— Вот, сукин сын, — крутнул головой Мешетич. — Императорский вензель изобразил!

— С механизмами наводки — так не получится, — коротко пояснил свои действия унтер-офицер и вытянувшись по стойке смирно, принялся есть глазами начальство.

Крыть это было нечем, да и изрядно продрогшие господа генералы и офицеры не имели желание вести дискуссию с нижним чином, так что все быстро отправились восвояси и только Барановский задержался возле удивительного унтера.

— А я-то понять не мог, зачем блок стволов так высоко подняли, — почти весело заявил он странному унтеру.

— Иначе патронные ящики и колеса углы обстрела ограничивают, — пожал плечами Будищев.

— Это ты сам придумал?

— Вроде того.

— А еще мысли, какие есть?

— Эх, господин хороший, у меня этих мыслей — вагон и маленькая тележка!

— Вот даже как! И какие, если не секрет, вот что бы ты предложил еще улучшить на этой картечнице?

— Ее улучшать — только портить! Лучше сразу разобрать и сделать, но уже руками и головой перед тем подумать.

— То есть, те, кто ее создавали, по-твоему, головой не думали?

— Ох, барин, вопросы вы задаете не по окладу… ну вот смотрите, нафига эта рукоять?

— Чтобы осуществлять перезарядку, — удивленно ответил Барановский, не понявший вопроса.

— Это как раз понятно, только зачем рукоятью? Тут от стрельбы такая отдача, если ее в работу запрячь, то можно черта в бараний рог скрутить.

— Как это?

— Ну не знаю, кто из нас инженер, вы или я? Можно пружину поставить на затвор, чтобы он от выстрела в одну сторону, а пружиной назад. Можно газы пороховые отвести, чтобы они в поршень упирались, да затвор дергали. Хотя, так не получится, уж больно золы много после выстрела. Думать, короче, надо. Главное чтобы стрелять один человек мог, а для этого вес уменьшить!

— Это верно, — согласился инженер, — я на своей картечнице всего шесть стволов оставил.

— Зашибись! А один нельзя было?

— Тогда стрелять долго нельзя — перегреется!

— А вот чтобы этого не случилось на нем можно оребрение сделать, как на радиаторе. Ну, или в кожух с водой поместить…

— Хм, любопытные у тебя, братец, мысли в голове бродят! Скажи, ты после службы, чем заняться думаешь? Если что приходи к нам на Обуховский завод, там такие светлые головы нужны!

— Эх, ваше благородие — господин инженер, станьте сперва в очередь.

— И что, много куда зовут?

— Да просто на части рвут!

— И куда же?

— Ой, то на флот, то сразу в графы. Короче, умные направо, красивые налево, а мне хоть разорвись!

Через несколько минут, донельзя изумленный инженер расспрашивал о странном унтере у капитана Мешетича, с которым был прежде шапочно знаком.

— Ах, да, вы же только прибыли, и не знаете последних сплетен, — усмехнулся капитан. — Этот до крайности развязный для его положения молодой человек — незаконнорожденный сын графа Вадима Дмитриевича Блудова. Тот, правда, всячески открещивается от плода своего греха, но сие, как вы сами понимаете, после огласки мало кого волнует. Будучи простым солдатом, сумев проявить храбрость и изрядную находчивость, попался на глаза репортерам, но что еще более важно — цесаревичу! Молодца заметили и теперь он местная знаменитость, нечто вроде ученого медведя, умеющего танцевать барыню.

— И какова вероятность, что граф признает своего байстрюка?

— Трудно сказать. Вадим Дмитриевич, насколько я знаю, решительно настроен против, а приказать ему, сами понимаете, никто не может.

— А что за история с флотом?

— Вы и об этом слышали? Ну, тут все просто, он, как выяснилось еще и весьма недурно разбирается в гальванике, и даже что-то им починил однажды. Спохватись они чуть ранее, Будищева просто перевели бы в морское ведомство, но теперь он старший унтер-офицер и георгиевский кавалер, да еще и история с происхождением…

— А сам он что хочет?

— Господи, да кто же его будет спрашивать! Хотя, кое-кому такая блажь пришла, но ответ был столь удивителен, что я иногда даже сомневаюсь, не анекдот ли это.

— И что же он ответил?

— Он сказал, цитирую, что "в гробу видел обе эти перспективы", чем изрядно фраппировал окружающих!

— Не может быть! — засмеялся Барановский, но затем, отойдя в сторону, задумался. — "Гальванер, изобретатель, просто человек с неординарным мышлением, нет, такого самородка упускать нельзя!"

Дмитрий с тоской смотрел на мичмана Нилова и ругал себя последними словами. Сколько раз говорил он себе: — "язык твой — враг твой", — но все еще регулярно попадал в неловкие ситуации, ляпнув что-нибудь не подумав. Вот и теперь… впрочем, обо всем по порядку.

Нилов, как видно не оставивший мысли перетащить Будищева на флот, отсутствовал недели две, а затем снова появился в ставке цесаревича. История с предполагаемым бастардом рода Блудовых набирала все большую огласку, и дошла, наконец, и до великого князя Константина Николаевича. Генерал-Адмирал слыл человеком либеральных взглядов и оттого пользовался немалым авторитетом в кругах, кои принято называть прогрессивными. Решив, что этот случай весьма удобен для поддержания своего реноме, он приказал немедля наградить героя давно полагающимся ему знаком отличия военного ордена. К тому же, неведомо как, узнав об истории с нехваткой золотого креста, не стал скупиться и распорядился прислать Георгия первой степени. Цесаревич, мягко говоря, недолюбливавший августейшего дядю, услышав об этом, счел себя уязвленным и пообещал сжить военных чиновников со свету, если они не исправят немедля своей ошибки.

Таким образом, на груди Дмитрия в один день добавилось сразу два золотых креста, и он стал бантистом, то есть кавалером, имеющим полный бант знака отличия военного ордена. Надо сказать, что в этой войне он стал первым нижним чином, удостоенным подобной чести, что лишь добавило ему славы.

К тому же цесаревича очень обрадовало нежелание Будищева переходить в морское ведомство, которое наследник престола искренне считал рассадником политической заразы, тем паче, что высказано это было самым категоричным образом.

Нилов уныло пожал плечами, дескать, хозяин-барин, и с досадой заявил, что нужно отправить сообщение своему начальству, а телеграф не работает, поскольку от обильно выпавшего снега, оборвались провода. Надо сказать, что подобные неприятности случались часто в последнее время и доставляли немало неудобств. Так что несколько свободных в этот момент от несения караулов казаков и телеграфист, были немедленно посланы искать обрыв, чтобы как можно скорее восстановить связь.

Поиски были не слишком долгими, однако пока неисправность была найдена и устранена, люди изрядно продрогли и устали. Вернувшись, они доложили о результатах и отправились отдыхать. И вот тут полный георгиевский кавалер и совершил очередную оплошку.

— На такой случай надо радио иметь, — ляпнул он, и, видя по изумленным взглядам, что окружающие его не поняли, пояснил: — ну по беспроволочному телеграфу!

К несчастью эти его слова были услышаны сразу несколькими людьми, тут же ими заинтересовавшимися.

— Это как? — первым опомнился начальник телеграфа титулярный советник Валеев.

"Блин, походу его еще не изобрели" — растерянно подумал Дмитрий, однако деваться было некуда, и вслух спросил лишь: — У вас же мастерская есть?

— Почти наверняка, — с непроницаемым лицом отозвался Нилов.

А барановский просто промолчал, но по лицу его было видно, что он никуда не уйдет, пока не узнает о чем, собственно, речь. Мастерская у телеграфистов действительнобыла, и унтер, скрепя сердце, взялся за работу. Дело осложнялось тем, что он не слишком точно помнил схему искрового передатчика и детекторного приемника. Так, в школе проходили…. Первым делом он нашел небольшой обрезок доски, в который забил несколько гвоздей. Катушку намотал сам, считая витки, и закрепил ее между двумя гвоздями. Диода, разумеется, взять было неоткуда, так что пришлось обойтись кусочком графита, вынутого тут же из карандаша. Нилов и телеграфисты наблюдали за его манипуляции с недоверчивым видом, но, слава богу, пока не вмешивались.