Ни в коем случае не был мистер Проссер великим воином; он был всего лишь нервным, вечно озабоченным работником городского совета. Особенно он нервничал, когда в его работе что-то не ладилось.

Сегодня не ладилось следующее: ему поручили покончить с домом Артура Дента до окончания рабочего дня. Похоже, что именно это ему и не удастся.

— Встаньте, мистер Дент, — сказал он. — У вас все равно ничего не выйдет. Не будете же вы все время лежать перед бульдозером?! — Он пытался заставить свои глаза яростно сверкнуть, но они ему просто не желали подчиняться.

Артур повернулся в чавкающей грязи и отозвался: — Пари? Посмотрим, кто проржавеет раньше.

— Но вам же все равно придется подчиниться, — сказал мистер Проссер, схватив свою шапочку и нахлобучив ее поглубже. — Эту дорогу нужно построить, и ее построят!

— В первый раз слышу о какой-то дороге, — отозвался Артур. — А кому нужно ее строить?

Мистер Проссер погрозил ему пальцем, смутился, и убрал руку за спину.

— Как это — кому нужно ее строить? Это объезд. Такие дороги всем нужны.

Объезд — это устройство, благодаря которому люди из точки А мчатся в точку В в то время, как другие люди мчатся из точки В в точку А. Те, кто живут в точке С, как раз посередине, никак не могут взять в толк, что такого особенного в точке А, зачем столько народу из точки В так туда стремится, и что такого особенного в точке В, и зачем столько народу из точки А стремятся туда. Лучше всего было бы, думают они, если бы все вместе собрались и раз и навсегда решили, где же, черт побери, они хотят быть.

Мистер Проссер хотел быть в точке D. Точка D — не какое-то определенное место, а просто любая точка пространства как можно дальше от точек А, В и С. У мистера Проссера в точке D был бы симпатичный маленький домик со скрещенными топориками над дверью, и мистер Проссер захаживал бы вечерами в точку Е — ближайшую к точке D пивную. Жена мистера Проссера для украшения дома предпочитала, разумеется, плющ, но ему хотелось, чтобы были топоры. Он не знал почему — просто ему нравились топоры. Он покраснел, заметив, что бульдозеристы усмехаются.

Мистер Проссер переминался с ноги на ногу, но ждать было неудобно ни на той, ни на другой. Очевидно, кому-то в этой ситуации не хватало твердости, и он молил бога, чтобы это был не он.

— Вы имели право внести предложение или заявить протест в надлежащее время, — промямлил он.

— Надлежащее время! — завопил Артур. — Надлежащее время? Я первый раз услышал об это вчера, когда ко мне явился какой-то рабочий. Я спросил: «Вы пришли вымыть окна?» «Нет», — сказал он, «снести дом». Он, конечно, не сказал об этом сразу, нет. Сначала он протер пару стекол и взял с меня пять фунтов, а сказал уже потом.

— Но, мистер Дент, проект был выставлен в городской строительной конторе. Он там лежит уже 9 месяцев.

— Ну, разумеется. Как только я узнал, я бросился туда, вчера вечером. Не слишком вы старались, чтобы мы узнали об этом строительстве. Меня, во всяком случае, могли бы и предупредить.

— Но проект можно было посмотреть и в городском совете…

— Можно посмотреть!? Да мне пришлось лезть в подвал, чтоб его найти!

— Вся документация обычно там и хранится.

— И мне пришлось взять с собой фонарь!

— Наверно, там просто нет света.

— И лестницы тоже.

— Но вы все-таки нашли проект, так ведь?

— Нашел, — сказал Артур. — Конечно, нашел. Я нашел его на дне запертого шкафа в заколоченном сортире, на двери которого висела вывеска «Осторожно, леопард!»

Солнце скрылось за облаком, и на Артура Дента, который лежал в холодной грязи, опершись на локоть, легла тень. Тень легла на дом Артура Дента. Увидев это, мистер Проссер нахмурился.

— И дом-то вроде так себе, — сказал он.

— Извините, но мне он нравится. Так уж получилось.

— Объезд вам тоже понравится, — убеждал мистер Проссер.

— Замолчите, наконец, — огрызнулся Артур. — Замолчите и убирайтесь вместе со своим проклятым объездом. Ничего у вас не выйдет, вы и сами это понимаете.

Мистер Проссер открыл рот, потом закрыл его, потом сделал это еще раз и еще. Перед его глазами проносились необъяснимые, но до жути приятные видения: дом Артура Дента пожирало пламя, а сам Артур заходился криком на крыльце, пронзенный по меньшей мере тремя тяжелыми копьями. Подобные видения часто одолевали мистера Проссера и весьма беспокоили его. Секунду он колебался, но затем взял себя в руки.

— Мистер Дент, — воззвал он.

— Да? Что? — отозвался Артур.

— Информация к размышлению — для вас. Как вы думаете, что случится с этим бульдозером, если он случайно вас переедет?

— И что же с ним случится? — заинтересовался Артур.

— Ничего, — отрезал мистер Проссер и нервно зашагал прочь. Он не мог понять, почему перед глазами у него гарцевали сотни всадников, одетых в шкуры, и все что-то ему кричали.

По забавному совпадению, ничего — это все, что знал Артур Дент, который произошел от обезьяны, об одном из своих лучших друзей, который от обезьяны не происходил, а родился на маленькой планете в окрестностях Бетельгейзе, а не в Гилдфорде, как говорил обычно.

Артур Дент никогда в жизни не подозревал этого. Его друг прибыл на Землю лет пятнадцать назад — земных лет, разумеется, — и как мог, старался влиться в земное общество, что ему удалось, надо сказать, не без успеха. К примеру, все эти пятнадцать лет он притворялся безработным актером, что ни у кого не вызывало удивления.

Все-таки он сделал один промах, без которого, в принципе, можно было обойтись. Он решил не тратить много времени на подготовку, и, проанализировав все имеющиеся у него данные о Земле, взял себе имя Форд Префект, которое, как он считал, не привлечет к себе никакого внимания.

Он был высок, но не настолько, чтобы вызвать подозрение своим ростом; привлекателен, но не настолько, чтобы вызвать подозрение красотой. Свои волнистые рыжеватые волосы он зачесывал назад. Казалось, кожа на его лице тоже была оттянута с носа назад, словно после пластической операции. Что-то в нем было странное, но настолько неуловимое, что определить это было непросто. Может быть, он моргал недостаточно часто, поэтому, какой бы короткой ни была ваша беседа, ваши глаза невольно начинали слезиться — за него. Возможно, улыбался он чуть слишком широко, и собседникам казалось, что он вот-вот вцепится им в горло.

Большинство его земных друзей считали Форда странным, но безвредным пьянчужкой. Например, он часто заявлялся без приглашения на вечеринки в университет, здорово напивался и принимался высмеивать всех астрофизиков, каких мог найти, до тех пор, пока его не вышвыривали вон. А иногда им овладевала тоска, он обо всем забывал, и смотрел в небо, словно загипнотизированный, пока кто-нибудь не спрашивал, чем он занимается. Обычно он неловко вздрагивал, потом брал себя в руки, и на лице его появлялась улыбка.

— Да так, ищу летающие блюдца, — шутил он, и все смеялись, и спрашивали его, какие именно летающие блюдца он ищет.

— Зеленые! — ухмыляясь, отвечал он, а потом вдруг отделялся от компании, сворачивал в ближайший бар, и заказывал всем по двойной.

Такие вечера обычно плохо кончались. Форд упивался в дым, забивался в угол с какой-нибудь девицей и заплетающимся языком объяснял ей, что вообще-то цвет блюдца не имеет особого значения. Потом, ковыляя по ночным улицам, шатаясь и спотыкаясь, он расспрашивал встречных полисменов, как добраться до Бетельгейзе. Они отвечали ему примерно так: «Не кажется ли вам, сэр, что лучше пойти домой?»

— Пытаюсь, приятель, пытаюсь, — неизменно говорил Форд в этих случаях.

На самом деле, когда он, забыв обо всем, смотрел в небо, он искал любое летающее блюдце, какого бы цвета оно ни было. Он говорил «зеленые» потому, что форма торговых разведчиков Бетельгейзе была зеленого цвета.

Форд Префект отчаянно желал, чтобы хоть какое-нибудь летающее блюдце появилось поскорее, потому что пятнадцать лет — это очень долго, даже если застрянешь в месте получше, чем эта умопомрачительно тоскливая Земля. Форд хотел, чтобы летающее блюдце появилось поскорее — он знал, как подать сигнал, чтобы оно приземлилось и забрало его. Он знал, как увидеть все чудеса Вселенной меньше чем за 30 долларов в день.