— Не бог весть, какая шарада. Да не тушуйтесь вы так, дело-то житейское.

— Мешетич вряд ли бы так сказал!

— Николай Федорович-то? Эх, Иван Иванович, дорогой вы мой человек, ничего-то вы в нем не поняли. Это он с виду такой весь бука, аристократ и гвардеец, а на самом деле человек вовсе недурной. И к тому же, хорошо умеет писать реляции.

— Что вы имеете в виду?

— Да давешнее дело с башибузуками. Будьте покойны, доклад он уже составил, причем такой, что обиженным никто не останется. И про вас с вашим унтером не забудет, не такой он человек. Вам, за то, что вовремя башибузуков заметили, пойдет благодарность в полк и без Анны или Владимира с мечами вы с войны не вернетесь. Мы за успешное отражение атаки, тоже свое получим. Ну и вашему, как его, Будищеву, будет крест. Особенно если и в нынешнем деле не оплошаем. А он, я чую, не оплошает.

— Все же это как-то…

— Несправедливо? Ерунда-с! То, что я давно выслужил все сроки, а производства, как не было, так и нет, вот это — несправедливо. Так что эта война, единственный способ поправить карьеру, и если надо будет, я готов хоть сейчас в огонь, так ведь — нет! Не пошлют картечницы вперед, ибо никто не знает, что с ними делать. А он знает, так пусть делает!

Все время пока шли работы, по дороге нескончаемым потоком шли болгарские беженцы. Вообще, все время пока шли боевые действия, в Болгарии не прекращалась миграция населения. Сначала от русских войск бежало местное мусульманское население. Затем, когда турки перешли в контрнаступление, обозленные последователи пророка Мухаммеда, многие из которых были вооружены, возвращались обратно, а христиане наоборот пустились в бега. Большинство домов в деревнях стояли пустыми и лишь кое-где из окон выглядывали совсем уж древние старцы, бежать которым не позволяло здоровье.

— Бедует народ, — сочувственно вздохнул Приходько, присев рядом с только что закончившим работу Будищевым.

— Война, — пожал тот плечами.

— Ну, ничего, погоним турок, им полегче станет.

— Наверное.

— Ты, глянь, — не унимался фейерверкер, — одни бабы, и детишки малые, да старики, от турков спасаются…

— Вот и мне интересно, где их мужики? — буркнул в ответ Дмитрий, до крайности не любивший такие разговоры.

— Нешто можно так над народом измываться!

— Ничего, недолго осталось.

— Это верно.

Некоторое время они сидели молча, но разговорчивому артиллеристу видимо хотелось пообщаться, и он продолжил:

— Как думаешь, побьем завтра турка?

— Нет.

— Что? — изумился Приходько. — Да как же это!

— Сам посмотри, — устало отозвался Будищев, — наши далеко и помощи, в случае чего, не дождемся. Да и неудобно из Аблава сюда идти. Сначала под гору, потом вброд, потом в гору. Причем, нашим сюда по круче подниматься, а к туркам спуск пологий.

— Хреново! — отозвался артиллерист, но, видимо, признав доводы пехотинца основательными, притих и больше с разговорами не лез.

— Слушай, давно хочу спросить, — примирительно спросил Дмитрий, — решив что собеседник обиделся на его слова.

— Чего тебе?

— Отчего ты меня тогда у картечницы не заменил?

— Когда?

— Ну, когда с башибузуками у дороги дрались?

— А зачем?

— Как это зачем? Ты специально обученный человек, а я так — пехота. По идее ты меня отпихнуть должен был, да сам взяться…

— Так я не умею!

— Как это?

— Да так, — усмехнулся фейерверкер. — Я эти самые митральезы тут первый раз и увидал. У нас в крепостной артиллерии все больше мортиры были, да единороги. Пушки системы его превосходительства Маиевского тоже были, а эти картечницы, они в арсенале лежали, и как из них стрелять никого не обучали.

— Дела, — покрутил головой Дмитрий, — как же ты подчиненных учишь?

— Это маршировать-то, или форму в порядке держать?

— Понятно.

Пока они говорили начал накрапывать дождь, вскоре усилившийся и перешедший к ночи в настоящий ливень. К счастью работа по возведению укреплений была уже закончена и уставшие за день артиллеристы укрылись под специально сделанными козырьками. Это было, конечно, не бог весть какое укрытие от непогоды, но, по крайней мере, на голову ничего не капало. Еще одним плюсом было то, что кашевары успели приготовить пищу и люди смогли поесть в относительном комфорте.

— Хитры вы пушкари! — с завистью в голосе заметил один пехотинцев бессарабского полка, кутаясь в промокшую шинель.

— Вам никто не мешал так же сделать, — проворчал в ответ Будищев, облизывая ложку.

— Дык, господа офицеры ничего такого не велели.

— Тогда продолжайте мокнуть.

— А впрямь, Митрий, как ты догадался, что дождь будет? — спросил фейерверкер, отставив в сторону котелок.

— Это не от дождя, — хмыкнул тот в ответ.

— А от чего же?

— От шрапнели. Турки если не совсем дураки, то завтра обязательно ударят по нам из артиллерии. Фугасом в щель попасть не так просто, а вот если шрапнелью пройдутся — мало никому не покажется!

— И ты думаешь, эти козырьки уберегут от чугунных пуль? — удивленно спросил только что подошедший Линдфорс.

— Здравия желаю вашему благородию! — проорал вытянувшийся бессарабец.

— Вольно, братец, — махнул рукой офицер и полез под козырек.

Будищев и Приходько с прочими артиллеристами тоже приподнялись, приветствуя офицера, но подпоручик остановил их, сидите, мол.

— Ну, так что? — снова спросил он у унтера, испытующе глядя на него.

— Все лучше, чем ничего, — пожал плечами тот. — Шрапнелины все-таки потише летят, чем пули, так что завязнут в земле или жердях. Ну, а если и пробьют, то сила уже не та будет.

— Разумно, — задумался на минуту офицер, — вероятно, следовало бы распространить этот опыт на всю позицию… хотя саперов все равно нет. Инструментов, в общем, тоже. Вряд ли генерал Арнольди согласился бы утомлять солдат работой перед сражением.

— Больше пота — меньше крови, — отозвался в ответ Будищев, но спорить не стал.

Возражений на это замечание не последовало и на какое-то время все затихли. Хотя козырьки и защищали от дождевых капель падающих сверху, но вездесущая вода все равно сочилась отовсюду и вскоре под ногами солдат образовались лужи. Но как бы то ни было, им все равно было лучше, чем пехоте, и пригревшийся в своем углу Будищев ухитрился даже выспаться.

К утру дождь стал стихать, но свое черное дело он уже сделал. Дороги, и без того дурные, совершенно размокли и превратились в сплошные потоки грязи. К тому же ночью генералу фон Дризену пришла в голову "блестящая" мысль усилить Кацелевский отряд резервами и послать к нему на помощь два батальона Херсонского полка с батареей пушек и тремя сотнями казаков. Первые подкрепления добрались до места лишь к шести утра, совершенно выбившиеся из сил, когда турецкие колонны уже выступили из лагеря.

— Гениально! — покачал головой Дмитрий, наблюдая, как еле идущие от усталости солдаты, помогают втаскивать на гору пушки.

Вскоре неприятельские цепи окружили наши позиции с трех сторон, не подходя, впрочем, на ружейный выстрел. В этот момент огонь открыла единственная на нашей передовой позиции батарея четырехфунтовых орудий[64]. Несколько гранат довольно удачно легли среди неприятельских солдат, заставив уцелевших в панике разбегаться, однако, турки, казалось, только этого и ждали. Их куда более многочисленная артиллерия тут же принялась осыпать русские позиции снарядами, и вскоре появились первые погибшие и раненые. Наша батарея, конечно же, отвечала, но у турок было куда больше пушек. Сначала огонь вели не менее десяти орудий, затем их число увеличилось, как минимум, втрое, и к десяти часам они почти подавили русскую батарею. К счастью, к тому времени на позиции встали резервы и под прикрытием их пушек, артиллеристам удалось эвакуировать все, что осталось. При этом был смертельно ранен их командир капитан Нежинцев.

Турецкие аскеры, тем временем, подступали все ближе, и вскоре между ними и русскими пехотинцами завязалась ожесточенная перестрелка. Османы, ободренные удачными действиями своей артиллерии, активно наседали и вскоре подошли так близко, что можно было различить черты их лиц.