КЛЕТЧАТЫЙ (шепотом): Тихо! Сидеть!
ФЕЛИКС (с отчаянием): С-слушайте! Какого дьявола? Наташа! Пал Палыч!
Наташа сидит на диване, уютно поджавши под себя ноги. Она подпиливает пилкой ногти.
НАТАША (ласково-наставительно): Феликс, милый, надо рассказать. Надо все рассказать, все до последнего.
ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: Да уж, Феликс Александрович, вы уж пожалуйста! Зачем вам лишние неприятности?
ФЕЛИКС (он сломлен, дрожащим голосом): Да-да, надо.
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Отвечать будете?
ФЕЛИКС: Да-да, обязательно…
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: О чем вы сговорились с Курдюковым?
Феликс не успевает ответить, да он и не знает, что отвечать.
Дверь в комнату распахивается, и на пороге объявляется Курдюков. Он в мокром пальто не по росту, из-под пальто виднеются больничные подштанники, на ногах — мокрые растоптанные тапки.
— Ага! — с фальшивым торжеством произносит он и вытирает рот тыльной стороной кулака, в котором зажата огромная стамеска. — Взяли гада? Хорошо! Молодцы. Но как же это вы без меня? Непорядок, непорядок, не по уставу! Апеллирую к вам, магистр! Не по уставу! Итак: кто ему рассказал про эликсир?
ИВАН ДАВЫДОВИЧ (вскакивая): Он знает про эликсир?
НАТАША (тоже подскочив): То есть как это?
ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: Что-что-что?
КЛЕТЧАТЫЙ: А что я вам говорил?
КУРДЮКОВ: Хе! Он не только про эликсир знает! Он мне намекал, что ему и про источник известно! Он мне и Крапивкин Яр называл, сукин сын!
Все взоры устремляются на Феликса.
ФЕЛИКС (бормочет, запинаясь): Ты что Курдюков? Какой еще эликсир? Крапивкин Яр — знаю, а эликсир… Какой эликсир?
Курдюков наклоняется к нему, уперев руки в боки:
— А Крапивкин Яр, значит, знаешь?
ФЕЛИКС: З-знаю… Кто же его не знает?
КУРДЮКОВ: Ладно, ладно! «Кто ж его не знает…» А что ты мне про Крапивкин Яр намекал давеча? Помнишь?
ФЕЛИКС: Про Крапивкин Яр? Когда?
КУРДЮКОВ: А сегодня! В больнице! «Вот поправишься, Костенька, и пойдем мы с тобой прогуляться в Крапивкин Яр…» У меня глаза на лоб полезли! Откуда? Как узнал? Я тебя предупреждал давеча? «Молчи! Ни единого слова! Никому!» Говорил я тебе или нет?
ФЕЛИКС: Ну говорил! Так ведь ты про что говорил? Ты же ведь…
КУРДЮКОВ: А! Признаешь! Правильно? А раз признаешь — не надо запираться! Честно признайся: кто тебе рассказал? Наташка? В постельке небось рассказала? Расслабилась?
Он оглядывается на Наташу и шарахается, заслоняясь кулаком со стамеской: Наташа надвигается на него неслышным кошачьим шагом, слегка пригнувшись, с хищно шевелящимися пальцами, норовящими выцарапать глаза.
НАТАША (яростно шипит): Ах ты, паскуда противная, душа гадкая, грязная, ты что же это хочешь сказать, пасть твоя черная, немытая?
КУРДЮКОВ (визжит): Я ничего не хочу сказать! Магистр, это гипотеза! Защитите меня!
Наташа вдруг останавливается, поворачивается к Ивану Давыдовичу и спокойно произносит:
— Все ясно. Этот патологический трус сам же все и разболтал. Обожрался тухлятиной, вообразил, что подыхает, и со страху все разболтал первому встречному…
КУРДЮКОВ: Вранье! Первый был доктор из «скорой помощи»! А потом санитары! А уж только потом…
НАТАША: Ты им все разболтал, гнида?
КУРДЮКОВ: Никому! Ничего! Он уже и так все знал!
Клетчатый, оставив Феликса, начинает бочком-бочком придвигаться к Курдюкову. Заметив это, Курдюков валится на колени перед Иваном Давыдовичем.
КУРДЮКОВ: Магистр! Не велите ему! Я все расскажу! Только попросил съездить его к вам… Назвал вас, виноват. Страшно мне было очень… Но он и так уже все знал! Улыбнулся этак зловеще и говорит: «Как же, знаю, знаю магистра…»
ФЕЛИКС: Что ты несешь? Опомнись!
КУРДЮКОВ: «Поеду, говорит, так и быть, поеду, но вечерком мы еще с тобой поговорим!» Я хотел броситься, я хотел предупредить, но меня промывали, я лежал пластом…
ФЕЛИКС: Товарищи, он все врет. Я не понимаю, чего ему от меня надо, но он все врет…
КУРДЮКОВ: А вечером он уже не скрывался! Поймите меня правильно, я волнуюсь, я не могу сейчас припомнить его речей в точности, но про все он мне рассказал специально, чтобы доказать свою осведомленность…
ФЕЛИКС: Врет.
КУРДЮКОВ: …Чтобы доказать свою осведомленность и склонить меня к измене! Он сказал, что нас пятеро, что мы бессмертные…
ФЕЛИКС: Врет.
КУРДЮКОВ (заунывно, словно бы пародируя): «В Крапивкином Яре за шестью каменными столбами под белой звездой укрыта пещера, и в той пещере эликсира источник, точащий капли бессмертия в каменный стакан…»
ФЕЛИКС: Впервые эту чепуху слышу. Он просто с ума сошел.
КУРДЮКОВ (воздевши палец): «Лишь пять ложек эликсира набирается за три года, и пятерых они делают бессмертными…»
ФЕЛИКС: Он же из больницы сбежал, вы видите…
КУРДЮКОВ (обычным голосом): Он вас назвал, магистр. И Наташечку. И вас, князь. А пятого, говорит, я до сих пор не знаю…
Все смотрят на Феликса.
ФЕЛИКС (пытаясь держать себя в руках): Для меня все это — сплошная галиматья. Горячечный бред. Ничего я этого не знаю, не понимаю и говорить об этом просто не мог.
Все молчат.
Феликс встает, и на него сзади наскакивает Курдюков. Он обхватывает Феликса левой рукой за лицо, чтобы зажать рот, а правой с силой бьет стамеской в спину снизу вверх. Стамеска тупая, рука у Курдюкова соскальзывает, и ни какого убийства не получается. Феликс лягает Курдюкова ногой, тот отлетает на Ивана Давыдовича, и оба они вместе с креслом рушатся на пол.
ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ (насмешливо): Развоевались!…
НАТАША (она уже возлежит на диване): Шляпа. И всегда он был шляпой, сколько я его помню…
ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: Но соображает быстро, согласитесь…
Иван Давыдович, наконец, поднимается, брезгливо вытирая ладони о бока, а Курдюков остается на полу — лежит скорчившись, обхватив руками голову.
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Господа, так все-таки нельзя. Так мы весь дом разбудим. Я попрошу, господа…
ФЕЛИКС (дрожащим голосом): Слушайте, а может, хватит на сегодня? Может, вы завтра зайдете? Ведь, ей-богу, дождемся, что кто-нибудь милицию вызовет…
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Сядьте. Сядьте, я вам говорю!… (Пауза). Вот что, господа. Ситуация переменилась. Я бы сказал, она усложнилась. Я, господа, прошу вас основательно усвоить, что сегодня нам ничего здесь делать нельзя. (Он принимается собирать обратно в саквояж свои медицинские причиндалы). Если мы оставим здесь труп, милиция разыщет нас очень быстро. Это понятно?
