Мозг и тело действовали отдельно. К несчастью, у мозга нет рук или ног. Я перекатился влево, прижав ее к матрасу собственным телом. Было совершенно понятно, что это не очередная игра. Сердце оглушительно билось в моей груди. Я ожидал увидеть в глазах Талиты удивление, испуг, отрицание, но вместо этого увидел то же, что и она читала в моих глазах. Для меня это было совершенно неожиданно, потрясающе, в прямом смысле этого слова, но она тоже хотела меня.

    Мне частенько приходилось замечать такие взгляды на себе. Но совсем одно дело глупые однолетки, фанатки, а тут Талита. Не давая ей опомниться, а себе передумать, я наклонился и поцеловал ее в шею. Она обхватила меня руками за спину, притянув к себе. Время словно перестало существовать, будто бы мы были потерпевшими крушение, нечаянно разбившие свои единственные часы.  Как знать, сколько времени прошло, если у тебя нечем его измерить? Три минуты? Пять? Сорок? День делится только на четыре отрезка: утро, день, вечер и ночь, а остальное - лишь самообман. Время делится на две части: когда тебе хорошо и когда плохо.

     Я уже чувствовал себя более уверено, начиная понимать, что и, главное, зачем делаю. Мои губы легко двигались по ее теплой коже, затем почувствовал ее руки на своем теле...

    В дверь кто-то позвонил. Я едва не подпрыгнул на метр. Мы ошарашено смотрели друг на друга, плохо соображая, что только что произошло. Она не двигалась, лежа подо мной. Мой мозг медленно оттаивал, я поднялся на руках и встал, Талита рывком села в кровати.

   - Дверь, - напомнила она непривычным, немного хрипловатым голосом.

    Я кивнул, не доверяя своему.

   - Ничего не было, - сказала она неуверенно, пытаясь убедить толи меня, толи себя.

    Я почувствовал себя, как ребенок, которому сказали, что из-за плохого поведения его лишат рождественского подарка. Родители частенько запугивают, но никогда не говорят этого всерьез. Она тоже это поняла. На моем лице промелькнула быстрая улыбка.

   - Дверь, - теперь уже я напомнил себе и вышел из комнаты.

    Странно, но больше никто не звонил. Словно его единственной целью было оторвать меня от Талиты. Впрочем, я давно перестал чему-либо удивляться в своей жизни.

    Я выглянул в глазок, но с другой стороны никого не было. Тогда я отворил дверь, пустив в дом холодный воздух и сильный порыв ветра, от которого заколыхались занавески. Я стоял на пороге в одних брюках, и мне сразу же стало холодно. Никого. Я посмотрел сначала вправо, влево и только потом догадался опустить голову вниз. Перед порогом лежал небольшой сверток, завернутый в красную подарочную бумагу. Я взял сверток в руки и закрыл за собой дверь. Посылка была почти невесомой. Помедлив несколько секунд, я взял на кухне нож и вскрыл пакет. Там лежал круглый амулет размером с половину моей ладони. Каменный. В центре его пересекал зигзаг-молния. Я почувствовал, как зашевелились волосы у меня на голове. Знакомый символ. Не символ даже, а предупреждение. Кроме амулета в свертке еще оказалась записка. Несколько слов, набросанных на клочке бумаги.

Как тебе новые возможности? Осваиваешься? Может, пора преступить к взрослым играм?

    Я знал от кого это послание. Они нашли меня. Иначе и быть не могло. Подчинившись какому-то странному желанию, я подошел к окну и выглянул, словно надеясь кого-то увидеть. Но возле дома и его окрестностей не было заметно ни одной живой души. Задвинул шторы, пугливо отступив вглубь дома. Рука сильно сжимала каменный амулет. В памяти всплыли сказанные кем-то случайные слова: «Теперь ты один из нас. Думаешь, тебе удастся смыться?».

    Немыслимо. Невозможно. Совершенно нелогично. Бредово, наконец.

   «И, тем не менее, правда» - ответил внутренний голос.

- 3

     Наше выступление только что закончилось. Я вытер рукой пот со лба, Кет ухмыльнулся мне, опрокидывая початую бутылку виски. Никогда не мог понять, как он может хлестать это пойло, да еще и в таком количестве. Парень, носивший женское имя Кет, и бывший по совместительству моим другом и членом моей группы, яростно зарычал, подошел к краю сцены и прыгнул. Толпа отозвалась радостным криком, подхватив его и тем спасши от падения с трехметровой высоты. Концерт окончен, теперь можно позволить себе все, что угодно, говорил всегда Кет, и я не мог не согласиться с ним. Ударник, Бред, и наш вокалист Гай, только обменялись понимающими взглядами, а я уже подошел к краю сцены, отдав Гейлу гитару.

    Улыбка до ушей, затуманенный от выпитого до начала концерта алкоголя взгляд, стремительный прыжок, и я уже в воздухе. Только мы с Кетом позволяем себе нечто подобное.  Пока толпа не вынесла меня снова на сцену, можно притвориться, что я лечу. Это так классно, зависнуть в воздухе, будто бы паришь где-то высоко в небе, а не здесь.

    Но вот мы снова впятером стоим на сцене.

   - Еще! Еще! Еще! - вопит толпа.

    Как можно отказать?  В моих руках вновь оказывается гитара, Гай подходит к стойке и снимает микрофон, Бред садится за любимую установку, в руках у Кета вторая электрогитара, а Гейл занимает место за клавишными. Я уже заранее знаю, что сейчас будет за песня, еще до того, как пальцы Гейла касаются клавиш синтезатора. Мы всегда заканчиваем именно этой песней. «Ода мечте» - наша визитная карточка.

    Барабанная дробь и несколько аккордов на гитаре прерывают легкие, спокойные звуки синтезатора. Мы здесь все-таки рок играем, а не классику. Всем старичкам и людям с неустойчивой психикой, просьба покинуть помещение. Гай вступает. У него очень мощный голос, хотя иногда вдруг становится хриплым. Я неслышно напеваю про себя. Не хочу хвастаться, но эту песню написал я. И слова, и музыку. «Ода» - мое главное достижение как автора песен, да и как музыканта тоже.

    Вот Гай замолкает, будто бы в самый неподходящий момент. Пора мне вступать. Мое соло. Кульминационный момент в песне. Я делаю шаг вперед, оказываясь в центре ослепляющего прожектора. Ничего не видно, но мне не привыкать. Играть я могу и вслепую, а слушателям сейчас не важно, смотрю я на них, или нет. Важно то, как я играю. В самом конце включаются и остальные. Гай последний раз повторяет припев, и зал поет вместе с нами.

   А затем зал кричит:

  - «Faint»! «Faint»! «Faint»![1]

  Бешеный адреналин переполняет меня, и я начинаю носиться по сцене, как сумасшедший.

   - «Faint»! «Faint»! «Faint»!

   Песня заканчивается, и отовсюду слышаться аплодисменты. Многие продолжают выкрикивать название нашей группы. И это нравится мне. Позволяет почувствовать, что людям действительно нравится то, что мы делаем.

   - Я не слышу вас, люди! - кричит Кет, подзадоривая публику.

   - «Faint»! «Faint»! «Faint»! -мне начинает казаться, что у меня сейчас лопнут барабанные перепонки.

  Гай кладет руку мне на плечо:

   - Угомони его, хватит уже.

 От Гая сильно пахнет алкоголем, сигаретами и, пожалуй, еще травкой.

   - Ты слышишь меня, Дэйв?

   - Хорошо.

     Я подхожу к Кету и, забросив здоровяка себе на спину, с трудом утаскиваю со сцены. Фанаты снова кричат. Когда я проделал это в первый раз, мне казалось, что у меня просто сломается позвоночник, но ничего плохого не произошло. Пусть с виду я скорее жилистый, чем накаченный, но все-таки не слабее восьмидесятикилограммового Кета.

   - Сегодня все прошло отлично, - Кет с тихим хлопком открыл очередную бутылку, уж не знаю, какую по счету.

   Бред окинул его изучающим взглядом:

   - Если ты опять наберешься, как в прошлый раз, я не буду тебя подвозить домой. Чувак, я до сих пор не могу проветрить свою тачку.

   - Что ж, тогда меня подвезет Дэйв.

   - Ага. Если, конечно, сам будет в состоянии вести машину, - усмехнулся Гай, смотря на меня своими странными зеленовато-карими глазами. Иногда они вспыхивали у него и горели в темноте, как у кота, а на свете наоборот вдруг становились бесцветными.

   - Да ладно тебе. Сегодня пятница. Можно и немного поразвлечься, - заявил Кет, отпивая.