Всего не перескажешь, лучше завершим описание этой игры следующими стихами:

В мяч играли подкидной девы в дни луны весенней.
Благодатный ветер дул, девы – просто загляденье!
Лица, влажные от пота, что цветы в росе, – красивы,
Пыль на бровках их осела, как туман на ветках ивы.
Рукава одежды пышной пальцы тонкие скрывают,
Но расшитые подолы ножки дивные являют
Растрепался на ветру черных кос убор затейный…
Утомленные игрой, девы – просто загляденье!

Танский монах долго смотрел на играющих девушек, но в конце концов ему все же пришлось пройти по мосту и крикнуть:

– О милостивые девы! Я, бедный монах, оказался здесь по воле судьбы и прошу подать мне хоть сколько-нибудь еды на пропитание.

Девицы, услышав его просьбу, очень обрадовались. Те, что вышивали, побросали иголки и нитки; те, что играли в мяч, оставили его и веселой гурьбой, смеясь и забавляясь, побежали навстречу.

– Почтенный наставник! Прости, что не заметили тебя и не встретили как подобает! – наперебой щебетали они. – Заходи к нам! Мы не отпустим тебя, пока не накормим.

«Замечательно! Замечательно! – обрадовался в душе Танский монах. – Вот уж поистине здесь на Западе чувствуется, что попал во владения Будды. Даже трудно себе представить, до чего должны быть набожны здешние юноши и мужчины, если такие молоденькие девушки столь радушно принимают монахов?».

Наш почтенный наставник выступил вперед, поздоровался и последовал за девами. Пройдя через деревянную беседку, он осмотрелся и пришел в изумление. Оказывается, кругом никаких жилых строений не было и в помине, а виднелись одни только

Высокие горные кряжи,

Узловатые жилы отрогов…

Высокие горные кряжи
Вершинами туч достигали,
Узловатые жилы отрогов
До самого моря тянулись,
Уходили в туманные дали.
К мосту направляясь, дорога
Песчаной змеей изогнулась,
Любуется каменный мостик
Игрой прихотливой потока,
Его синевою глубокой
Деревья огромного роста
Красуются пышным цветеньем,
Цветы состязаются в красках,
А гости пернатые – в пенье.
Лиан кружевное плетенье,
Стеблей их крученые связки
Стволы обвивают красиво
И льнут к ним и стелятся льстиво…
Свой запах струят благовонный
Причудливые орхидеи,
В нарядах пятнистых, червонных,
Меж темными листьями рдея.
Прекрасная эта обитель
Пэндао красой превосходит
В ней истинной веры ревнитель
Приют себе верный находит.
С горой Тайхуаскою схожа
Гора эта высью и видом,
Здесь оборотня не потревожат
Ни схватки с врагами, ни битвы.
Поститесь, творите молитвы,
Дела свои тихо вершите,
Лихой вас сосед не увидит,
Никто вас ничем не обидит,
Живите себе как хотите!

Одна из девиц прошла вперед, распахнула настежь обе створки каменных ворот и предложила Танскому монаху войти внутрь. Сюань-цзану ничего не оставалось, как принять предложение и войти. С любопытством стал он разглядывать помещение. Все столы и скамьи были сделаны из камня. Отовсюду веяло холодом, словно в подземелье. На душе у Танского монаха вдруг стало тревожно. «Здесь все предвещает скорее несчастье, чем счастье», – подумал он про себя. Девицы тем временем продолжали весело щебетать и смеяться.

– Сядь, посиди с нами, почтенный наставник! – ласково предлагали они.

Танскому монаху было неловко отказаться, и он сел, но вскоре вздрогнул от неожиданности.

– Уважаемый наставник! Ты на какой горе обитаешь? и на что собираешь подаяние? На починку дорог и мостов или на постройку храмов и пагод? А может, на отливку изваяний Будды и печатание священных книг? Покажи нам, где у тебя ведется запись подаяний?

Девицы наперебой задавали Танскому монаху вопросы.

– Я вовсе не собираю подаяний на что-нибудь, – отвечал Танский монах.

– Так зачем же ты пришел сюда, если не за подаянием? – спросила самая бойкая девица.

– Я иду из восточных земель великого Танского государства, – с достоинством произнес Сюань-цзан, – на Запад в храм Раскатов грома за священными книгами. Путь мой как раз проходил через ваши места; я сильно проголодался, а потому и решил попросить у вас пищу и сейчас же отправлюсь дальше своей дорогой.

Девицы еще больше обрадовались.

– Вот хорошо! – кричали они в восторге. – Недаром говорится в пословице: «Монах из дальних стран лучше разбирается в священных книгах». Сестрички! Такого случая нам упускать нельзя! Давайте скорей готовить пищу.

Три девицы остались с Танским монахом и развлекали его разными разговорами и беседами о ниданах, а остальные четыре отправились на кухню, где, засучив рукава и подоткнув подолы, рьяно принялись за стряпню. Вы хотите знать, читатель, что они готовили? Оказывается, у них был заранее вытоплен человеческий жир, тушилось и жарилось человеческое мясо, причем пережаренные дочерна волокна были подделаны в виде жженой вермишели, а жареные мозги приготовлены как бобовый творог. Еду принесли на двух подносах и расставили на каменном столике.

– Почтенный наставник! Просим к столу, – пригласили девицы. – Впопыхах мы не сумели приготовить изысканных яств. Поешь пока этой простой пищи, чтобы утолить голод. А тем временем тебе приготовят еще!

Танский монах понюхал пищу и сразу почувствовал запах мяса. Он не осмелился взять в рот ни кусочка и, встав из-за стола, молитвенно сложил руки ладонями вместе.

– О добрые девы! – произнес он. – Вы простите меня, бедного монаха, но я всю жизнь питаюсь только постной пищей.

– Да ведь это же постная пища, – засмеялись девицы.

– Амитофо! – воскликнул Танский монах. – Стоит мне, монаху, съесть кусочек этой пищи, которую вы считаете постной, как сразу же придется отказаться даже от мысли отправиться на поклон к великому Будде за священными книгами.