— А как же, с близкой дистанции, да фланговым огнем, чтобы ни одна сволочь головы поднять не могла…

Разговор этот они вели не первый раз, уже больше по привычке. Штабс-капитан Мешетич наотрез отказался устраивать какие-либо переделки вверенных ему картечниц, справедливо рассудив, что как там в бою еще неизвестно, а вот то что его за порчу казенного имущества взгреют, это как пить дать!

Линдфорс поначалу воспринял отказ как личную трагедию и очень удивлялся философскому отношению к реализации своих идей подчиненного.

— Ты, наверное, очень переживаешь? — в очередной раз спросил он у Будищева.

— С чего бы?

— Ну не знаю, мне отказ от усовершенствования митральез кажется возмутительным!

— У нас в матушке-России всегда так, — пожал плечами Дмитрий, — пока жареный петух никуда не клюнет, делов не будет.

— Ты думаешь, клюнет?

— Как гласит закон Мерфи: если неприятность может случиться в принципе, стало быть, она случится обязательно!

— Господи, какой-какой закон?

Но Будищев вдруг застыл и, не обращая внимания на офицера, впился глазами в какую-то точку на горизонте. Затем черты лица его неуловимо изменились, и он коротко велел Линдфорсу:

— Вот что, вашбродь, в темпе вальса скачите к батарее и скажите, чтобы они становились в круг и снимали митральезы с передков. По ходу сейчас тут будет жарко!

Офицер на какое-то мгновение пришел в замешательство от подобной наглости, и хотел было уже указать на место много о себе возомнившему нижнему чину. Но услужливая память тут же напомнила ему, что прогнозы Будищева имеют обыкновение сбываться и потому он, решив повременить с расправой, и попытался рассмотреть, что же так насторожило его подчиненного.

— Ты, полагаешь, это турки? — неуверенно спросил он, заметив в отдалении непонятно кем поднятые клубы пыли.

— Да пофиг что я думаю, если и наши, то опять зацепят и дальше поедут, а вот если нет…

Тем временем впереди и впрямь показались какие-то всадники и подпоручик, решив не искушать судьбу, пришпорил коня. Дмитрий же, воровато оглянувшись, сунул руку в седельную сумку и достал оттуда большой, как две соединенные подзорные трубы, бинокль. Его он тоже нашел среди трофеев. Продать сразу не получилось, подарить офицеру задушила жаба, а носить открыто не позволяла субординация. Беглого взгляда на повязанные вокруг шапок неведомых кавалеристов тюрбаны или чалмы оказалось достаточно — впереди были башибузуки, какого бы происхождения они не оказались. К тому же будь это казаки и горцы-мусульмане из кавказских дивизионов, они передвигались бы походной колонной, а не беспорядочной толпой.

Расстояние для стрельбы было великовато, и унтер вяло матюгнув турок, которые до сих пор не дали ему возможности обзавестись оптическим прицелом, повернул своего каурого конька назад.

— Погнали, Кузя, — сказал он ему и, потрепав за шею, толкнул бока благородного животного стоптанными каблуками.

Кузя в ответ печально скосил глаз на человека лишь недавно ставшего его хозяином, но брыкаться не стал и неторопливо поскакал в сторону своих.

Когда Будищев вернулся к батарее, там уже вовсю готовились к возможным неприятностям. Как бы Мешетич не относился к свалившимся на его голову пехотинцам, вражеская кавалерия это всегда серьезно. Поэтому снятые с передков картечницы ощетинились во все стороны своими многочисленными стволами, а вокруг них суетились номера расчетов. Коноводы отводили лошадей в сторону, а господа-офицеры встревоженно озирали окрестности.

— Не знаю, где воспитывался это бастард, но манежа там определенно не было, — язвительно заметил фон Розен, от внимательно взгляда которого, не укрылась неуклюжая посадка унтера.

— Нельзя быть совершенством во всем, — пожал плечами Линдфорс, перезаряжая винчестер. — Стреляет он как Аполлон, а прочее сейчас не слишком важно.

Вражеская конница рассыпалась в лаву и во весь опор неслась на батарею, ведя огонь на скаку. Ржание лошадей, улюлюканье всадников и беспрестанная пальба сливались в один грозный гул.

— Батарея, слушай мою команду, — начал Мешетич, стараясь перекричать шум и немного картинно вытянув палаш из ножен. — Орудиями, первое, второе, огонь!

Повинуясь его команде, канониры взялись за рукояти и принялись их крутить. Блоки стволов пришли во вращение, и в сторону противника полетел град свинцовых пуль. Было видно, как несколько башибузуков вылетели из седел, две лошади, очевидно убитые наповал, перекувыркнулась через головы, и бились в агонии, мешая следующим за ними. Все же потери атакующих были не слишком велики, но как ни странно им хватило. Не переставая визжать и стрелять наудачу, они вихрем промчались мимо позиций русских, чтобы скрыться в ближайшей лощине.

— Не любишь, курва, — пробурчал фейерверкер Приходько и добавил еще пару заковыристых фраз.

— Сейчас вернутся, — пробурчал Будищев, внимательно осматривая окрестности.

Пехотинец оказался прав, небольшая группа турецких иррегуляров появилась с другой стороны и принялась обстреливать батарею. В их сторону немедленно открыла огонь еще одна картечница, но не слишком успешно. Один из патронов сработал с задержкой и выстрелил не тогда, когда ему полагалось, а когда гильза покинула казенник. По счастливой случайности никто не пострадал, но артиллеристы шарахнулись от своей митральезы как черт от ладана. Ситуацию спас Дмитрий, взявшийся за винтовку и принявшийся отстреливать врагов, будто в тире.

— Браво, — снисходительно похлопал в ладоши фон Розен, — похоже, вы не преувеличивали!

— Цирк Чинезели, — ухмыльнулся прапорщик Самойлович и отправился осматривать картечницу.

К счастью, ничего непоправимого с ней не случилось, и через минуту она была готова к стрельбе. Противник, впрочем, пока не проявлял активности, и Мешетич подумал было, что нападение отбито. Но у черкесов были свои соображения на этот счет. Какое-то время все было спокойно, но затем небольшие группки всадников стали появляться то тут, то там как бы окружая батарею, причем группы их с каждой минутой становились все многочисленнее. Наконец, они как по команде закричали и бросились в атаку, не прекращая все это время палить в сторону русских. Но что хуже всего, несколько нападающих перед тем незаметно спешились и, прикрываясь довольно густым кустарником и складками местности, подобрались совсем близко.

Очевидно, задержка атаки была связана с тем, что вражеский командир хотел дать своим лазутчикам время подобраться поближе, но теперь, когда башибузуки ринулись вперед, их товарищи внезапно обстреляли батарею, ранив и убив несколько солдат. Кроме того, несколько пуль досталось и без того нервничающим лошадям. Обезумившие от боли животные начали вырываться, вставать на дыбы и коноводам стоило немалых усилий успокоить их.

Как Будищев ни старался, но до самого начала обстрела, заметить маневр черкесов ему не удалось. Когда вокруг засвистели пули, он тут же принялся отвечать, но винчестеры башибузуков были куда скорострельнее. Наконец, заметив, что ближайшая к нему картечница молчит, он бросился к ней и занял место убитого наводчика. Подкрутив винты наводки, Дмитрий прицелился и начал крутить рукоять. Шквал пуль как хороший садовник постриг кусты, в которых скрывались диверсанты, и в мгновение ока нафаршировал их свинцом, а унтер, быстро покончив с ними, уже наводил смертоносную машину на наседающую вражескую конницу.

В отличие от других наводчиков, пытавшихся прицелиться в вертких, как черти, черкесов, Будищев направил свою митральезу на тропу, откуда беспрестанно выскакивали все новые группы атакующих и, как только они появлялись, давал очередь, быстро завалив узость трупами врагов и лошадей. К несчастью, патроны скоро закончились, но Дмитрий тут же вызверился на нерадивых артиллеристов, вздумавших схватиться за свои винтовки, так что они немедля кинулись снаряжать магазины.

— Быстрее, вашу мать, один хрен стрелять не умеете, черти косорукие! — кричал он им, заставляя шевелиться быстрее.