Кулар стоял около ствола столетней лиственницы, сжимая в руках карабин и пристально вглядываясь в темноту. Ныли ноги, от усталости болела спина, хотелось потянуться, прилечь на землю, но Кулар даже не шевелился. У ног его, опустив голову на лапы, лежал Волчок— огромная рыжая лайка. Где-то далеко за горами брезжил рассвет, но Кулар с трудом различал небольшую трону, ведущую к водопою. Казалось, тишина непроницаемой стеной окружила тайгу — ни звука, ни шороха, ни ветерка.

Вдруг Волчок насторожился, шерсть на загривке вздыбилась. Кулар взглянул на него и прислушался: ничего не было слышно. Но Кулар знал, что Волчок напрасно не насторожится. Вот и он уже явственно различил тихий шорох, сухой треск сломанной ветки.

Сердце Кулара забилось часто-часто, когда он увидел в кустах клыкастую голову кабана. Медленно подняв винтовку к плечу, он повел стволом. Грянул выстрел, и все исчезло.

«Неужели промазал?» — тревожно подумал Кулар, вгоняя в ствол новый патрон. Он знал, каким опасным становится раненый кабан и с какой яростью он набрасывается на своего обидчика.

Но все было тихо. Кулар осторожно пошел к кустам, куда почти одновременно с выстрелом бросился Волчок. Не успел он сделать несколько шагов, как пес выбежал навстречу и весело запрыгал вокруг, стараясь лизнуть в лицо.

— Уйди, Волча! — прикрикнул Кулар и осторожно раздвинул кусты.

— Убил, Волча, убил! — радостно закричал он, увидев лежавшего на земле кабана. Волчок залился звонким лаем, но вдруг резко прыгнул в сторону и замер — невдалеке раздался еще один выстрел.

— Харакпен это, Волча, Харакпен, — сказал Кулар и заторопился к лошадям.

Вскоре веселые и довольные Харакпен и Кулар ехали верхом на конях. Позади каждого к крупу лошади была приторочена тяжелая кабанья туша. Кулар взволнованно рассказывал, как он услышал шорох, как увидел кабана.

Но вот тайга кончилась, и перед всадниками открылась местность, густо заросшая невысоким караганником.

— Сделаем привал, — сказал Харакпен. — Отдохнем да перекусим немного.

Расседлав коней, они привязали их около небольшой кудрявой березки и устроились на берегу речки.

— Кто это? — вдруг спросил Кулар.

Харакпен проследил за его взглядом и увидел выходившего из тайги человека. На нем был старый, потрепанный ватный халат, кожаные сапоги и меховая шапка. На руке висела плетка. Он подошел к костру и поздоровался по-тувински:

— Эки, эштер!

— Эки, эки! — отозвался Кулар с любопытством разглядывая незнакомца.

«Откуда он? Вроде в нашем районе я его никогда не видел. Странно, как будто идет издалека, судя по одежде и обуви, а никаких припасов с собой не имеет. Даже ружья нет. Как это он в тайгу без него идти решился?»

Но Кулар был настоящим тувинцем, и поэтому он молча налил в кружку чай, пододвинул незнакомцу хлеб и мясо.

«Здорово же он проголодался», — опять невольно отметил Кулар, видя, как тот жадно набросился на еду.

Некоторое время все молча ели. Потом пришелец отодвинул в сторону кружку. Харакпен протянул ему кисет с табаком. Тот достал трубку, набил ее, выкатил из костра уголек, прикурил и неторопливо заговорил.

Из его рассказа Харакпен и Кулар узнали, что его зовут Кок-оол, он из соседнего района, приехал сюда к своему дальнему родственнику. По дороге с ним приключилось несчастье — во время переправы через горную реку его коня сорвало с брода и унесло.

— Видно, чем-то я прогневил Танды-эзи, — вздохнул Кок-оол.

— Зачем неправду говоришь? — сказал Харакпен. — Я узнал тебя, Кара-бай.

Кара-бай зло взглянул на Харакпена, но сдержался и лишь засмеялся:

— Ну что ж, узнал так узнал, тем лучше. Мне нужны лошадь и карабин.

Харакпен покачал головой:

— Ни лошади, ни карабина ты не получишь. Придется тебе об этом попросить в нашем Совете.

Харакпен медленно поднялся с земли и пошел к лошадям. И тут Кара-бай неожиданно вскочил на ноги, догнал Харакпена и ударил его ножом в спину. Харакпен упал как подкошенный. Ошеломленный Кулар бросился к камню, где лежали карабины. Кара-бай погнался за ним. Он уже занес нож, но навстречу ему поднялся ощетинившийся Волчок.

Кара-бай выругался и круто повернул назад к лошадям. Вскочив на одну, он хлестнул плеткой другую так, что она галопом рванулась в сторону, гикнул и поскакал.

— Волчок! — закричал Кулар. — Возьми!

Собака рванулась вслед за Кара-баем. Кулар подбежал к Харакпену и, разорвав на нем гимнастерку, туго перевязал рану полосами от рубашки.

Харакпен застонал и открыл глаза:

— Кулар… где Кара-бай?

— Ускакал.

— Его нужно задержать! Садись на лошадь и скачи на погранзаставу. Это его, наверное, ищут.

— А как же ты?

— Я здесь полежу… Не теряй времени…

Кулар схватил карабин, поймал лошадь и ускакал.

Дорога вилась среди зарослей караганника. Колючие ветви хлестали по лицу, рукам, цеплялись за одежду, но Кулар все погонял и погонял лошадь.

Вдалеке блеснула широкая лента Хемчика. Кулар подскакал к парому и спрыгнул с лошади.

— Давай быстрее на ту сторону, — растолкал он спавшего в юрте паромщика.

— Нельзя, — позевывая, ответил тот.

— Почему?

— Видишь, вода как поднялась — в горах дожди прошли.

Кулар посмотрел на реку. Серые, грязные воды Хемчика вышли из берегов и стремительно катились мимо, неся вырванные с корнем деревья, коряги, кустарник.

— Что же делать? — растерянно спросил Кулар. — А лодка есть?

— Куда там на лодке — смотри, какие бревна несет.

«Что же делать, что же делать? — лихорадочно думал Кулар. — Там Харакпен раненый лежит. Кара-бай скроется».

Кулар взглянул на туго натянутый трос парома.

— Вот что, Оюн, — сказал он паромщику, — давай садись на мою лошадь и езжай к Харакпену. Он около ущелья лежит, раненный.

— Что с ним? — забеспокоился Оюн.

— После расскажу, — отмахнулся Кулар. — Есть у тебя веревка?

— Есть.

— Давай сюда!

— Что ты хочешь делать?! — закричал Оюн, увидев, что Кулар влез на столб, к которому был прикреплен трос.

— Я на ту сторону переберусь, — ответил Кулар. — Мне надо на погранзаставу попасть. А ты не теряй времени, скачи к Харакпену и привези его сюда.

И Кулар, цепляясь руками и ногами, медленно пополз по тросу. Сначала все шло хорошо, и Кулар уверенно продвигался вперед. Потом устали руки.

«Далеко еще, — тревожно думал он, — только бы не сорваться».

А трос под тяжестью Кулара провисал все ниже и ниже. Казалось, волны вот-вот захлестнут и унесут Кулара.

Напрягая последние силы, медленно, метр за метром, продвигался он к другому берегу. Вот и земля. Кулар встал на ноги, облегченно вздохнул. Дрожащие от напряжения руки не слушались, и Кулару никак не удавалось развязать петлю на веревке, которой он прикрепился к тросу. Вынул нож и перерезал ее.

До заставы оставалось десять километров.

«Далеко еще, — подумал Кулар, — и, как назло, ни одного всадника».

Но надо было торопиться, и Кулар побежал по дороге. Не успел он войти в лес, как его окликнули. Кулар оглянулся. Из кустов вышел сержант-пограничник.

— Куда идешь? — спросил он.

— К вам, — обрадовался Кулар.

— К нам? — удивился пограничник.

— Да, на погранзаставу. Харакпен велел. Кара-бай убежал…

— Подожди, не тараторь, — остановил его сержант. — Какой Харакпен, какой Кара-бай? Рассказывай все по порядку.

Кара-бай кружил по степи. Волчок вертелся вокруг лошади, хватал ее за морду, за хвост, заворачивая назад, к ущелью, где лежал Харакпен. Кара-бай пытался ударить собаку плеткой, но Волчок ловко увертывался.

Кара-бай злился. Все шло хорошо: незаметно проскользнул через границу, установил связь с нужными людьми. И надо же было этому Самбе так сглупить!

Когда шаман вернулся от Давы и рассказал, что он бросил одну ампулу в урочище и припугнул Харакпена, Кара-бай выругался и ударил Самбу:

— Засохшая баранья лопатка! Кто тебе позволил самовольничать?