В мгновение ока на Соргена нахлынула ярость, такая же бессильная и мучительная, как и все остальные его ощущения. Если бы он только мог овладеть руками, одними руками – чтобы воздеть сжатые кулаки вверх, да еще губами, чтобы прошептать проклятие всему миру, равнодушному к его судьбе, ко всем мыслимым богам и демонам. В тот момент он мог бы пронестись над землей огненным мечом, разящим без разбора всех людей до единого, только за то, что они остались живы, и вскоре спокойно умрут, а несчастный Сорген превратился в ходячий труп. И, как предел счастливых желаний, он подумал о том, с какой сладостью и восторгом вонзил бы жало Вальдевула в тела проклятых Черных Старцев.
Но вместо всего этого жалкое, рабское тело равнодушно повернулось обратно и покинуло развалины. Поучение и унижение окончилось; предстояло еще одно, очень важное дело.
Прежде, чем вернуться в Бартрес, Девлик заехал в вольный город Райнонг, где получил у одного годер ормана деньги – очевидно, переданные напрямую от Старцев. Кроме денег, заботливые Старцы послали Девлику рецепт волшебной жидкости, которой следовало пропитать тело, дабы остановить гниение и разложение. Для того, чтобы выполнить приказ по уходу за мертвой плотью – а это был именно приказ – Девлику пришлось провести в городе не один день. Сняв комнату в гостинице, он приготовил раствор и наполнил им ванну, в которой провел всю ночь. Кожа после этого омовения приобрела ровный синюшный оттенок; кроме того, многодневная грязь растворилась без остатка. Утром Девлик переоделся в свежие одежды и, впервые после смерти чистый и лишенный стойкого трупного запаха, отправился к цирюльнику. Несколько мастеров отказались стричь его; равнодушно пожимая плечами, мертвец отправлялся дальше. Наконец, какой-то старик с тусклыми глазами кое-как сбрил последние волосы с головы Девлика. Затем колдун посетил магазин и купил себе еще одежды, а также новых компонентов для волшебных зелий. Снова вернувшись в гостиницу, он облачился в обновки: тяжелые и плотные замшевые штаны со множеством карманов, суконную темно-коричневую рубашку, воротник которой был одновременно длинным шарфом и длиннополый кожаный кафтан, негнущийся, грубый и ужасно скрипучий. Голову и половину лица укрыл круглый капор, спускавшийся на самые плечи. Он оставлял открытыми только нос и глаза – словно боевой шлем, только без забрала. Наконец, сверху на плечи Девлик накинул просторный шерстяной плащ, тоже черный и уже не новый. На груди у плаща имелась витиеватая застежка из черненой стали, а сзади – балахон, способный укрыть три такие головы, как девликова. Всю одежду он обрызгал дешевыми цветочными духами, потому что ему никто не сказал об исчезновении запаха. Еще одну бутылку Девлик закупил впрок.
Полдня он провел в одиночестве и ничегонеделании, главным образом, для того, чтобы дать Дикарю отдохнуть в теплом стойле. Ближе к вечеру Девлик выехал из Райнонга и еще до полуночи прибыл в Бартрес.
На сей раз вокруг поместья во множестве горели костры. Тут и там звучали песни и громкие голоса: солдаты Вайборна понемногу превращались в обыкновенных людей. Несмотря на поздний час, по лагерю сновали темные тени. На въезде Девлик был остановлен караулом, немедленно узнан и с почтительностью отпущен. Он не стал искать командиров: они ему пока не были нужны. Отдав коня в конюшни поместья, Девлик направился прямиком к крытой галерее, что вела из бывшего садика к главному входу во дворец.
Там, в темных нишах, стояло множество разнообразных статуй. Мужчины, всевозможных возрастов, в экзотических одеждах и доспехах, застывшие в самых немыслимых позах. Все они казались живыми, настоящими людьми, обмазанными гипсом и застывшими. Впрочем, это ведь и на самом деле были люди, превращенные на веки вечные в каменных истуканов предками Симы. В качестве высшей меры наказания они должны были до скончания времен любоваться процветанием рода своего врага.
Быстро окинув ряды ниш взглядом, Девлик деловито разложил прямо посередине галереи колдовские принадлежности. Первым делом он достал из сумки и расставил в два ряда глиняные фигурки, которые купил на базаре в Райнонге. Игрушечные солдатики, предназначенные для детей, на сей раз должны были сыграть другую роль. Их было две дюжины, точно по счету окаменевших людей. Великие колдуны и воины прошлого глядели на эти приготовления пустыми, мертвыми глазами, но что творилось там, под застывшей плотью, в пленном разуме?
Эта мысль заставила Соргена встрепенуться и выйти из туманного небытия, в которое он погружался все больше и больше. До какой степени эти пораженные заклинаниями люди похожи на него самого? Такие же пленники, видящие и слышащие, но не имеющие шанса пошевелиться. Сейчас он узнает, что остается от человека, помещенного на сто лет в каменную скорлупу. Неужели эти несчастные сохранили рассудок? Ведь им, пожалуй, еще хуже, так как Девлик по крайней мере путешествует, а не пялится из года в год в один и тот же пыльный угол. Каково это? Провожать взглядами сотни тысяч людей, прошедших по коридору, видеть прекрасных девушек, не поворачивающих к тебе лица, наконец просто созерцать движущего, живущего человека?? Это должно быть невыносимо для обычного разума.
Не спеша, Девлик подходил по-очереди к каждой статуе и соскабливал в плошку пыль с каменных щек. Закончив, он добавил туда же немного особого раствора, разновидности волшебной краски лим, которую применяли для маскировки, создания обманчивых иллюзий и перевоплощения. Полученной пастой Девлик обмазывал маленькую фигурку игрушечного солдатика, соответствующую статуе. В качестве последнего штриха на голову игрушечной фигурки попадала капля крови из пузырька.
Повторив все действия ровно двадцать четыре раза, по числу истуканов, Девлик кусочком магического мела, полированного и сверкающего, как осколок зеркала, прочертил по полу линии, соединяющие солдатиков и статуи. Затем он сел лицом к левой стене, ближе к краю линии фигурок. В руке мертвец держал небольшой медный пестик, которым обычно толок разные порошки в ступке. Этот пестик, казалось, весь был исцарапан в результате долгого использования – но на самом деле он был сплошь покрыт рунами, добавляющим магической силы получающимся порошкам. Вторую руку Девлик прижал, как обычно, к груди, к мешочку с пеплом Ассаха, своему неизменному источнику олейз. В течение недолгого времени колдун сидел неподвижно, словно бы задремав. Неподвижность эта выглядела тем более странно и жутко, что застывшая фигура совершенно не шевелилась, ибо не нуждалась в дыхании. Только тогда, когда понадобилось говорить, мертвец набрал в легкие воздуха. Из горла его полились хриплые заунывные звуки, постепенно сложившиеся в слова:
– Двар, минэер инда паде, темданел ман! Мел турру непартин дезас край инги лимери-кайти!! Вы, превращенные в камень! Моя сила разрушит чары, как волшебный пестик – кукол!! – это заклинание Девлик повторил два раза, потому как противостоящее ему волшебство представлялось чрезвычайно сильным. После он добавил: – Но только те из вас освободятся, кто согласится быть моим должником до конца своих дней. Да поможет мне пепел могучего Ассаха!
Закончив речь, Девлик картинно воздел руки вверх, широко разводя их по сторонам, выдержал паузу и обрушил пестик на первую фигурку. Та рассыпалась на кусочки, а ведущая от нее к нише в стене галереи меловая линия вспыхнула. Словно светящаяся стрела, она поразила статую, на которую была направлена. Девлик не смотрел, к какому результату привело все это. Не останавливаясь, он сдвинулся чуть вправо, вдоль шеренги солдатиков, чтобы разбить следующего. Так он и скользил, молотя пестиком по игрушкам; глиняные осколки разлетались от него во все стороны и усеивали пол галереи. Когда Девлик достиг конца шеренги и расколошматил последнюю, двенадцатую фигурку, он немедля повернулся и отправился в путь, уничтожая второй ряд. Сверкающие стрелы мелькали в полумраке, озаряя своим сиянием угрюмые стены и худое лицо колдуна с закрытыми глазами. Сияние заполняло ниши, как только туда вонзалась стрела. Затем воздух сотрясался непременным стоном, и на пол из своих темных нор вываливались корчащиеся человеческие тела.
