— И солнышко, обязательно солнышко, — подсказала Аленка.

— Точно, — сказал Иннокентий Гаврилович. — Так сказать, заря новой жизни.

Андрей взглянул на Аленку, улыбнулся и нарисовал фон для серпа и молота — краешек солнца и лучи, обрамив все это красивой виньеткой.

Некоторое время все молча рассматривали набросок. Потом Аленка сказала:

— Не нравятся мне эти ветки, не наши они какие-то.

— Что ты понимаешь, — запротестовал Андрей. — Это же лавр. Во всем мире героев венчают лавровыми венками.

— А мне все равно не нравится, — упрямо твердила Аленка. — Лучше бы ты наши березки нарисовал.

— У нас — березки, в Сибири — кедр, а на юге — лавр да магнолии, — проговорил Иннокентий Гаврилович. — А нам надо, чтобы было подходяще для всей России.

— Хлебные колосья надо изобразить, — сказал дед. — Хлеб — он основа основ.

— Во-во! — одобрил Иннокентий Гаврилович и подытожил: — Так сказать, символ зажиточной жизни.

Всю ночь Андрей не сомкнул глаз. Он тщательно вырисовал герб, аккуратно раскрасил его акварельными красками. А рано утром уже был у начальника цеха.

— Вот, Егор Исаевич, — волнуясь, сказал он и положил эскиз на стол.

— Посмотрим, посмотрим, что ты тут накарябал, — проговорил Егор Исаевич, беря в руки лист, и вдруг замолчал, так и впился глазами в рисунок.

— Сам? — спросил он Андрея.

— Что «сам»? — не понял его Андрей.

— Да вот все это придумал? — пояснил Егор Исаевич.

— Нет, — улыбнулся Андрей. — Сообща мы. Иннокентий Гаврилович, дед и Аленка.

— А-а-а, — протянул Егор Исаевич. — Понятно.

Андрей хотел было спросить, как находит Егор Исаевич рисунок, но тот потянулся к телефону.

— Девушка, управление делами Совнаркома, пожалуйста. Бонч-Бруевича, — попросил он телефонистку.

Ожидая, когда подойдут к телефону, он взглянул на Андрея и подбадривающе кивнул ему.

— Владимир Дмитриевич? Доброе утро. Егор Исаевич вас беспокоит, из Госзнака… Один из вариантов проекта Государственного герба уже готов.

Егор Исаевич послушал, что ему говорит Бонч-Бруевич, согласно закивал головой:

— Хорошо, хорошо, Владимир Дмитриевич, будет сделано. — Он положил трубку и приказал Андрею: — Забирай свой проект и мчись в Кремль, в Совнарком. Да не мешкай. Живо. Одна нога — здесь, другая — там. Бонч-Бруевич тебя к себе требует.

…Бонч-Бруевич широко распахнул дверь в кабинет Владимира Ильича и, пропуская впереди себя Андрея, заговорил, не успев и порога переступить:

— Принес, Владимир Ильич. Проект Государственного герба принес.

Владимир Ильич засмеялся, пошутил:

— Вы всегда, Владимир Дмитриевич, как метеор. — Он протянул руку за проектом и поинтересовался: — А позвольте узнать, Владимир Дмитриевич, кто этот пришедший с вами молодой человек.

Бонч-Бруевич резко повернулся, в смущении хлопнул себя по лбу:

— Совершенно забыл. Это гравер Госзнака. Автор проекта.

— Здравствуйте, молодой человек, — Владимир Ильич поднялся из-за стола и подошел к Андрею. — Будем знакомы.

Еще больше растерявшись, Андрей неловко пожал протянутую руку. Владимир Ильич догадался о состоянии Андрея, подбадривающе улыбнулся, усадил его в кресло и, давая возможность осмотреться и прийти в себя, заговорил с Бонч-Бруевичем.

— С конкурса? — спросил он, показав на проект.

Недавно Совнарком принял декрет «О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг, и выработке проектов памятников Российской Социалистической республики». По предложению Владимира Ильича тогда же была создана комиссия, которой поручили, как записано в постановлении, «спешно подготовить декорирование города в день 1 Мая и замену подписей, эмблем, названий улиц, гербов и т. п. новыми, отражающими идеи и чувства революционной трудовой России». Отдел изобразительных искусств Наркомпроса объявил конкурс на лучший проект герба Советской республики, печати Совета Народных Комиссаров, национального флага и монет.

— Нет, Владимир Ильич, — ответил Бонч-Бруевич, — помимо конкурса.

— Кстати, — поинтересовался Владимир Ильич, — как обстоят дела с конкурсом?

Бонч-Бруевич в ответ только руками развел.

— Провалился, — сказал он, — ничего путного не дал. Да вот Николай Андреевич, — показал он на скульптора Андреева, — лучше меня обо всем расскажет. Он ведь член жюри.

— Да, желаемых результатов конкурс не принес, — проговорил Андреев.

И вдруг засмеялся. Владимир Ильич, недоумевая, посмотрел на него.

— Простите, Владимир Ильич. Случай я один вспомнил.

— Так, так, — подбадривая, кивнул головой Владимир Ильич.

— Как-то пришел к нам в жюри художник, — начал рассказывать Андреев. — Сухонький такой, желчный интеллигентный старичок. Принес проект герба. Взял двуглавого царского орла, только крылья ему пообщипал…

— Орла? — засмеялся Бонч-Бруевич. — Общипанного орла притащил?

Но Владимир Ильич даже не улыбнулся.

— А вместо корон, — продолжал Андреев, — звезды и красноармейскую шапку нарисовал. Скипетр и державу камнем и палкой заменил.

— Вот как? — прищурился Владимир Ильич. — Что это? Политическое недомыслие или просто издевка?

Андреев пожал плечами:

— Не знаю. По-моему, просто выживший из ума чудак.

— Саботаж. Завуалированный саботаж, — сказал Феликс Эдмундович. — Да еще с намеком. Куда, мол, вам о гербе думать. У вас камень да палка остались. Вот и все ваше государство. Орла общипали, так ищите себе других художников. А мы у вас работать не будем.

— Жаль, что из конкурса ничего не получилось, — проговорил Владимир Ильич. — И вина в этом, по-моему, организаторов. Надо было шире привлечь к нему трудовые массы и интеллигенцию. Много у нас в народе самородков есть. Беда наша, не знаем мы их еще. — Владимир Ильич пододвинул к себе проект герба. — Что ж, посмотрим, что сотворил протеже Владимира Дмитриевича, — сказал он, склоняясь над рисунком, и некоторое время молча рассматривал его. Потом заинтересованно посмотрел на Андрея.

— Где учились? — спросил он.

— У Иннокентия Гавриловича, — ответил Андрей. Он уже немного освоился в новой для него обстановке и перестал смущаться.

— Иннокентий Гаврилович? — заинтересовался Владимир Ильич. — Кто же это такой?

И Андрей, незаметно для себя, рассказал и об Иннокентии Гавриловиче, и о дедушке, и даже об Аленке.

Владимир Ильич внимательно слушал Андрея, задавал вопросы. И было видно, что его искренне интересует жизнь и думы Андрея.

Услышав, как Аленка потребовала, чтобы Андрей нарисовал в гербе солнце, Владимир Ильич откинулся на спинку стула, заулыбался.

— Солнышко? Чтобы солнышко было? — переспросил он Андрея. — Изумительно. Поэтическая душа у этой девушки.

Он посмотрел на проект герба и сказал:

— Интересно! Очень интересно задумано. Идея есть…

— И хорошая идея, — подхватил Яков Михайлович.

— Согласен, — сказал Владимир Ильич, — идея хорошая. Как вы думаете, Феликс Эдмундович? — повернулся он к Дзержинскому.

— Солидно, весомо и… красиво, — задумчиво проговорил Феликс Эдмундович, рассматривая рисунок. — Только что-то есть здесь лишнее… Но не пойму что.

— Меч, — подхватил Владимир Ильич. — Зачем же здесь меч?

Владимир Ильич посмотрел на Дзержинского, на Свердлова, на Андрея.

— Это, — запинаясь, еле слышно проговорил Андрей, — знак того, что народ завоевал свою свободу с оружием в руках и готов отстаивать ее в дальнейшем.

— Так, так, — улыбнулся Владимир Ильич. — Это правильно. Мы бьемся, мы воюем и будем воевать, пока не закрепим диктатуру пролетариата и пока не выгоним из России белогвардейцев, интервентов и всякую остальную архинечисть. Но это пока! — Владимир Ильич предупреждающе поднял руку. — И это не значит, что война, военщина, военное насилие будут когда-нибудь главенствовать у нас. Нет! Нет! — горячо, со страстной убежденностью продолжал Владимир Ильич. — Завоевания нам не нужны. Завоевательная политика нам совершенно чужда. Мы не нападаем, а защищаемся от внутренних и внешних врагов. Война наша — оборонительная, и меч не наша эмблема. Крепко держать его в руках мы должны, чтобы защищать наше пролетарское государство, пока у нас есть враги, пока на нас нападают, пока нам угрожают. Но это не значит, что так будет всегда… — Владимир Ильич задумался, глядя на рисунок, на губах его заиграла мягкая улыбка. — Социализм восторжествует во всех странах — это несомненно. Братство народов будет провозглашено и осуществлено во всем мире. Нет, нет, — повторил Владимир Ильич, — меч нам не нужен. Он не наша эмблема. — И, взглянув на обескураженного Андрея, засмеялся — весело, заразительно. — Не огорчайтесь, молодой человек, — сказал он. — Герб вы сделали хороший. Отличный герб. — И опять на мгновение задумался, внимательно посмотрел на Андрея. — Много надо нам еще потрудиться, чтобы сделать жизнь солнечной и счастливой, — сказал он. — И это во многом зависит от вас, от молодежи. Вы — наша надежда, наше будущее. И вам, чтобы стать настоящими хозяевами пролетарского государства, надо учиться и учиться.