Тем вечером, я ворвался в офис, словно ураган, готовясь порадовать Сократа своими успехами и извиниться перед ним за свое поведение. Он посмотрел на меня так, как будто ждал меня и, когда я с разбегу тормознул прямо перед ним, он сказал: «Ладно, продолжим», — как будто я вернулся из туалета, а не после шести недель напряженной тренировки!

«Тебе больше нечего сказать мне, Сок? Никаких „хорошо выглядишь“ или „молодец, парень“?»

«На пути, который ты выбрал нет ни хулы, ни похвалы. Хула и похвала — это формы манипулирования, в которых ты больше не нуждаешься».

Я недовольно затряс головой, а затем, через силу, улыбнулся. И хотя, я собирался изо всех сил стараться быть более уважительным к нему, мне было обидно от его равнодушия. Но, по крайней мере, я снова был с ним.

Когда я не был занят чисткой туалетов, я изучал новые, еще более нервирующие упражнения: медитирование на внутренние звуки до тех пор, пока я не мог слышать одновременно несколько из них. Однажды ночью, когда я практиковал это упражнение, я оказался в таком состоянии умиротворения и расслабленности, которого я прежде не испытывал. Некоторое время, не знаю сколько, я чувствовал себя вне своего тела. Первый раз мои усилия и энергия стали результатом моего экстраординарного опыта: мне было не нужно, чтобы Сократ прижимал свои пальцы к моей голове.

Трепеща от волнения, я рассказал ему об этом. Вместо того, чтобы поздравить меня он сказал мне: «Дэн, пусть твои впечатления не отвлекают тебя. Прорвись за пелену видений и звуков и узри за ней свои уроки. Впечатления и ощущения — это знаки трансформации, но если ты не пойдешь дальше них, ты вообще никуда не придешь».

«Если тебе нужно впечатлений, сходи в кино; это легче чем йога. Медитируй хоть весь день, если тебе нравится; слушай звуки и смотри на огни или даже смотри на звуки и слушай огни. Ты все равно останешься ослом, если попадешь в ловушку своих ощущений. Отпусти их! Я предлагал тебе кушать овощи, а не уподобляться им».

Раздосадованный, я сказал: «Я „ощущаю“, как ты выразился, только потому, что ты сам говорил мне это!»

Словно удивившись, Сократ посмотрел на меня: «Мне нужно обо всем тебе говорить?»

Как раз в то мгновение, когда я был готов взорваться от нахлынувшего гнева, я услышал свой собственный смех. Он тоже смеялся, указывая на меня пальцем: «Дэн, ты только что, испытал на себе чудесную алхимическую трансформацию. Ты превратил гнев в смех. Это значит, что твой энергетический уровень значительно повысился. Препятствия рушатся. Может быть, ты, в конце концов, стал немного прогрессировать». Мы еще не закончили смеяться, когда он вручил мне губку.

На следующую ночь, Сократ, впервые, сохранял полное молчание относительно моего поведения. До меня дошло: «Отныне, я сам несу ответственность за то, чтобы присматривать за собственным поведением. Вот когда я понял всю любезность его критических замечаний. Я почти скучал по ним.

Тогда я не осознал этого, и еще долго не осознавал, но именно в тот вечер, Сократ перестал быть моим «родителем» и стал мне другом.

Я решил нанести визит Джозефу и рассказать ему о том, что произошло. Пока я шел вниз по Шаттак мимо меня промчалось парочку пожарных машин. Я не вспоминал о них, пока не приблизился к кафе и не увидел оранжевое зарево. Я побежал.

Я прибежал, когда толпа уже начала рассеиваться. Сам Джозеф только что приехал и стоял напротив своего обугленного и развороченного кафе. Я был еще в двадцати ярдах от Джозефа, когда я услышал его крик, полный страдания, и увидел, как он падает на колени и рыдает. Отплакавшись, он вскочил на ноги с криком бешенства; а затем расслабился. Затем он увидел меня. «Дэн! Рад тебя видеть!» Его лицо было совершенно безмятежно.

Начальник пожарной команды подошел к нему и сообщил о том, что, вероятней всего, пожар начался в соседней химчистке. «Спасибо», — сказал ему Джозеф.

«Ах, Джозеф, мне так жаль». Мое любопытство стало брать вверх. «Джозеф, я видел тебя минуту назад. Ты был очень расстроен».

Он улыбнулся. «Да, я очень расстроился, так, что дал этому расстройству настоящий выход». Я вспомнил слова Сока: «Дай этому прийти, и дай этому уйти». До этого времени, это была лишь красивая мысль, но здесь, перед черными, мокрыми, останками своего прекрасного кафе, этот хрупкий воин продемонстрировал на деле свое совершенное владение эмоциями.

«Это было такое красивое местечко, Джозеф», — вздохнул я, качая головой.

«Точно, — сказал он задумчиво, — разве нет?»

По какой-то причине, его спокойствие стало беспокоить меня. «Разве теперь, тебе его совсем не жалко?»

Он бесстрастно посмотрел на меня и сказал: «У меня есть для тебя одна история. Хочешь ее услышать?»

«Ну… ладно».

В маленьком рыбацком поселке в Японии, жила одна молодая девушка, которая родила малыша. Ее родители очень рассердились и захотели узнать имя отца. Она отказалась. Рыбак, которого она любила, по секрету, сказал ей, что отправляется на поиски богатства и, когда вернется, обязательно женится на ней. Ее родители продолжали настаивать. В отчаянии, она назвала отцом Хакуина — монаха, жившего в горах.

В ярости, родители схватили маленькую девочку и отнесли ее к дому Хакуина. Они стучали в двери, пока он не открыл им. Они вручили ему девочку со словами: «Это твой ребенок; заботься о нем сам!»

«Неужели?» — сказал Хакуин, взяв ребенка на руки и взмахнув на прощание родителям девушки.

Прошел год и вернулся настоящий отец ребенка. Он женился на девушке. Немедленно они отправились к Хакуину, чтобы упросить его вернуть им ребенка.

«Это наша дочь», — сказали они.

«Неужели?» — сказал Хакуин, подавая им ребенка.

Джозеф улыбался, ожидая моей реакции.

«Интересная история, Джозеф, но я не понимаю зачем ты рассказываешь ее мне сейчас. Я хочу сказать, твое кафе сгорело дотла!»

«Неужели?» — сказал он. Затем мы рассмеялись, когда до меня дошло, и я затряс головой.

«Джозеф, ты такой же безумный как и Сократ».

«О, благодарю тебя, Дэн — тебе досталось от нас обоих. Однако, не беспокойся обо мне. Я уже был готов к перемене. Вероятно скоро я двинусь на юг… или север. Без разницы».

«Ладно. Но не уезжай не попрощавшись».

«Что ж, прощай», — сказал он, сердечно обняв меня, — «Завтра я уезжаю».

«Ты придешь попрощаться с Сократом?»

Он засмеялся в ответ: «Сократ и я редко здороваемся или прощаемся. Ты поймешь это позже». На том мы и расстались. Это был последний раз в жизни, когда я видел Джозефа.

Около трех утра в пятницу я миновал часы на пересечении Шаттак и Центральной по дороге на заправку. Как никогда раньше, я осознавал то, сколькому мне еще необходимо научиться.

Я вошел в конторку со словами: «Сократ, кафе Джозефа вчера вечером сгорело дотла».

«Странно», — сказал он, — «обычно кафе полыхают синим пламенем». Он шутил! «Кто-нибудь пострадал?» — спросил он практически безразлично.

«Не знаю. Ты, вообще, слышишь меня? Разве ты нисколько не огорчен?»

«Был ли огорчен Джозеф на момент твоего разговора с ним?»

«Ну-у… нет».

«Ну и отлично». Тема была просто закрыта.

Затем к моему величайшему изумлению, Сократ достал пачку сигарет и закурил. «Кстати о дыме», — «Я разве не говорил тебе о том, что нет ничего хуже плохой привычки?»

Я не верил своим глазам и ушам. Я сказал себе, что это происходит не со мной.

«Нет, ты не говорил мне об этом, однако, я приложил огромные усилия, чтобы изменить свои собственные плохие привычки».

«Понимаешь, это было нужно для того, чтобы развить твою волю и обуздать твои инстинкты. Можно сказать, что сама по себе привычка — любой неосознаваемый, навязчивый ритуал — есть негативное явление. Но отдельные виды действий — курение, выпивка, прием наркотиков, потребление сладостей или задавание глупых вопросов — и плохи, и хороши одновременно; у каждого действия есть своя цена, и свое удовольствие. Отдавая себе отчет в этих двух сторонах, ты становишься реалистичным и ответственным за свои действия. И только тогда ты можешь сделать свободный выбор воина — делать или не делать.