Запахом труднее всего солгать.

Мёрфи и я начали в середине утра и принялись методически прочёсывать ярмарку. Это заняло весь день. Государственная Ярмарка — не рядовой случай.

— Проклятье, — сказала она. — Мы пробыли тут весь день. Ты уверен, что ничего не унюхал?

— Ничего из того, что мы ищем, — ответил я. — Я боялся этого.

— Чего?

— По большей части, магия вроде этой — сложная, долговременная, тонкая, тёмная — не процветает на солнечном свету, — я поглядел на удлиняющиеся тени. — Дай ещё полчаса и мы попробуем снова.

Мёрфи нахмурилась.

— Кажется, ты всегда говорил, что магия не бывает доброй или злой.

— Не для солнечного света.

Мёрфи выдохнула с явным неудовольствием.

— Ты мог бы упомянуть об этом раньше.

— Не попробуешь — не узнаешь, — сказал я. — Думай об этом так: возможно, мы просто смотрим не в том месте.

Она вздохнула снова и искоса осмотрела ближайшие вагончики с едой и стенды с товарами.

— Тьфу. Думаешь, здесь есть что-нибудь, что не заставит мои джинсы треснуть по швам?

Я просиял.

— Вероятно, нет. Как насчёт хот-дога и масляного пирога?

— Ублюдок, — рыкнула Мёрфи. И добавила, — Окей.

На полпути через мой второй хот-дог я понял, что за нами кто-то следует.

Я удержал себя от реакции, откусил ещё и сказал:

— Возможно, это, наконец-то, верное место.

Мёрфи нашла место, где продавали индюшачьи ножки. Она срезала мясо с кости на бумажную тарелку и ела его пластиковой вилкой. Она не прекратила жевать и не подняла взгляд.

— Что случилось?

— Парень в тёмно-бордовой футболке и коричневых камуфляжных брюках, около двадцати футов от твоего правого плеча. Я видел его сегодня ещё минимум дважды.

— Это не значит, что он ходит за нами.

— Он был занят ничегонеделанием все три раза.

Мёрфи кивнула.

— Пять футов восемь дюймов или около того, длинные волосы? Маленькая бородка полоской? [61]

— Ага.

— Он сидел на скамье, когда я вышла из туалета, — сказала Мёрфи. — И бездельничал.

Она пожала плечами и вернулась к еде.

— Как хочешь сыграть?

— Тут примерно дохрена людей, Гарри, — она понизила голос и убрала всякий намёк на носовые звуки. — Предлагаешь мне бить его, пока он не заговорит?

Я заворчал и прикончил свой хот-дог.

— Необязательно что-то делать. Возможно, он свалится на тебя.

Мёрфи фыркнула.

— Возможно, он свалится на тебя.

Я прикрыл рукой отрыжку и дотянулся до своего масляного пирога.

— Кто мог бы его обвинить, — я сделал укус и кивнул. — Хорошо. Тогда посмотрим, что будет.

Мёрфи кивнула и потянула свою диет-колу.

— Уилл говорит, вы с Анастасией расстались какое-то время назад.

— Уилл слишком много говорит, — мрачно сказал я.

Она чуть отвела взгляд.

— Он твой друг. Он беспокоится о тебе.

Я мгновение изучал её непроницаемое лицо, а затем кивнул.

— Ладно, — сказал я, — передай Уиллу, что ему не стоит волноваться. Было хреново. Теперь стало получше. Я в порядке. Ничего такого и так далее, — я сделал паузу, чтобы откусить ещё пирога и спросил. — Как Кинкейд?

— Как и всегда, — сказала Мёрфи.

— Когда тебе несколько сотен лет, становишься немного постоянен.

Она покачала головой.

— Он таков. Он был бы таким, даже будь ему двадцать. Он идёт по своей дороге и не позволяет никому себе мешать. Как…

Она остановилась прежде, чем договорила, на кого похож Кинкейд. Она доела свою индюшачью ножку.

По ярмарке прошла дрожь, задевшая мои чародейские чувства. Закат. Сумерки ещё будут продолжаться какое-то время, но свет, остававшийся на небе, больше не будет сдерживать существ ночи.

Мёрфи глянула на меня, ощутив изменения в моём уровне напряжённости. Она допила свой напиток, в то время как я отправил последний кусочек пирога в рот и мы вместе поднялись.

Небо на западе всё ещё было немного оранжевым, когда я наконец ощутил работающую магию.

Мы были недалеко от карнавала, секции ярмарки, полной резко освещённых конных дорожек, азартных игр тяжёлого направления и разнообразных дёшевых аттракционов. Тут было полно воплей, возбуждённых детишек, родителей с истощённым терпением и порабощённых модой подростков. Музыка оловянно звенела и ревела. Вспыхивали и танцевали огни. Зазывалы блеяли льстиво, поощрительно и соболезнующе примерно в одинаковых пропорциях.

Мы дрейфовали сквозь весёлый хаос, наш тёмно-бордово-рубашечный хвост двигался следом примерно в десяти-двенадцати футах. Я шёл с полузакрытыми глазами, уделяя своему зрению внимания не больше, чем ищейка, вставшая на след. Мёрфи оставалась рядом, выражая спокойствие, её голубые глаза высматривали физическую опасность.

Затем я ощутил это — дрожь в воздухе, заметную не более, чем затихающий гул от мягко тронутой гитарной струны. Я отметил его направление и прошёл ещё несколько шагов, прежде чем проверить снова, в попытке триангулировать источник возмущения. Я получил приблизительное указание на него где-то через минуту и понял, что остановился и смотрю.

— Гарри? — спросила Мёрфи. — Что такое?

— Что-то вон там, — сказал я, кивнув в сторону мидвея. [62] — Сигнал слабый. Но что-то есть.

Мёрфи резко вдохнула.

— Это должно быть оно. Там наш хвост.

Нам не требовалось принимать совместное решение. Если хвост принадлежал кому-то, кто был за ним, мы не могли позволить ему уйти, чтобы предупредить преступника — и имелся превосходный шанс, что наш внезапный приятель в бордовом в результате приведёт нас к чему-то интересному.

Мы развернулись и пустились в погоню.

Пробежка по открытому пространству — это одно. Движение сквозь карнавальную толпу — нечто иное. Вы не можете бежать, если только не хотите постоянно падать и привлекать кучу внимания. Вам приходится спешить, перескакивая от одной группы людей к другой, не имея шансов по-настоящему надавить на газ. Опасность такой погони заключается не в том, что жертва может опередить вас, а в том, что вы потеряете её в толпе.

У меня было большое преимущество. Я чертовски высокий. Я мог видеть всё и заметить мистера Бордового, прокладывающего себе путь сквозь толпу. Я двинул за ним, а Мёрфи — за мной.

Я находился в паре длинных шагов от Бордового, но был остановлен стайкой старшеклассников в шапках Храмовиков. [63] Он притормозил одновременно со мной, находясь на открытом участке земли за Храмовиками, и пока я сквозь них пробирался, я успел заметить, как Бордовый отдаёт билеты карнавальщику. Он запрыгнул на платформу, влез в маленький автомобильчик и исчез в недрах аттракциона.

— Проклятье! — сказала Мёрфи, переводя дух. — И что теперь?

За аттракционом, объявленным как Туннель Ужаса, было пустое место, образованное кругом из нескольких таких же игр и заездов. Там спрятаться никто не мог.

— Ты заходишь сзади. Я слежу спереди. Кто его увидит — пусть кричит.

— Принято, — Мёрфи поспешно направилась вокруг Туннеля Ужаса. Нахмурившись, она обозрела невысокий пластиковый барьер с предупреждением «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА», потом проигнорировала его и двинулась дальше.

— Анархистка, — пробормотал я, и принялся ждать Бордового.

Он не появился.

Маленький автомобильчик медленно, со скрипом выполз с противоположной стороны платформы. Карнавальщик, старик с лохматой белой бородой, ничего не заметил — он дремал на своём стуле.

Мёрфи вернулась несколько секунд спустя.

— Сзади есть две двери, — сообщила она. — Обе перекрыты цепями и заперты снаружи. Там он выйти не мог.

Я вдохнул и кивнул на пустую машину.

— Здесь его тоже нет. Слушай, мы не можем просто стоять тут. Возможно, он пробежал сквозь туннель или вроде того. Мы узнаем, если он внутри.

— Пойду выкурю его наружу, — сказала она. — Подберёшь его, когда он покажется.