Для того, чтобы привыкнуть выступать перед большой публикой, я поступил, по совету моего учителя, за несколько недель до этого чемпионата в один цирк в Риге и выступал там под вымышленным именем, как атлет и борец. Д-р Краевский, как видно из этого, не упустил из внимания то замешательство, в которое впадает молодой борец, впервые выступая перед многолюдным собранием. В Риге я имел хороший успех, так как в борьбе я положил всех моих противников. Все же мне многого еще недоставало в технике, хотя я и был очень силен и разделывался со всеми моими противниками в несколько минут. Даже мой былой победитель, вышеуказанный учитель Кальде, должен был признать это, так как я клал этого очень сильного борца несколько раз подряд в течение немногих минут, чему он был весьма удивлен.

Лучшие результаты, которых я достиг по прошествии шести месяцев моего пребывания у гостеприимного доктора, были следующие:

Упражнения эти я проделывал частью в доме доктора, а частью в школе верховой езды графа Рибопьера; тяжести, которыми я упражнялся, каждый раз подвергались тщательной проверке.

Это наводит меня на мысль о забавном случае, при воспоминании о котором я впоследствии часто от души смеялся. Доктор сшил себе в это время пару новых брюк, которые на нем так хорошо сидели, что и я выразил желание иметь такие же брюки. На это доктор ответил мне с улыбкой: «Дорогой мой Георг! Когда вы побьете в поднимании рекорд Сандова (116 килограмм одной рукой), тогда вы получите такие брюки». Эти несколько насмешливые слова дали мне толчок сделать новую попытку поднять 112¹/₄ килограмм одной рукой. Это произошло в частном манеже гр. Рибопьера, который для этой цели был обращен в своего рода цирк. Места для зрителей были полны лицами из высшего петербургского общества. Когда мне удалось поднять этот вес, д-р Краевский вскочил со своего места и с энтузиазмом замахал своей шляпой. Никогда я не забуду его, каким он был в этот момент. Его воодушевление и восторг при виде проявления силы доходили до непостижимости. Но его энтузиазм, казалось, передался всем остальным зрителям, так как они один за другим подходили ко мне и поздравляли меня. Затем, доктор исчез на несколько минут и вернулся с обещанными брюками. Я должен сознаться, что в первый момент я больше обрадовался этому подарку, чем той большой золотой медали, которую мне передали несколько дней спустя за этот рекорд.

Д-р Краевский имел, надо сказать, что-то особенное в себе — я бы сказал мистическое. Что-то в этом человеке оказывало на людей совершенно особенное влияние. Мне часто приходилось слышать это от многих: «Мы не знаем, как это происходит, но как только появляется наш доктор — наша сила как будто вырастаете». Такое же чувство было и у меня, тем не менее меня поразило это у других.

Итак, я отправился в Вену с д-ром Краевским в сопровождении лучших петербургских любителей-атлетов и среди них на первом месте Гвидо Мейера и Александра фон-Шмеллинга. Мы были приняты очень радушно Венским Атлетическим Клубом и в нем я завязал знакомства со многими первоклассными атлетами и борцами.

Здесь же, я встретился в первый раз с Вильгельмом Тюрк, выдающимся атлетом, которому тогда было уже почти 40 лет. Он ростом почти в 6 футов и весит 260 фунтов. Он мог с помощью одной своей силы поднять на высоту вытянутых над головой рук шаровую штангу в 330 ф., а также мог поднять обеими руками две гири, весом в 264 ф., имея в каждой руке по гире в 132 ф. Лучшее, что я мог показать в этом отношении, было тогда поднимание 114 ф. в каждой руке. Однако, в поднятии тяжестей одной рукой, что требует большей ловкости, он мог поднять только 138³/₄ ф. против моих 242 ф.

Я хотел бы тут-же напомнить, что показать свои лучшие выполнения при таких всемирных состязаниях очень трудно в виду того возбуждения, которое вызывается ими. Я мог выполнить следующее:

В поднимании тяжестей я был третьим, после Тюрка и Биндера, который был также венским атлетом. Впрочем, мне казалось, что весь чемпионат был так организован, чтобы благоприятствовать венцам; например, чрезвычайно сильный французский чемпион Пьер Бонн не мог добыть себе места в нем. Но, с другой стороны, возможно и то, что венцы тренировались совершенно особенным образом и долгое время для специальных упражнений, которые требовалось исполнить на эти состязания. Точно так же обстояли дела и со специальными тяжестями, например, с так называемыми «Bohlig-Hantel». Мой товарищ по клубу Мейер, в остальном весьма порядочный атлет, не мог в этом показать ничего особенного; фон-Шмеллине, гигант, ростом более 193 см, боролся ранее со мною и с Павлом Понс без результатов в течение целого часа и считался лучшим борцом, чем я; здесь же он не выдался ничем и, после того, как он положил Сириля Ветаза, лучшего борца Вены, он должен был, вследствие недоразумения с жюри, оставить чемпионат. Таким образом, и в борьбе я был единственной надеждой д-ра Краевскаго. Я был в превосходной форме и последовательно поборол многих венских любителей в очень короткое время, а именно менее, чем в одну минуту каждого. Затем мне пришлось сойтись с баварским чемпионом Михаилом Гитцлером, весьма выдающимся борцом, но который был слишком легок для меня. Я напряг всю свою силу и положил Гитцлера, после упорного сопротивления, в пять минут. С Бурхгартом, который не был так хорош, мне пришлось проработать всего две минуты.

Таким образом, в борьбе я получил первый приз, звание чемпиона Европы, великолепную золотую медаль и роскошный пояс чемпиона. Д-р Краевский был просто вне себя от восторга, и меня поздравляли со всех сторон. Профессор Гюппе, из Праги, был одним из членов жюри в этом чемпионате. Он очень увлекался атлетикой и был так любезен, что выразил мне свое одобрение и похвалу. Во время ужина, который был дан клубом по окончании чемпионата, я был центром особой овации и Атлетический Клуб пригласил д-ра Краевскаго, Мейера, фон-Шмеллинга и меня на вечеринку.

К вечеру следующего дня мы собрались, таким образом, в помещении клуба и наш старый доктор первый приступил к работе. Он стал выжимать обеими руками много раз подряд шаровую штангу в 154 ф., а затем совершил еще целый ряд трудных упражнений. Все были поражены тем, что такой почтенный господин в состоянии выполнять подобные, требующие большой силы, упражнения. Воодушевленный его примером, я сделал следующее: лежа на спине, я поднял через голову на вытянутые вверх руки 331¹/₂ фунт.

На следующий день, по приглашению одного из судей чемпионата, г-на Виктора Зильберера, мы совершили экскурсию в его летнее местопребывание на Семмеринге и провели там время очень приятно.

Г-н Зильберер — издатель и редактор «Allgemeinen Sportzeitung» и кроме того, сам очень усердный спортсмен.

По возвращении нашем в Петербурге, после всякого рода предварительных переговоров, мне бросили вызов венец Ветаза и Лурих защитить полученный мною чемпионат Европы и бороться с ними. Д-р Краевский взял на себя вести переговоры по этому поводу; но оба борца ставили такие невозможные условия, что борьба не могла состояться. Со своей стороны я нисколько не боялся борьбы с ними. Ветаза уже вообще перешел через высший пункт своей славы, а Лурих, хотя и был очень опытным борцом, все же был слабее меня. Я провел конец года у д-ра Краевскаго и затем в январе 1899 года выиграл против упорной борьбы против 20 противников чемпионат Финляндии.

Хотя со времени моего первого большого успеха в борьбе я все меньше тренировался в поднимании тяжестей, мне все же удалось тогда, в январе 1899 года выжать, обеими руками штангу в 279³/₄ ф.

Между тем пришло время отбывать мне воинскую повинность; я был зачислен в Преображенский полк Лейб — Гвардии Его Величества, но по прошествии пяти месяцев был отпущен со службы. 16-го мая я боролся, в до тех пор еще в не решенном матче, с фон-Шмеллингом в манеже графа Рибопьера и положил моего противника в 25 минут при помощи половинного Нельсона (Halb-Nelson). Этим я выиграл чемпионат России на 1898 год. Несколько дней спустя, 19-го мая, я одержал новую победу над Шмеллингом и с нею получил звание чемпиона России за 1899 г. Одним словом, г-н фон — Шмеллине был одним из моих самых серьезных противников.