Некоторое время оставалась неопределенной судьба основных источников электроэнергии лунных кораблей. Очень энергично началась «раскрутка» варианта питания на топливных элементах или электрохимических генераторах. Первый свой вариант предложил Лидоренко (ВНИИИТ).
У нас в ОКБ-1, ввиду сложности проблемы кислородно-водородного обеспечения, курирование этих заказов и разработка пневмогидравлической системы были поручены опытному в криогенной технике и гидроавтоматике коллективу, который возглавлял Виктор Овчинников. По ходу работ сменились три фирмы – разработчики ЭХГ, пока окончательно и блестяще эта проблема не была решена одним из уральских предприятий атомной промышленности.
Только в феврале 1965 года ВПК поручает министерствам разработать и согласовать план создания лунной системы Л3. На эскизный проект в целом был установлен срок – август 1965 года. Что касается плана-графика разработки и изготовления комплекса Л3, то он не был утвержден ВПК ни в 1965 году, ни в 1966 году.
В отличие от обычных планов, в которых выпуск проектной документации предшествовал выпуску рабочей документации, в проекте плана-графика создания Н1-Л3 разработка эскизного проекта системы Н1-Л3 в целом предусматривалась в августе 1965 года, а разработка рабочей документации в период апрель – июнь 1965 года. Имелось в виду, что мы разработаем и выдадим своим конструкторам и смежным организациям исходные данные еще до выпуска многотомного эскизного проекта. Срок изготовления экспериментальных установок, первых образцов систем и макетно-технологического образца ракеты-носителя – второй квартал 1966 года. На экспериментальную отработку двигателей, новых блоков, систем и кораблей отводили «весь 1966 год». ЛКИ комплекса Н1-Л3 в графике также значились в 1966 году.
В аппарате ВПК работали разумные люди. Они отлично понимали, что в представленном плане-графике много «липовых» сроков, и, не желая подводить свое начальство, они не спешили представлять планы-графики на утверждение.
В течение всего 1965 года мне чаще обычного приходилось встречаться с Пилюгиным, его заместителями и ведущими специалистами. НИИАП с опережением по сравнению с другими разрабатывал систему управления ракетой-носителем Н1. Для них, впрочем как и для многих других участников, разработка была уникальной. Пилюгин потребовал от своих разработчиков, чтобы, невзирая на «истерику» ОКБ-1 по поводу весов, основным критерием при создании системы была надежность. Все, что только возможно, затроировать!
В троированную систему управления полетом Н1 входили три гиростабилизированные платформы, девять вместо трех акселерометров продольных ускорений и 18 акселерометров нормальной и боковой стабилизации (НС-БС), три БЦВМ с примыкающими к ним периферийными устройствами и преобразователями код-аналог и обратно аналог-код. Все командно-измерительные схемы работали по принципу голосования «два из трех». Вследствие тяжелейших вибрационно-акустических и температурных нагрузок, ожидаемых в районе двигательных установок носителя, автоматика управления каждым двигателем дополнительно дублировалась. При этом дублировалась вся кабельная сеть, кроме того, наиболее ответственные узлы схемы имели еще и поэлементное дублирование. Общее число приборов, разрабатываемых только НИИАПом, перевалило за 200, а масса кабельной сети по разным данным колебалась от 3 до 5 тонн. Пилюгин любил похвастать масштабами работ по системе управления ракетой-носителем:
– Все это мы должны изготовить почти одновременно – для своего комплексного стенда, для типовых испытаний, для первой технологической ракеты и для первой летной. За год я должен изготовить только для Н1 (не считая всех других заказов) более 2000 новых приборов. Мой завод на это не способен. А другие не возьмутся, потому что еще нет отработанной документации. Но я шуметь по этому поводу первый не буду. Не мы будем последними. Посмотрим, как вы с новыми двигателями уложитесь в сроки и кто быстрее свою часть отработает по надежности.
Это были разговоры по ракете-носителю. А предстояло еще втиснуть конструкторам и производству как можно скорее изготовление аппаратуры на лунные корабли. В 1965 году, как любил говорить директор нашего завода Роман Турков, «тут еще и конь не валялся».
Когда Пилюгина захватывала какая-либо новая идея, он мог рассказывать о ней очень увлекательно и долго, не считаясь с тем, что мы приехали с жесткой задачей согласовать десятки технических решений.
– Платформы Вити Кузнецова по весу и габаритам нас всех тянут ко дну!
Пилюгин позвонил, чтобы ему принесли «последний писк» гироскопической техники – поплавковый датчик угловой скорости.
– Вот, смотрите, мы сделали все на поплавках и по габаритам и по весу выиграли в два раза.
Действительно, в период 1965-1967 годов НИИАП начал самостоятельно разрабатывать и изготавливать гиростабилизированные платформы и акселерометры – чувствительные приборы для измерения ускорений. Несмотря на постановление правительства, по инициативе Пилюгина на Н1, а затем и на Л3 устанавливались гироплатформы НИИАПа, а не кузнецовского НИИ-944.
Это подлило масла в огонь разногласий по техническим проблемам между Пилюгиным и Кузнецовым.
Мне и моим товарищам требовалось соблюдать строгий «доброжелательный» нейтралитет. Гироскопические приборы Кузнецова не только стояли на всех наших предыдущих ракетах и космических аппаратах, но были уже разработаны для новых кораблей – «Союзов».
Во второй половине 1965 года я с товарищами почти каждую неделю посещал НИИАП для согласования десятков технических вопросов.
Распивая чай с сухариками в кабинете Пилюгина, мы приходили к непротоколируемому выводу, что если будут двигатели, то носитель пустить в 1968 году еще кое-как можно, но корабли ЛОК и ЛК – ну никак!
Разговоры снова возвращались к объему производственных работ, загрузке заводов. Часто уезжали от гостеприимного Николая Алексеевича так и не договорившись, но с обещаниями обеих сторон «еще неделю подумать, а потом созвониться».
В понедельник 20 декабря 1965 года Пилюгин позвонил мне по «кремлевке»:
– Борис! Приезжай, есть о чем поговорить. Келдыш меня допрашивал по весам Л3. Ему кто-то наговорил, что дефицит больше, чем вы с Бушуевым докладываете. Он хочет разобраться и на среду назначает заседание экспертной комиссии. Я звонил Сергею, он сказал, что ты будешь докладывать распределение работ, а заодно «между прочим» и о весах. Я доложу только по своей части. О сроках говорить не буду. Это не то место.
Президента Академии наук Келдыша Никита Хрущев, а после него Леонид Брежнев считали самым компетентным и объективным ученым, стоящим над ведомственными интересами и личными амбициями. Авторитет Келдыша был столь велик, что ему поручали руководство экспертными комиссиями в диапазоне от выбора системы боевых ракет до мероприятий по спасению Байкала.
Как председатель различных экспертных комиссий по ракетно-космической технике и межведомственного совета по космическим исследованиям, он вынужден был проводить по этой тематике множество закрытых заседаний, а как президент академии – открытых пресс-конференций. Основным рабочим местом Келдыша был президентский кабинет в дворцовом здании президиума Академии наук на Ленинском проспекте, дом 14. Однако совещания по ракетно-космической тематике Келдыш проводил в небольшом кабинете директора Института прикладной математики на Миусской площади. Этот институт был строго «режимным». В его стенах можно было говорить о работах совершенно секретных. В здании президиума академии это запрещалось еще и потому, что оно посещалось иностранными учеными, зарубежными делегациями и прессой. На Миусскую площадь Келдыш приезжал во второй половине дня, проведя первую, очень трудную и хлопотливую, в Академии наук на Ленинском проспекте.
На этот раз он собрал заседание экспертной комиссии, о котором Королев предупреждал меня еще год назад, когда требовал: «Отдай мне 800 килограммов».
Мы с Бушуевым и Раушенбахом приехали чуть раньше назначенных трех часов, и я пришпилил к доске плакат с текстом распределения работ по Л3. Открывая заседание экспертной комиссии, Келдыш сказал: «Королев уполномочил Бориса Евсеевича сделать доклад о распределении работ и состоянии разработок по системам Л3. Основной вопрос, который всех нас беспокоит, – это состояние с весами. Я прошу в докладе сказать, что творится на самом деле по последним расчетам».
