Только когда мы в полном составе подошли к нему, он соблаговолил последовать за нами к Охотничьей акации. Это внезапное проявление независимости удивило меня: ему ведь было всего-навсего восемь с половиной месяцев, и в таком раннем возрасте расставаться с матерью, да еще когда хочется есть… А он был ужасно голодный — стоило посмотреть, как он набросился на мясо!
В лагере Сомба вела себя за едой, как хорошая девочка, а тут вдруг снова вспомнила все кровожадные приемы защиты добычи и стала бросаться на меня с такой яростью, что, пока семейство обедало, я не смела пошевельнуться. Но вот наконец даже Сомба не могла проглотить больше ни кусочка мяса и пошла вместе со всеми под колючий куст, который виднелся поблизости, чтобы поспать после сытного обеда. По пути туда Сомба наткнулась на Локаля и Стенли — они преспокойно сидели на траве.
Я сделала им знак, чтобы они сидели, не двигаясь, а Сомба тем временем кружила совсем рядом и нахально обнюхивала их головы. Да, положение было не из приятных — стоило кому-нибудь из мужчин сделать неверное движение, и это могло плохо кончиться, но они оба смотрели прямо в глаза Сомбе и не проявляли ни малейшего страха, как бы близко она ни подходила. Наконец она, видимо, удовлетворила свое любопытство и отправилась подремать.
К вечеру семейство опять явилось в лагерь. Я протянула малышам тазик с молоком, и Сомбу опять было не узнать — я даже отняла его у нее из-под носа, чтобы молоко досталось и остальным. И вот, как только я наклонилась, чтобы взять корзину с мясом и подвесить на дерево, Сомба изо всех сил ударила меня когтями по голове. Просто счастье, что на мне был пробковый шлем, а то она сняла бы с меня скальп. Долго еще она подстерегала каждое наше движение, мы даже не могли покормить гепардов, потому что она тут же бросалась на нас. Наконец она сунула голову в тазик с молоком, а мы воспользовались этой минутой и быстро схватили мясо. Только когда Сомба поняла, что никто не собирается украсть у нее ее долю мяса, она опомнилась. Порой Сомба вела себя, как настоящая маленькая разбойница, но подчас она умиляла нас: стараясь разобраться в своих противоречивых побуждениях, она непременно бросалась на всех, кто осмеливался двигаться, когда она ела мясо на «своей территории», но когда она обедала в лагере, мы не замечали ни малейшего намека на враждебность. Она явно отличала еду на свободе от еды в лагере, и я подумала: наверное, она чувствует, что в жилище людей она не у себя дома. Но какие бы «соображения» на этот счет у нее ни были, мое решение оставалось неизменным: держать семейство подальше от лагеря, чтобы малыши не привыкали к людям, за исключением тех случаев, когда этого никак нельзя избежать.
В последнее время я записала на магнитофон разные звуки, издаваемые гепардами. Большинство из них поразительно походило на чириканье птиц.
Особенно похоже на птичьи крики было металлическое щебетание. Когда я разыскивала гепардов, то нередко ошибалась, принимая птичье чириканье за «щебетание» маленьких гепардов. Я много раз проигрывала гепардам свои записи, но их собственный визг в драке за еду, чириканье или мурлыканье оставляли их совершенно равнодушными; однако сегодня, когда я дала им послушать свирепое рычание, которое записала накануне, они тут же удрали. Почти также реагировала на записи и Эльса со львятами: они не обращали внимания на записи собственных голосов, но как только узнавали рычание своего смертельного врага — Свирепой львицы, мгновенно мчались прочь.
Джордж в это время воспитывал маленькую львицу, брата которой загрыз леопард. Они родились у одной из львиц, выпущенных Джорджем на свободу, и та была образцовой матерью, но после трагедии потеряла всякий интерес к оставшемуся в живых львенку. Джордж встретил маленькую львицу, голодную и неприкаянную; она обязательно погибла бы, если бы он не взял ее к себе. Он назвал львенка Сэнди и поместил у себя в лагере. Сэнди была совсем дикой и необщительной — она встречала в штыки все наши попытки подружиться с ней. Когда к ней подходили, она перебегала из одного укрытия в другое, а когда Джордж протягивал ей еду, встречала его рычанием и шипением. Я старалась как можно чаще выбрать свободную минуту, чтобы помочь ее кормить. Заползая под кровати и под машины, играя с ней в прятки среди баков с бензином, прокрадываясь сквозь кукурузу, посаженную поваром Джорджа возле кухонного навеса, я упорно протягивала ей миску с молоком и кусок мяса. Постепенно мне удалось завоевать ее доверие — она даже разрешала иногда вытащить у нее одного-другого клеща, но приходилось следить за собой, чтобы не напугать ее излишней фамильярностью. Сэнди радовалась и забывала о страхе только тогда, когда слышала вдалеке львиное рычание или когда в лагерь заходил один из львов Джорджа. Тут она начинала носиться взад-вперед вдоль решетки и звала, звала своих, пытаясь просунуть лапку сквозь решетку, чтобы дотянуться до сородича.
Но было бы недопустимым риском пустить ее в прайд, пока она достаточно не подрастет, чтобы поспевать за взрослыми. Мать, увидев Сэнди за решеткой, не обратила на нее особого внимания, но и враждебности тоже не проявила. Поэтому через несколько недель Джордж решил выпустить Сэнди из вольера в присутствии матери — он надеялся, что они узнают друг друга и снова будут вместе. Как только дверь отворилась, Сэнди со всех ног бросилась к матери, но ее встретили не лаской, а свирепым укусом. Бедный маленький зверь — она уползла и спряталась в густой траве за лагерем, так что Джордж еле-еле отыскал ее и опять привел в вольер. Теперь ей нужно было лечиться не только от укуса, но и от травмы — ведь ее прогнала собственная мать. У меня сердце разрывалось, когда я видела, как она следит за матерью из-за решетки, притихнув, не трогаясь с места — она уже никогда не радовалась, как раньше. Но не подумайте, что Сэнди смирилась с неволей. Вскоре две львицы из прайда Джорджа стали ею интересоваться, и как чудесно было видеть, что эта дружба крепнет день ото дня, невзирая на разделявшую их решетку.
Наконец Сэнди взяла свою судьбу в собственные лапы и совершила побег — к вольной жизни и к своим друзьям.
Это упорное нежелание Сэнди превращаться в ручное существо и то, как относились к моему лагерю дети Пиппы, позволяют мне утверждать, что мы можем спасти от вымирания и львов, и гепардов — надо выращивать молодых животных в естественных условиях до тех пор, пока они не станут взрослыми и у них не появятся дикие детеныши.
А тем временем Сомба стала даже более дикой, чем мне хотелось бы, и однажды выплеснула весь тазик с молоком прямо мне в лицо. Она была полна неистовой злобы, и порой я боялась, что она не совсем нормальна.
Все почему-то думают, что гепарды робки и неопасны по сравнению со львами и леопардами; это верно только отчасти — гепарды никогда не становятся людоедами, но если их разозлить, они очень опасны. Я сама оказалась свидетельницей одного несчастного случая, когда ездила в ущелье Олдувай в Серенгети. Выезжая из ущелья, мы увидели старика-масаи — он поддерживал мальчика, который был весь в крови и едва мог двигаться. С трудом разбирая возбужденный и сбивчивый рассказ старика, мы выслушали довольно жуткую историю. Молодой пастух вдруг увидел, что гепард подкрадывается к одной из его коз. Он бросился защищать своих подопечных и метнул в гепарда копье, но промахнулся и остался безоружным как раз в момент, когда гепард напал на него.
Мальчик вытащил нож и несколько раз ударил гепарда, а тот терзал его все сильнее. Нож застрял в теле зверя, и он бросился бежать, оставляя кровавый след. Услышав крики мальчика, старый масаи кинулся на помощь.
Он успел заметить, как гепард скрылся в глубине зарослей. Мы отвезли мальчика в лагерь Олдувай, там ему промыли и перевязали раны, а потом отправили в больницу. Конечно, мне очень хотелось узнать, что произошло с гепардом, и я поехала обратно. Там уже собрались несколько масаи — они прочесывали заросли с копьями наперевес и кидали в самую чащу камни, чтобы выгнать гепарда. Люди попросили у меня спичек, чтобы поджечь кустарник, но я сказала им, что не курю и поэтому спичек у меня с собой нет. Впрочем, это их не смутило, и они принялись добывать огонь древним способом — трением палочки о кусок сухого дерева. Пока они были поглощены этим занятием, я обошла густой кустарник кругом и с радостью заметила, что нигде поблизости нет ни одного следа гепарда.
