— Сами справитесь, — одернул его фейерверкер Приходько, — а то взяли моду, чуть что, пехоцкого к прицелу ставить!

— Оно так, да уж больно он, шельма, ловко пуляет!

В этот момент, где-то совсем рядом сухо щелкнул выстрел и командовавший турецким наступлением офицер, опрокинулся на спину и застыл в этой позе, широко раскинув руки. Этот выстрел послужил сигналом для всего отряда и тут же раздался треск митральез, гулкое буханье пушек и размеренные залпы пехотинцев, и первые ряды османов были буквально сметены русским огнем. Особенно удачно ударила картечь из четырехфунтовок. Крупные чугунные пули, вырвавшиеся из бронзовых жерл пушек, с визгом понеслись вперед, разрывая на части тела несчастных, оказавшихся на их пути.

Не менее эффективно действовали картечницы, подобно серпу срезавшие своими очередями целые шеренги наступающих турок. Свинцовый ливень из вращающихся стволов поливал надвигающихся врагов, не давая тем ни единой надежды на спасение.

Ну а тем, кого миновало внимание артиллеристов, в избытке досталось от русской пехоты. Слаженные залпы линейных рот нежинцев и болховцев били в самую гущу османов, разрывая на части их ряды, а рассыпавшиеся по фронту стрелки меткими выстрелами выбивали офицеров, барабанщиков и просто храбрецов пытавшихся повести за собой оробевших товарищей.

Аскеры, понукаемые своими командирами, еще дважды поднимались в атаку, однако всякий раз откатывались назад, устилая своими телами склоны вокруг вражеских позиций. Лишь единожды им удалось прорваться сквозь огонь и схватиться с русскими солдатами в штыки, но те молодецким ударом отбросили их и понесшие значительные потери турки отступили. А вдогонку им полетели страшные шарохи[79], придуманные когда-то полковником Михайловским. Громыхающие стальные шары прыгали по земле, подобно детским мячам, но при этом калечили и убивали бегущих аскеров. Только быстро надвигающийся закат не позволил русским преследовать деморализованного противника, иначе поражение турецкого авангарда могло бы превратиться в разгром. Впрочем, победа и так была достаточно убедительна. Кроме того, солдаты сильно устали и вряд ли в их силах было достигнуть большего.

— Кажется, вы недурно отстрелялись, — сдержано похвалил Самойловича, проведший весь бой рядом с ним Вельбицкий. — И даже без Будищева!

— Ваша, правда, — с довольным видом отвечал ему прапорщик. — Мои молодцы, сегодня постарались!

— Я все же не понимаю, — перешел на доверительный тон жандарм. — Если этот унтер и впрямь такой хороший стрелок из ваших картечниц, так почему бы его не перевести к вам?

— Да кто же его отдаст? — пожал плечами артиллерист. — Будь сейчас мирное время, от него, вероятно, избавились бы с большим удовольствием, но сейчас, это все равно, что резать курицу несущую золотые яйца! К тому же он, как видите, невероятно дерзок, для нижнего чина. Наш командир батареи, к примеру, такого точно терпеть не станет.

— Это точно, — задумчиво сказал штабс-капитан. — Интересно только, где он мог этому научиться?

— Честно говоря, совершенно не представляю! Не удивлюсь даже, если выяснится, что до войны он где-нибудь разбойничал. Уж больно хорошо, стервец, засады устраивает.

— Вы думаете?

— Ну, а почему нет! Впрочем, сейчас этот молодец определенно на своем месте.

Темнота быстро окутала своим покровом и холм и пространство вокруг него, и лишь запаленные русскими солдатами большие костры, расцветшие в ночи подобно фантастическим ярким цветам, освещали усталые лица сидящих перед ними людей. Одни из них, прикорнули у огня согретые его горячим дыханием, другие терпеливо ждали, когда будет приготовлена пища, чтобы подкрепить свои силы кашей с салом. Хуже всего было часовым, вынужденным тревожно вглядываться в темноту ночи, ежеминутно ожидая диверсии вражеских лазутчиков.

А в долине у подножия холма, тоже разгорались многочисленные костры, так что казалось, будто там собралась уже целая армия. Полковник Тиньков с тревогой всматривался в эти огни, гадая, действительно ли к туркам пришло такое большое подкрепление, или же они специально распалили их, желая привести в замешательство своих врагов. Так и не придя ни к какому мнению на это счет, он велел собраться всем офицерам, за исключением назначенных в караул.

— Что скажете, господа? — спросил он их, после того как обрисовал сложившееся положение.

— Дурит турка, — решительно махнул рукой подъесаул Родионов, — мои казачки все вокруг перешерстили, не может у них быть столько народу!

— В любом другом случае, — задумчиво заявил поручик Михау, — я был бы за немедленный отход, с тем, чтобы под покровом темноты, оторваться от противника. Однако уйти вместе с орудиями вряд ли получиться, а бросить их, принимая во внимание, что вчерашнему успеху мы целиком и полностью обязаны им, было бы крайне неразумно. Так что полагаю, надо ждать рассвета, и действовать по обстановке.

— А вы что скажете, подпоручик? — спросил Тиньков у Линдфорса.

— Мне кажется, было бы полезно разведать, действительно ли у турок столько сил?

— Вы что же, не доверяете моему слову? — набычился в ответ подъесаул.

— Ни в коей мере, — покачал тот головой, — однако с момента возвращения казаков прошло много времени, и ситуация могла кардинально перемениться.

— Это разумно, — согласился Тиньков и обернулся к Родионову. — Вот что, милейший, пошлите-ка еще раз своих молодцов…

— С вашего позволения, господин полковник, — поспешно вмешался Линдфорс, — я бы тоже отправил в поиск своих людей.

— Эва, — громко удивился казак, — неужто вы хотите потягаться в разведке с моими станичниками?

— Я пекусь лишь о пользе дела, — сухо отвечал ему подпоручик. — Одна пара глаз — хорошо, две уже лучше, а три и вовсе прекрасно!

— Согласен, — решительно поднялся полковник, — пошлите и вы своих охотников.

— Кажется, я знаю кого пошлет дражайший Иван Иванович, — шепнул на ухо Вельбицкому, молчавший до сих пор Самойлович.

Жандарм в ответ промолчал, лишь чрезвычайно высоко подняв брови.

— Так значит, вашбродь, надо сходить в поиск и разузнать, сколько турок против нас стоит? — уточнил боевую задачу хмурый Будищев.

— Именно так, братец. Возьми людей сколько нужно и отправляйся.

— Где же их взять людей-то? — тяжело вздохнул унтер.

— У нас же целая команда! — изумился подпоручик.

— Для всякого дела нужен свой специалист, — объяснил свою озабоченность Дмитрий. — Я ведь их все больше натаскивал стрелять, да окапываться, а тут совсем другой навык нужен. Кабы прежних охотников привлечь, глядишь-бы и вышел толк, а эти… ну да ладно, раз надо, сходим!

Получив приказ, Будищев первым делом велел притащить с поля боя несколько трупов турецких солдат, выбирая при этом наименее пострадавших. Затем, раздев их, стал переодеваться во вражескую форму. Большую часть он, впрочем, оставил свою, но вот шинель и феска в темноте придавали ему вид неотличимый от других аскеров. Еще одной деталью стали обутые им болгарские опанки. В принципе, солдатские сапоги в обеих армиях были похожи, однако во многих таборах нижние чины вовсе не имели никакой другой обуви, кроме этих своеобразных кожаных лаптей. Во всяком случае, они были легче и удобнее, особенно если приходилось куда-то бежать.

Все это время подчиненные с любопытством наблюдали, за его приготовлениями, иногда отпуская соленые шуточки, стараясь, однако, делать это вполголоса, ибо крутой нрав унтера им был хорошо известен.

— Егоров, а ты чего ждешь? — обернулся Дмитрий к открыто зубоскалившему артельщику. — Хватай тряпье, да переодевайся! Со мной пойдешь.

Не ожидавший подобной подлости Степан, раззявил от удивления рот, но спорить не стал и принялся ковыряться в груде забракованного Будищевым тряпья.

— Больно не копайся, — поторопил его унтер, — возьми шинель, да шапку, чтобы хоть издали на турка похож был.

— В кровище вся, — поморщился солдат, переодеваясь во вражескую форму.