– Все это я слышал слово в слово и, опасаясь как бы наш наставник не увлекся и не осквернил себя, принял свой первоначальный облик, поднял посох и стал наступать на чародейку. Тут она применила свои чары, выдохнула пламя и дым, скрывший всю беседку, а служанкам велела немедленно увести нашего наставника. Вращая своим трезубцем, она стала наседать на меня, и шаг за шагом мы очутились за воротами пещеры.

Ша-сэн внимательно слушал и от волнения кусал пальцы.

– Интересно, когда эта чертовка стала следить за нами и откуда ей известно, что с нами произошло несколько дней тому назад?

– Неужели, – вскричал Чжу Ба-цзе, – после этого мы будем сидеть сложа руки? Нужно сейчас же, несмотря на поздний час, отправиться к воротам и вызвать ее на бой. Будем кричать и биться всю ночь, чтобы она не знала ни минуты покоя, и помешаем ей завлечь нашего наставника.

– Я никуда не пойду, – простонал Сунь У-кун, – голова у меня разламывается.

– Не надо сейчас никуда ходить, – сказал тут Ша-сэн, – Сунь У-кун заболел и, кроме того, я уверен за нашего учителя. Он настолько чист и непорочен, что никакие женские соблазны не смутят его покой. Давайте расположимся на ночлег где-нибудь здесь, на склоне горы, где нет ветра. За ночь мы наберемся сил, а утром подумаем, что предпринять.

Трое монахов крепко привязали белого коня и, по очереди карауля свою поклажу, стали отдыхать. Здесь мы их пока оставим и вернемся к чародейке.

Чародейка пришла в радостное расположение духа и от недавней неистовой злобы не осталось и следа. Она позвала своих служанок:

– Ступайте и прикажите крепко-накрепко запереть все входы и выходы, – сказала она, а двум караульным велела зорко следить за тем, чтобы Сунь У-кун снова не пробрался в пещеру. – Как только услышите малейший шорох, так сейчас же поднимайте тревогу.

– Девушки! Приберите как следует опочивальню. Зажгите свечи и благовония, а после этого приведите нашего гостя – брата Танского императора. Я хочу провести с ним время в радостном свидании.

И вот из глубины пещеры служанки ввели Танского монаха.

Волшебница с чарующим видом взяла Сюань-цзана за руки.

– Мне часто приходилось слышать, – сказала она вкрад – чивым голосом, – что «не так дорого чистое золото, как дороги радость и покой». Я хочу позабавиться с тобой любовными утехами, словно мы с тобой муж и жена.

Танский монах до боли стиснул зубы и не промолвил ни слова. Ему не хотелось идти за чародейкой, но он опасался, что она загубит его своими чарами, и, дрожа от страха, последовал за ней в ее благоухающие покои.

Он шел в совершенной растерянности, робкими шагами, опустив голову. До того ли ему было, чтобы осмотреть убранство опочивальни, разглядеть ложе и постель, ознакомиться с роскошными нарядами, украшениями, шкатулками и гребешками?!

Он не слышал страстных, любовных речей волшебницы и вел себя как настоящий монах.

И в самом деле:

До самой глубокой ночи препирался Танский монах с чародейкой, не поддаваясь ее обольщениям. Но та не отступала, и всячески старалась завлечь Сюань-цзана. Наконец чародейка не выдержала и разозлилась.

– Служанки! принесите сюда веревки! – приказала она.

И вот бедного монаха, к которому чародейка воспылала любовью, скрутили веревками, словно хищного льва, а затем выволокли под веранду и оставили там. Вскоре огни в серебряных светильниках были погашены и все улеглись спать. О том, как прошла ночь, рассказывать нечего.

Когда петухи пропели в третий раз, Сунь У-кун, расположившийся на склоне горы, потянулся и обрадованно сказал:

– Голова у меня совсем не болит, – нисколечко, а ведь как мучился вчера! Зато теперь она почему-то стала чесаться.

Чжу Ба-цзе рассмеялся.

– Раз чешется, надо попросить чародейку еще разок стукнуть тебя. Что ты на это скажешь?